— Н-не м-мог-гу, р-руки не слуш-шаются, — стучит она зубами и, сдавленно выдохнув, зарывается холодным носом мне в шею.

Мда-а, похоже, моя замерзшая капустка так и не успела хоть чуточку согреться.

— Придется, Шурик, постараться, если не хочешь стать ледяным украшением у меня во дворе.

Она протестующе мотает головой, но кое-как мне все-таки удается расцепить ее руки и слезть со снегохода. Подхватываю обледеневшую снегурку на руки и спешу в дом, поближе к камину. Хорошо, что он электрический, и не нужно возиться с дровами. Усаживаю бывшую жену на диван и придвигаю большое кресло поближе к огню, после чего снова разворачиваюсь к ней.

Саша вся скукожилась и усиленно кутается в куртку, очень напоминая сейчас взъерошенного воробушка на ветке, но дрожит уже немного меньше.

— Давай-ка мы с тобой разденемся и погреемся у камина.

Поежившись на месте, Саша поднимает на меня прищуренный взгляд, без слов затыкая мне рот.

Ага, вот и любимая язва возвращается.

— Белов, опять п-прикалываешься?

— Аяй-яй, Шурик, что за пошлые мысли? Физику, что ли, в школе прогуливала? Закон охлаждения Ньютона гласит, что твоя одежда холодная и промокшая от снега, ее нужно снять и уже сухой сесть к огню. Не совсем как в учебнике, но суть ты уловила.

Приседаю перед ней на корточки и задираю одну ее штанину вверх до самого бедра, потому что первым делом нужно снять сапоги. И я уже начинаю жалеть о своем благородстве. Крепко сжав челюсти, я медленно скольжу ладонями по ее ноге, стараясь не обращать внимания на то, как эрекция в штанах совсем не вовремя дает о себе знать.

Саша тоже делает судорожный вдох и замирает, глядя на меня своими огромными серыми глазами.

За считанные секунды воздух между нами накаляется до предела. Кажется, еще немного и начнет потрескивать, пока я медленно стаскиваю голенище вниз и осторожно снимаю сапог. В этот момент Саша болезненно морщится, и градус между нами резко падает. Равняясь с температурой ее тела.

Твою мать.

Ступня у нее такая ледяная, что все мое неуместное возбуждение окончательно сходит на нет.

Тяжело сглотнув, принимаюсь растирать ее нежную кожу как можно осторожней, но этого недостаточно, потому что Саша всхлипывает от дискомфорта.

— Прости, потерпи еще немного.

Растираю еще пару минут обледеневшую ступню, попутно согревая ее горячим дыханием, и быстро расправляюсь со вторым сапогом.

— Попытайся сама снять куртку и штаны, я пока принесу одеяло с носками.

Иду сначала в прихожую, на ходу снимая с себя верхнюю одежду и обувь, а потом боковым зрением замечаю на зеркале записку. Подхожу и беру листок в руки, понимая, что это от Дена:

«Ты мне должен, придурок! За подставу и за то, что пришлось еще и одевать для поездки эту страшненькую Барби. Обожаю свою крестницу! Просто зрит в корень! Кстати, Женька уложил, спасибо мне. Снова. Надеюсь, вы воспользуетесь этим временем с пользой».

Женя! С этими вечерними приключениями я совсем забыл про собственную дочь! Реально придурок. И Ден долго еще будет мне это припоминать.

Взбегаю по лестнице на второй этаж и, убедившись, что Женя действительно сладко спит, немного выдыхаю и беру в шкафу теплые шерстяные носки и пару толстых одеял, после чего возвращаюсь в гостиную.

Саша уже сняла шапку и куртку с шубой и в данный момент стаскивает штаны, не в самой безобидной позе. Она так сильно наклонилась вперед, что платье задралось до критичных пределов и теперь демонстрирует кружевные резинки чулок, а вместе с ними и аппетитную задницу.

Да блядь!

На секунду закрываю глаза и мысленно прошу определенную часть своего тела остыть. Но кто меня вообще сегодня слушает⁈

Я прочищаю горло, и Саша резко поворачивается в мою сторону, из-за чего теряет равновесие и плюхается на диван.

— Ты меня напугал, — говорит она впервые более или менее членораздельной речью и, стряхнув с щиколоток штаны, неловко натягивает подол платья ниже.

Силой воли поднимаю взгляд от ее соблазнительных ног, но тут натыкаюсь на глубокое декольте, так и манящее зарыться в него лицом. Агрх! И в этом она собиралась на свидание с Игогошенькой⁈ Что ж там за крендель такой, что к нему она так вырядилась?

Резко кладу рядом на диван одеяла и протягиваю Саше носки.

— На, надень и иди в кресло к камину, — произношу севшим голосом, злясь и на нее, и на себя за неуместные мысли.

Саша послушно кивает, торопливо надевает носки и пересаживается в кресло, забравшись в него с ногами. Я же разворачиваю одеяло и укутываю ее до самой шеи, чтобы и самому неповадно было пялиться туда, куда не надо. После повторяю то же самое со вторым одеялом. Саша уже практически не дрожит, но расслабляться рано, нужно как следует ее согреть, иначе запросто можно подхватить пневмонию.

— А Женька…

— Спит, — сухо добавляю я.

Саша слабо улыбается, но внезапно ее улыбка исчезает.

— Черт, совсем забыла! Тимур, мне нужно позвонить Игорю. — Ну конечно! Я ее тут спасаю, а она о своем кренделе думает. — Подай мне, пожалуйста, телефон. Он в шубе.

— Подождет твой Игорь, ничего с ним не случится.

Саша видит, что я не собираюсь двигаться с места, и смотрит так умоляюще, как умеет только еще одна маленькая девочка, которая сейчас сладко спит в своей кровати. Беспомощно вздыхаю и, закатив глаза, выполняю просьбу, вручая ей гаджет.

— Блин, разрядился, — стонет разочарованно. — У тебя есть зарядка? — спрашивает Саша, в сотый раз нажимая на кнопку включения.

— Конечно, моя госпожа, — отвечаю язвительно, но при этом беру из отсека в журнальном столике пауэрбанк и, протянув его ей, ухожу на кухню.

Надо бы напоить Сашу горячим чаем, чтобы быстрее согрелась.

Так что, погремев немного посудой, возвращаюсь уже с большой чашкой дымящегося ароматного чая с медом и вручаю его Саше, после чего направляюсь к бутылке виски, которую отобрал у Марины. Хоть так стресс сниму, раз по всем остальным фронтам полный облом.

Саша включает телефон, и на него начинают сыпаться бесчисленные уведомления. Покачав головой, я наливаю себе полный бокал виски и наблюдаю за выражением ее лица. С каждой секундой оно становится все мрачнее и в то же время печальнее.

Прикусив нижнюю губу, она так сильно стискивает телефон в руке, что кажется, будто сейчас швырнет его в камин, но вместо этого она просто отбрасывает его на колени.

Подхожу к ней и расслабленно сажусь в соседнее кресло, наконец-то вытянув ноги, и как бы невзначай спрашиваю:

— Что пишут? Потерял тебя твой драгоценный Игогошенька?

Саша впивается в меня гневным взглядом, и я замечаю, что в глазах у нее стоят слезы. Она выхватывает у меня бокал, залпом выпивает его до дна и, зажмурившись, заходится в кашле. Приложив тыльную сторону ладони ко рту, она шумно втягивает воздух носом, а затем медленно выдыхает.

— Видимо, уже не мой, — дрожащим голосом произносит она и заметно старается не расплакаться.

Я ошарашенно смотрю на нее, не зная, как реагировать. С одной стороны, радостно, что этот идиот, походу, слился, а с другой, видеть слезы Саши, печаль и обиду в ее глазах просто невыносимо. Я так ухожу в себя, что вздрагиваю, когда чувствую несильный тычок в бедро. Сосредотачиваю на Саше взгляд и вижу, что она решительно протягивает мне пустой бокал:

— Белов, ну чего сидишь? Налей еще, — решительно просит она. — Буду согреваться.

Видимо, в программе сегодня чай покрепче.

— Может, не стоит, Саш? Что тебе этот Игорь написал? Давай разберемся, своих в обиду не даем, — пытаюсь отшутиться, а сам внутри уже закипаю, готовый достать из-под земли этого Игогошеньку и преподать ему урок. Нельзя обижать мою жену, пускай и бывшую. А судя по ее резкой смене настроения, этот мудак явно обидел ее. Вот только алкоголь и Саша ни хрена не ладят друг с другом, поэтому я стараюсь отговорить бывшую от дурной затеи. — Давай все-таки лучше чай с медом?