Лучший барьер — сделать вещь постыдной и немодной, уделом неудачников и психов. Чтобы бизнесмены не заказывали демонам конкурентов, расплачиваясь чужими жизнями. Только это должен майору не студент сказать, а кто-нибудь другой. Может, согласится.

— Может, и так. — Вместо этого кивнул я, покаянно склонив голову.

Не хочется спорить, когда в качестве аргумента могут отправить на нары.

— И ваш факультет разогнать ко всем чертям за ненадобностью!

— И будет, как с Воронежем. — Не успел я прикусить себе язык.

Как с городом, которого больше нет. Когда девятнадцать лет назад какой-то неизвестный террорист призвал демона, останавливать его оказалось некому.

Пули нечисть не берут. В огне они рождены. Серебро на демонов не действует. Говорят, его в итоге победили, сбросив самую тяжелую боеголовку из неядерных — а по мне так, демон просто всех съел и вернулся обратно в домен.

Крупнейшая техногенная катастрофа — по официальной версии. Утечка бактериологического оружия, ликвидированная боевым оружием — по мнению скептиков. Но факт останется фактом — в эпоху, когда огромные объемы данных обрабатываются в доли секунды, ряд закономерностей вынудило скептиков на высших уровнях власти признать наличие волчьих лазов в безмятежный коровник под названием «Земля».

Уже потом из психушек вытащили тех, кто когда-то сталкивался с Бездной и доходил в своей решимости сообщить о ней властям до смирительной рубашки, капельницы и комнаты с мягкими стенами. Через них вышли на людей более осторожных, тоже что-то знающих.

А уже чуть позже подтянулись и те, кто связи с Бездной практиковал на постоянной основе — выманили на свет помилованиями и щедрыми гонорарами. Хотя, думаю, сыграло роль понимание весьма неглупых людей, что когда-нибудь их сожрут тоже, и надо что-то делать.

Неудивительно, что такая хронология построения нашего факультета наложила на него некий отпечаток, заставив выработать свод внутренних правил. Например, нельзя верить государству, даже если сегодня оно к тебе расположено. И нельзя сдавать своих.

Я не мог быть уверен в том, как поступит мой сосед по комнате — может, все обдумав, отменит показания и упрется, что ничего не знает — мало ли кто в комнату мог зайти, пока он уходил. А может, он уже не свой. Пусть Ковен факультета решает — и если правило нарушено, то факультет постарается от него отказаться. Либо ограничит доступ к знаниям, что рано или поздно его убьёт.

— Сразу не мог сказать? — проворчал Павел Александрович, съезжая с темы мертвого города и возвращаясь к грехам нашим тяжким. — Про догадки свои и ноутбук этот?

За ним была перевернутая комната; мои личные вещи валялись на полу, истоптанном грязными подошвами. В прошлый раз, впрочем, я лежал на точно таком же полу лицом вниз — кто-то на факультете заигрался, пропажу людей обнаружили, а майор отчего-то решил, что это я. А за год до этого он в меня стрелял. Испытываю ли я к нему теплые чувства и желание помочь?

Я только плечами пожал. Что ему сказать? Но ссориться не хотелось — промолчал. СИЗО с пятницы на понедельник — не лучшее место. Как, впрочем, и во все остальные дни.

Павел Александрович некоторое время помолчал и спросил задумчиво:

— Так, говоришь, книга не твоя?

— Давайте спросим у Анны Викторовны.

— Да я знаю, что хмыря этого… Дашь на него показания?

— Зачем, если она окажется моей? — С интересом посмотрел я на форзац запретного издания.

Заодно присвою — почитаю.

Майор хмыкнул:

— Выгораживаешь его, а потом такие как он… Насчет еды с хозяевами пойдет договариваться. — Чуть не плюнул майор от досады.

— Или не пойдет.

— Тебя-то он мне уже скормил, — ощерился Павел Саныч улыбкой.

— Я под покровительством Анны Викторовны.

— Тьфу, мерзко-то как звучит.

— Красивое имя, красивая женщина, — не согласился я.

— Да я не про это.

— И звание красивое, — добавил я.

На шажок выше его, но демонологической иерархии МВД этого хватит, чтобы от меня отстать, если сам крепко не подставлюсь.

— Ладно, пойду позвоню. И подполковнику твоему и своим. Пусть проверят насчет ноутбука. — Поднялся Павел Александрович с места, завернул запретный том в наволочку подушки и пошел к выходу. — Я тебя прошу, из окна не прыгай. — Задержался он, с сомнением глядя на окно без решеток.

— Там холодно и высоко.

— Всем бы такую рассудительность…

Майор отсутствовал добрые полчаса — я успел собрать все свои вещи в спортивную сумку и два пакета, и застелить обратно постель. Наволочку, утащенную майором, без зазрения совести одолжил у Пети. Даже пол подмел и протер влажной тряпкой, оставив после себя идеальный порядок. Все равно из общаги уходить навсегда — не по собственной воле, так по чужой. Комендант меня выживет, никакие разрешения не помогут — уставом общежития запрещено хранить, так что будет в своем праве. Лучше без ругани и приказа о выселении, авось — до деканата не дойдет. Вещи в гардеробе университета оставлю на вечер, не утащат…

Через какое-то время дверь открылась вновь — открывал ее сержант, до того, как оказалось, подпиравший спиной створку в коридоре.

Павел Александрович зашел, остановился прямо на входе с легким, как показалось, смущением, не став проходить дальше по помытому. И отчего-то окинул меня хозяйским взглядом.

— Нашелся ноутбук? — Вопросительно спросил я.

— Алкашня со второго этажа его уже в ломбард отнесла. Тапки в крови. Говорят, на крик зашли, уже мертва была. Врут, поди.

Я только руками развел — мол, вот как получилось.

Ноутбук все равно бы нашли. Это майор хотел наказать меня за футбол, вот и сорвался раньше времени. Так бы и сами разобрались, без моей дедукции.

Недешевая, приметная вещь — еще на опросе хозяйки квартиры хватились бы: «Скажите, чего, по вашему мнению, не хватает? Ценные вещи, украшения?..»

А может, и не хватились — раз у девчонки проблемы с оплатой жилья, то могла и продать.

В любом случае, кажется, ночевка на нарах отменяется — настроение Павла Александровича изрядно улучшилось.

— Чем тебя Анна Викторовна приворожила? Как бы тебя переманить? — Оценивающе смотрел он.

— Вы для этого не в моем вкусе.

Потом я об этом пожалею.

Нечто рвалось из шеи Анны Викторовны, пока она орала на меня из-за начальственного стола. Кожа натягивалась, чернела, принимая форму черепа небольшого зверька — и словно он материл меня, а не симпатичная дама под сорок в чине подполковника.

— Давно это началось? — Вклинился я в паузу между раскатами гнева и прикоснулся к своей шее.

Анна Викторовна прикрылась ладонями, как воротником.

— Сильно видно? — Сбилась она.

— Как давно? — Проигнорировал я, изучая стремительно розовевшую кожу гневно дышащей женщины.

Нечто вновь затаилось.

— Неделю. Может, две, — нервным движением убрала шеф резинку, стягивающую светлые волосы узлом на затылке, и распустила их по плечам, но ладонь левой руки от шеи так и не убрала.

— Вспышки гнева? Били по стене рукой?

— Урод. Все подразделение думает, что я с тобой сплю. — Выдохнула она, дрожа голосом.

Между прочим, то же самое она умудрялась формулировать минут пять совсем другими словами и ни разу не повторилась.

— Бес пытается испортить оболочку. Ему кажется, проблема в вашей коже, что именно она не пускает его в мир. На самом деле его держит воля. Когда вы срываетесь, самоконтроля становится меньше.

Вроде как, удалось не сбиться на покровительственный тон. И поза — сидя на краешке неудобного стула — не нарушала субординацию.

— Что-то можно сделать? — Притихла Анна Викторовна.

— Можно, — под ее пристальным взглядом я достал упаковку со спиртовой салфеткой и стерильную иголку. Протер себе безымянный палец левой руки, надколол подушечку, дождался, пока наберется капля крови и предложил женщине напротив. — Примите, как лекарство.

— Вот уж нет.