— Книгу бы забрать, я оставлял — помните? — Открыл я дверь и вместе с ним вышел в коридор.

— Забеги завтра с утра, сейчас и вправду некогда.

— Договорились, — притормозил я, дав себя опередить.

Первый контакт с Бездной — всегда катастрофа. Какие имена, какие контракты? Там бы выжить и рассудок сохранить. Метка остается — этого тоже не избежать. С ней приходится жить дальше, так как пользы от нее больше, чем вреда — твари Бездны хотя бы видят, что перед ними не новичок, раз живой и с меткой.

Но если, вдруг, когда-нибудь, появится желание дозваться до ранившего, даже не зная его имени — нет пути лучше, чем начать именно с раны. Об этом не пишут, но иногда отчаяния в жизни так много, что начинаешь искать собственные пути — и, порой, даже находишь.

Я невольно огладил рукав еще раз. Значит, старую метку никак не отличить от обновленной. Вот и славно.

Такое можно и отметить — завернул я в столовую. Минут двадцать еще было.

Борщ с утра не скис и остался таким же вкусным, сверху добавились макароны и бефстроганов, салат и шесть кусков хлеба. В общем, достаточное количество еды, чтобы в не осталось места тревожному ощущению в животе — этому липкому, неприятному чувству, что непременно что-нибудь завалится и пойдет не так. Правда, когда дело идет не по плану — этой самой едой начинает подташнивать…

— Здесь письмо, — протянула мне Таня черную флешку, стоило зайти к ней в назначенное время. — Письмо уже заполненное, ничего в нем не меняй.

Я вопросительно поднял бровь.

— Твой план утвердили, но терять такое количество реагентов Ковен не хочет. Поэтому ты получишь у шефа все необходимое по этому списку и потеряешь.

— Я ж до конца жизни не расплачусь. — Помолчав секунду, выдохнул я.

— Тебя ограбят, — прикусила Таня нижнюю губу и взволнованно вглядывалась в мое лицо. — Изобьют, — провела она тыльной стороной руки по щеке. — Я, правда, не хотела, но…

— Моя доля? — Стараясь сохранять спокойствие, уточнил я.

— Никакой доли сверх оговоренной цены. — Отвернулась девушка. — Аванс ты уже получил — утром мы отказали браконьерам и сообщили, что ты под нашей защитой. Свободу получишь после завершения миссии.

— Реагенты будут искать, — нейтрально произнес ей в спину.

— Это будет обычный грабеж, — вернулась Таня за свой стол. — Деньги отнимут. Все ценное заберут, а эти странные порошки и прочую ерунду смоют в ливнесток. Мы оставим убедительные следы.

— Будешь приходить ко мне в реанимацию? — Выдавил я через сцепленные зубы.

— Не все так плохо! — Замахала та руками. — Ты нужен мне живым и красивым! А Ковену — еще и целым и здоровым как можно быстрее! — Наставительно завершила она. — Ведь ты должен получить вторую порцию реагентов.

— Вы их за идиотов считаете? — Ошалел я от такой наглости.

— Из второй партии ты украдешь всего половину. Вторую — спалишь в ритуале. От такого криворукого неумехи Анна Викторовна легко откажется.

— Да она мне голову свернет.

— У нее к тому моменту будут другие проблемы, — мягко произнесла Таня. — Например, обвинения в том, что именно она похитила обе партии. Ты придумал отличный план.

— Что-то он нравится мне все меньше. — Хмурился я. — Начнем с того, что второй ритуал отдадут готовить другому человеку.

— Все предусмотрено, Миша! В письме прямо указано, что изгонять должен тот, кто запечатывал. В тексте телефоны «профессоров», — обозначила она движением пальцев кавычки. — Они подтвердят.

— К ним придут в первую очередь.

— Телефоны на чужие имена, голоса искажены, — нараспев произнесла секретарь и улыбнулась. — Да когда их хватятся-то? Уж точно не сразу. Не волнуйся, Ковен все предусмотрел. Твое дело — распечатать, передать и не геройствовать, когда на тебя нападут стр-р-рашные грабители.

— Время и место ограбления подскажете?

— Ну конечно!

— Тогда… Хм… Хочу долю со второй партии.

— Ми-ша, — погрозила Таня пальцем.

— Второй партии не было в плане, цена за нее не обговаривалась. Имею право.

— Сколько? — Задумчиво тронула она пальцем уголок губ.

— Тридцать процентов. — А на недовольный вид только руками развел и улыбнулся. — Мне ж еще квартиру рядом с тобой покупать.

— Ладно, пусть будет тридцать. — С показной неохотой согласилась Таня и жестом указала, что мне пора идти. — Удачи.

— Таня. Бланк, — напомнил я, неспешно поднимаясь то на пятках ног, то на носочках.

Рука с силой сжимала флешку — опомнившись, перекинул ее во внутренний карман пиджака, пока не раздавил.

— Ах, я такая забывчивая, — обернулась она на стол, схватила целую пачку подписанных писем и выудила из ее центра два пустых бланка только с подписью и печатью. — Иногда на подпись так много всего — я только и успеваю, что уголки листать, пока декан подписывает. — протянула Таня мне листки. — Сделала сразу два, вдруг первый не той стороной на печать положишь. — Скептически подытожила, но смягчила улыбкой.

— Есть файлик? — Остался я на месте и слегка развел руками. — На улице опять сыро, а я даже без пакета.

— Найдем, — охотно организовала девушка и файлик, и пакет, позволив мне не оставить отпечатки пальцев на бумаге.

— Спасибо. — Кивнул я, выходя в коридор, стараясь выглядеть уверенным и спокойным.

Что, в общем-то, не легко, когда в голове — на одиноком пятачке, на который испуганно смотрели оставшиеся мысли, жавшиеся по углам — есть только одна четкая, абсолютно пророческая формулировка:

«Грохнут меня».

Бывают в жизни такие перенапряги, после которых в памяти все остается урывками, фрагментами. Общий путь-то помнишь хорошо — как шел в студенческую библиотеку, занимал свободный компьютер. Детали, лица, окрики знакомых — все куда-то девается. Все могло подождать, а вот подготовленное Таней письмо — нет.

Я сидел перед монитором и вчитывался в компоненты ритуала, приведенные под конец пространного, на четыре абзаца письма — канцелярски безликого, оттого чертовски убедительного. Ни один из компонентов не назван прямо — вместо золота в таких письмах всегда будет «инвентарный номер 6», а массу в граммах зашифруют штуками. Мало ли к кому попадет бумага, оправдывайся потом за кости, ороговевшую плоть и откованные в суперлуние серебряные чешуйки. Государству так тоже спокойнее — одно дело хранить на балансе драгоценности, и совсем другое — содержимое номерных ячеек.

Мне хватало знаний, чтобы расшифровать все запрошенное по памяти, не обращаясь к закрытому справочнику — учил в свое время, зачет сдавал, а потом не раз и не два писал эти самые номера в своих отчетах.

Большинство реагентов выделены в «возвратные» — они не должны пострадать в ходе ритуала и обязаны вернутся в хранилище в первоначальном виде. Большинство — это восемь из тринадцати строк. Первые три «невозвратные» строчки на этом фоне не представляют из себя ничего серьезного — да, прижимистое государство безо всякой охоты выделит немного медных и костяных украшений из скифских захоронений, которые принимаются тварями бездны в качестве платы, закроет глаза на пару килограмм золота высшей пробы, и поделится последними изысканиями химической науки, стойкими к воздействию Тишины и тварей Бездны. Цена за жизнь и здоровье пострадавшей сотрудницы выходит не такой уж и высокой — будь все так просто на самом деле, ответить отказом на такое письмо попросту невозможно: и Анна Викторовна не поймет такого решения, и ее коллеги встанут на дыбы.

Но я ведь знаю, что украсть планируется все: и золото, и кости, и драгоценные камни, и…

«Пункт четыре — инвентарный номер двести семнадцать, четыре единицы хранения, с возвратом», — произнес я одними губами, пытаясь отвязаться от пакостного чувства, будто зацепился душой за конвейерную ленту, а та тащит к промышленной дробилке. «Двести семнадцать» — это очень серьезно, это древняя Ассирия, и почти три тысячи лет подтвержденного возраста. Такими вещами не платят, а обозначают статус вызвавшего, раскладывая за пределами контура вызова. Это и «Майбах», и «Патек Филипп» на руке, и мигалка, и ксива с гербом. Для современных людей — просто музейные экспонаты, пусть и отчаянно древние. Для причастных — целое состояние и возможность шагнуть на ступень выше.