Эти же посланцы не возвратились и не вернулись к нам, но остались там и умерли.

Глава. 18 маскарама[560] утром праздника креста призвал царь авву Синоду, и эччеге авву Иоанна, и всех князей, и собрал всех людей стана, и всех сановников справа и слева, и азажей, и всех чава, и ввел их внутрь чертога своего в Хашава.

И там свидетельствовал авва Синода-митрополит относительно сего митрополита аввы Марка и сказал посреди всех собравшихся: «Истинно дело сего митрополита, что пришел он от патриарха, и по достоинству вы принимаете его. И знал я его, ибо он один из уроженцев страны нашей, и один от учения нашего и веры нашей, и один от монашества нашего и степени сана нашего». И не стали тогда зачитывать писание с печатью патриарха, но оставили до времени, и не стали смещать авву Синоду-митрополита, ибо он, когда смущали его мужи, которых упоминали мы прежде, не последовал совету их и не послушался слов их, но отлучил всех, кто вышел из веры православной, установленной по свидетельству святого Писания. А этого митрополита, что пришел от патриарха, отослали в Сарка и устроили в житии хорошем, ибо невозможно пребывать двум митрополитам в одном стане. А затем приказал царь и провозгласил указ, чтобы не стриглись мужчины и женщины из-за смерти отцов своих, и родичей своих, и матерей своих и чтобы не скакал никакой мужчина, стоя вместе с женщинами [при пляске погребальной][561], из-за смерти всех [перечисленных].

Глава. Начался тэкэмт. И в этот месяц назначил [царь] раса Фареса на должность азмача Бегамедра.

Глава. Начался хедар. 7 хедара[562] спустился царь в Азазо, взяв много парчи и много коров, и выстоял службу до окончания песнопений вместе с эччеге и со всеми иереями. И тогда восседал эччеге авва Иоанн на престоле [своем], а он восседал на своем престоле. А когда встал эччеге авва Иоанн, чтобы возглавить исполнение гимнов и духовных стихов[563], царь встал вместе с ним и стоял, пока не закончил эччеге песнопения. А когда закончил, взял царь эччеге за руку и усадил на престол эччеге как первосвященника одесную себя, ибо был меж ними двумя мир и совет. А духовные стихи эччеге, и стихи Вальда Кэсоса, и стихи Евстафия мы здесь не записываем снова, ибо они записаны в [книге] «Сокровища стихов»[564]. А потом после окончания литургии возвратился царь в чертог свой, возведенный там царем Сэлтан Сагадом[565]. И там устроил он вечерю для всех князей, которые пребывали с ним, и для всех иереев Дабра Либаноса, подобную вечери царя Соломона, и украсил всех иереев Дабра Либаноса одеяниями парчовыми, числом 100 человек. А к вечеру облачился царь в одеяние кафави[566] и лемд[567] и, стоя, поил вином эччеге из золотого кубка, из которого пьет вино сам царь. И там украсил его золотым воротом, где золота было на 150 сиклей[568] серебра, ибо прилепилась душа царя любовью к отцу нашему Такла Хайманоту, как сказано: «Душа Ионафана прилепилась к душе Давида» (ср. I Книга царств 18, 1). А затем назавтра возвратился [царь] в свою столицу Гондар.

Глава. 13 хедара[569] захватил колення[570] Зайо, отец колення Вальда Гиоргиса, бывшего меченосца царя, всех колення, называемых Авраам, и Сарца Кэсос, и Энквай, и Сабхай, и Вальда Хаварьят, и всех чад баляге, называемого Зара Давит, из людей Вага, которые возмутились против царя, когда обуяла их гордыня.

А причина их мятежа такова. Когда удерживали они подати старинные, которые выплачивали они прежде во времена государя Аэлаф Сагада в 100 мулов, служивших вьючными животными для дома царского, то по этой причине сказал царь этим баляге: «Отчего удерживаете вы подати наши старинные, которые платили вы прежде из года в год? Ныне же, раз удерживаете вы подать нашу, то получайте [полк] чава из Сулала, чтобы управляли они вами и жили в земле вашей по порядку управителей, а вы будете сидеть на [оставшейся] трети [земли вашей]»[571]. И когда услышали они этот приказ царя, то сказали: «Да будет, как повелел царь. Мы пойдем в область нашу и примем чава». И на том закончили они переговоры с царем, и показались царю истинными речи этих колення пустосердечных, и простился он с ними. А они ушли в свою область с [этой] хитростью и коварством и речами лукавыми. И там изменили они царю и не пустили [воинов] из Сулала в дома свои. И когда услышал царь про это дело измены, послал быстро к [воинам из] Сулала, чтобы не воевал баляге никто из [воинов] Сулала, желая войти в дома баляге. А еще послал он к этим баляге и отправил [письмо] с печатью, гласившее: «Зачем поступаете так и зачем такое задумали, и кто сказал вам, что они слабее вас и не смогут сражаться с вами? Упаси боже! Разве не знаете вы, что нет ничего невозможного по силе бога нашего, господа бога отцов наших? Но мы терпели, чтобы не сказали про нас люди: «Враждуют они с домочадцами своими и рабами своими, служившими издревле долгое время и доныне отцам их». Если же скажете вы, что ложна эта речь наша — «Как могут они воевать нас, когда помогает нам земля Ласта?», то мы дадим вам такой ответ: «Нетрудно было бы нам воевать Ласту, кабы не простили мы их и не помиловали, памятуя, что они христиане. Сами знаете, что не ходили мы на них походами доныне с тех пор, как утвердил нас господь бог наш на престоле Давида, отца нашего, когда ходили мы в походы на область валло, и Гиса, и Дара. Их же мы не трогали ради их христианства, как упоминали мы прежде, а не ради силы их». Если же вы скажете: «Земля наша — земля сильная и защитит нас, и никто не может воевать ее, ибо узка она и тесна», то мы ответим, что для нас она широка и просторна. Если же вы покинете ее и войдете в Ласту, то станете врагами самим себе и сами же станете врагами Ласты; и не будет Ласта вам спасением, которым спасетесь вы от руки нашей, как говорится в поговорке мирской[572]: «Худое спасение бедняку, который не видит спасения». А в земле вашей достанет у нас людей, которых мы поставим, подобно вам, и будут они нам дружинниками. При всем этом разве не знаете вы, что совет беззакония погибелен для совещающих его, ибо горек он, как яд, а совет послушных — прекрасен для всех творящих его. И все это пишем мы вам не из страха перед вами, что станете вы врагами нам, но по нашему к вам мягкосердечию, ибо вы — домочадцы наши, и рабы наши, и люди, подвластные нам и отцам нашим издревле и доныне. И особенно близко нам дело ваше, потому что выдали мы за вас сестру нашу родную. Ныне же лучше вам прийти к нам и решить с нами совет прекрасный, что лучше для страны вашей. И если скажете вы, придя сюда: «Оставьте нас жить как прежде», мы не станем держать на вас зла. И доселе не казалось нам, что вы затеяли все это дело, вы — все старейшины и сыны подданных верных, но казалось нам, что затеяли это людишки малые, что из области колла, пустосердечные. Не лучше ли вам прийти к нам и помириться с нами, всем вам, которых упомянули мы прежде? А что не ложна речь наша и что не [сказана] она из коварства, не для того, чтобы захватить вас хитростью, то вот вам клятва наша, и да будет нам свидетелем бог отца нашего Такла Хайманота. Если же не послушаетесь вы приказа нашего и не придете к нам, будете переть против рожна острого (ср. Деян. 26, 14). А у нас и прежде не было вражды к вам, а когда приказали мы учредить у вас чава, не отобрали же мы у вас третьей части, [которая составляет] наследие ваше[573]! Разве противостоит раб господину своему, когда тот приказывает и управляет по желанию своему? Как сказано в Писании: «Изделие скажет ли сделавшему (его): зачем ты меня так сделал? Не властен ли горшечник над глиною, чтобы из той же смеси сделать [один сосуд] для почетного (употребления), а другой для низкого?» (Рим. 9, 20-21). Что же нам говорить относительно господства нашего и относительно власти, нам данной, подрезать корень и насаждать отрасль, коей наделил господь бог наш?». Коли будем писать мы об этом страница за страницей, не вместит [всего] хартия, но оставим [написанным] вкратце.