Исследователи русской денежной системы, сомневаясь в возможности обращения меховых денег, всегда подчеркивали их непрочность и то, что в процессе обращения они должны быстро изнашиваться и терять ценность. Свидетельства восточных авторов снимают этот вопрос, так как прямо указывают, что потерявшие свою абсолютную товарную ценность шкурки продолжают служить деньгами, как объясняет Абу Хамид, благодаря тому, что на них стоит княжеский знак, и они обязательны к приему в качестве денег, никто не смеет от них отказаться. То же подчеркивается в поэме Низами: Александру Македонскому объясняют значение у русов вытертых шкурок соболей и белок как денег. Низами знал, что эти шкурки обязательны к приему в качестве денег и что такой порядок поддерживается государственной властью. Мы можем представить себе существование своеобразной системы "кредитных билетов", выпуск которых, однако, лимитируется не государственной властью, а количеством добытой и оставшейся в употреблении в стране пушнины[364].

Разные типы пломб датируются временем от XI до XIV в. Вопрос о знаках, изображенных на пломбах и варьирующих в разных формах, — "трезубец", "двузубец" и т. н. "тамги", — за последние 50 лет неоднократно обсуждался, и после работ Н. П. Лихачева, А. В. Орешникова, Б. А. Рыбакова и В. Л. Янина, кажется, не вызывает сомнения определение этих знаков как княжеских знаков Рюриковичей. Знаки Рюриковичей на пломбах составляют не менее 25% общего количества знаков[365]. Можно отметить, что среди знаков, изображенных на рязанских пломбах, многие напоминают знаки Рюриковичей рода Святослава Черниговского и некоторые — знаки суздальских Рюриковичей.

При попытке истолковать значение пломб в свете свидетельства Абу Хамида следует ответить на вопрос о том, что, собственно, имеет в виду автор, когда он говорит об "изображении царя", оттиснутом на свинце. Пломбы с изображениями человеческих лиц составляют сравнительно небольшой процент общего количества, и изображения святых, в которых можно видеть княжеских патронов, среди них очень редки. Может быть, автор имел в виду не только "изображение царя" (князя), но и княжеские знаки вообще[366]. Но и в этом случае не более 25% пломб смогут быть определены как носящие такие знаки. На других пломбах изображения очень разнообразны. Есть поясные изображения святых, процветший крест, латинские буквы. На некоторых изображены кресты, звездочки, точки, кружки. На многочисленных пломбах — буквы славянского алфавита. Быть может, пломбы, на которых не изображены князья и которые не снабжены княжескими знаками, иного происхождения и действительно являются товарными пломбами? В целом же вопрос о пломбах может быть решен только в результате комплексного изучения общерусского материала.

Если поверить свидетельству Абу Хамида и предположить, что свинцовые пломбы — это не товарные знаки, а знаки, свидетельствующие о денежном обращении, те самые кусочки свинца с изображением князя, которые привешивались к связкам мехов и придавали им значение денег, то возникает вопрос: как обращались эти "деньги" в условиях феодальной раздробленности? Переходили ли опломбированные княжескими печатями связки мехов границы княжества? В связи с этим следует обратить внимание на очень важное наблюдение Н. П. Лихачева: "Получается общее впечатление наибольшего сходства дрогичинских пломб с рязанскими и прямого родства новгородских с киевскими, хотя эти последние все-таки как будто могут быть выделены в особую группу"[367].

Отношение меховых денег к серебряным неоднократно подсчитывалось по русским письменным источникам. Но в большинстве случаев исследователи полагали, что термины "куна" и "веверица" или "векша" в письменных памятниках XI-XII вв. — пережиточные и означают металлические деньги. Сообщение Абу Хамида заставляет вновь рассмотреть этот вопрос. В его время 18 вевериц равнялись по стоимости одному серебряному дирхему[368] (рис. 10).

Для более позднего времени иностранные путешественники также упоминают о кожаных или меховых деньгах на Руси, об этом пишут Рубрук (XIII в.), Герберштейн (XVI в.); Гильбер де Ланнуа, посетивший Новгород в 1412 г., обратил внимание на то, что монетой здесь служат головки белок и кун. В Новгородских двинских владениях белка сохраняет значение денег в течение всего периода независимого существования Великого Новгорода[369]. По-видимому, в XIII-XV вв. связки шкурок, служившие деньгами в Новгороде, были предметом экспорта за границу в качестве дешевого сорта меха или даже как кожи уже без волос. В документах о ганзейской торговле пушниной, и в частности в торговых книгах Тевтонского ордена, изданных Заттлером[370], среди загадочных названий мехов, принятых в нидерландско-ганзейском торговом обороте, упоминается самый низкосортный, дешевый товар — "шевениссы" (schewenissen). Исследователи ломали себе голову над объяснением этого термина. Г. Гутцейт считал его измененным русским словом "веверица", "векша"; Сорториус и Лянненберг — производным от немецкого "schaben" — "скрести", "скоблить" — выщипанный мех. Л. X. Штида предполагал, что это слово произошло от русского "шевня" — мех, сшитый из известного количества беличьих шкурок, или связка мехов[371]. В памятнике 1345-1386 гг., говорящем о пошлинах на Торно-Владимирской торговой дороге, сказано: "Должны платить пошлину за бобра полторы куны, за лисицу — 9 шевень, за выдру — 13 шевень". По мнению издателя памятника, "шевня" — здесь монета, соответствующая монете "белка"[372].

Для счета "шевенисс" имеется особая единица — "рейзе" (reyse). "Орденские книги не оставляют сомнения в том, что "рейзе" — это определенное количество, а именно — 18 штук, которое можно легко вычислить из ряда записей"[373]. Все эти данные по-новому выглядят в свете свидетельства Абу Хамида. Орденские приказчики обменивали на серебро русские меховые деньги и вывозили их в качестве товара за рубеж. Этот очень дешевый и легкий товар (в бочку можно было набить 12 тыс. штук) мерился связками по 18 штук, как он и ходил в качестве денег на Руси. Может быть, название "рейзе" было производным от русского денежного термина "резана". Конечно, нельзя прямо сопоставлять рассказ Абу Хамида с сообщением о шевениссах. Абу Хамид говорит определенно об "ассигнациях", о шкурках, имевших ценность лишь при обращении внутри страны, и притом с печатью князя. Нелепо предположение, что "ассигнации" могли вывозиться за границу, где их ценность несомненно была ниже номинальной. Вероятно, в эпоху ганзейской торговли, если шевениссы служили деньгами, их меновая стоимость соответствовала потребительской.

После рассказа о деньгах у Абу Хамида следует рассказ о славянских законах. Не будем комментировать это сообщение Абу Хамида, поскольку оно в основном не противоречит тому, что мы знаем из "Русской правды". Отметим лишь, что оно говорит скорее в пользу тех исследователей, которые считали, что неисполнение обязательств по древнерусскому праву ведет к рабству[374]. Следует обратить внимание на сообщение о том, что работа проданного в рабство за долги не засчитывается в сумму его долга и что, таким образом, он не может рассчитывать на освобождение без вмешательства со стороны.