– Мамочка, что это такое? – тихо спросила я.
– Это просто дикобраз, – сказала Ракета.
– Дико… что? – спросила я, все ещё не отрывая взгляда от чудовища.
– Ты не видела, что ли, в своей жизни дикобраза? – рассмеялась Ракета.
– Где бы она его видела? – вступилась за меня Светланка.
– Там, где она жила, есть только мыши да коты с собаками.
– А он опасный? – на всякий случай уточнила я у девочек.
– Славик говорил, что дикобразы могут метать иголки во врага. А иголки с ядом.
– Ерунда! – сказала Светланка. – Ничего он не может метать. Мне папа говорил. Хотя он запросто может быстро подбежать и сильно уколоть.
– Что-то мне эти его иголки напоминают, – сказала я.
– В зале стоит ваза, в ней его иголки, – рассмеялась сестра.
– А мы долго ещё будем подниматься? – спросила я.
– А вот сейчас дойдём до того выступа, где белая скала, и всё. Будем спускаться, – сказала Ракета.
– А что там? – спросила я.
– Там? Там конец нашего путешествия, – уточнила Светланка.
Девочки, казалось, совсем забыли, что мы играем в казаков-разбойников. Мы не делали никаких меток, не прятались, мы просто шли вперёд.
Ракета первой достигла белых скал. Она помахала нам своей лентой и легла на траву. Я доползла до скалы и попыталась присесть на камень. Дышать стало легче, но я очень устала.
И вдруг я услышала визг сестры. Я резко оглянулась на неё, но она знаками показывала куда-то вперёд. Я посмотрела на камень, на который хотела присесть. Из-за камня показалась голова кобры. Змея, раскачиваясь, уставилась на меня. Я стояла совсем рядом с ней.
– Тихо. Тихо, – прошептала я. – Я тебя не обижу.
Змея стала раскачиваться сильнее. Её воротник раздувался.
– Я сейчас уйду. Можно?
Кобра зашипела.
– Я очень надеюсь, что это ты. Это ведь ты? Ты меня помнишь? – спросила я.
Кобра начала двигаться. Я не помню, каким образом, но я просто села на пятую точку и поехала с дикими криками с горы. То же самое сделали и девчонки. У подножья мы увидели наших мальчишек. Они не стали брать нас в плен. Тут я всё поняла. Это была не игра, а очередное испытание. Этим же вечером я в торжественной обстановке была принята в клуб ФАРС.
* * *
Сказочный город с атмосферой прекрасной и несбывшейся мечты навсегда остался в сердце маленькой девочки тем маленьким раем на земле, любовь к которому она пронесла сквозь года. И пусть сегодня он поменял своё название на Норак, пусть там не живут больше строители ГЭС, но там так же в марте – мае алые маки покрывают всю поверхность гор, так же на площади круглый год стоит В. И. Ленин, плавают царевны-лягушки в чирле, и небо имеет тот же насыщенный синий цвет, который она не забудет никогда, как и свою команду ФАРС.
Ирина Горбань
Поэт, писатель. Родилась и живёт в Макеевке. Окончила Глуховский государственный педагогический институт по специальности «Преподаватель дошкольной педагогики и психологии». Работала ведущим специалистом в отделе реализации социальных проектов в Министерстве информации ДНР. Автор рассказов о погибших и раненых детях Донецкой области (проект «Ангелы», «Пёрышко Ангела»), очерков о погибших защитниках Донбасса. Одно из направлений – «Белые журавли», где ведётся активная работа по увековечению памяти ополченцев, защитников Донецкой Народной Республики.
Автор 10 сборников стихов и прозы. Книги «В зоне видимости блокпоста» и «В осколках отражается война» издательства «Картуш» – г. Орёл – презентовала в Москве на Красной площади на фестивале «Красная площадь – 2019» и в Рязани на фестивале книги «Читающий мир».
Член Союза писателей России, Союза писателей ДНР, МСП и «Нового современника». Лауреат литературных премий «Молодая гвардия», им. Михаила Матусовского, им. Людмилы Татьяничевой, им. Владимира Даля.
Лик
Разлетелись мелким крапом
Разномастные осколки,
На кустарниках повисли
Пожелтевшие плоды,
Оцарапало вдруг щёку,
Словно острою иголкой,
Потянулся кровью склизлой
Шрам до самой бороды.
Только рана ведь не рана,
Это так, одна бороздка,
Это словно от помады
Несмывающийся след.
Только поздно или рано
Вдруг арта взорвётся хлёстко,
И осколки звездопада
Превратятся в сухоцвет.
Ближний бой – горячий самый,
Как мартеновские печи.
Ближний взрыв сметает угли
И уносит в облака,
И, укутав в звёздный саван
Окровавленные плечи,
Подмигнёт и вдруг растает
Светлый лик из-под платка.
Стариковое
Я боюсь тебя, знаешь, война…
И жалею в тебе не себя,
Дом мой – выжженная сторона,
Безоконные стены дымят.
Я боюсь оборвать кружева
Паутин, как связующий шанс,
Как я выжила, как я жила,
Принимая «плюсов» дисбаланс!
Я боюсь тебя, мирная жизнь,
Ведь не помню в тебе ни-че-го,
Это вечное слово «держись»
Не работает, словно мертво.
Я себя, так и быть, не боюсь,
Ведь я выжила в этом аду,
Вот бы только увидела Русь,
Что я тоже к победе иду.
Осеннее
Вот и закончилось лето,
Город охвачен обстрелом,
Жизни сплошная рулетка
Новой машиной сгорела.
Снова дымятся газоны,
Свалены в кучу деревья,
Нам убежать бы – резонно,
Только в кончину не верим.
Верим: останемся живы —
Стержень стальной у Донецка.
Струнами тянутся жилы:
Дом догорает соседский.
Больше листву не сжигаем:
Каждый огонь – испытанье,
Мы по прилётам гадаем.
Смерти холодной дыханье.
Вот и закончилось лето,
Осень походкою робкой
Бродит на выселках где-то
К дому протоптанной тропкой.
Шар
И снова бой: прилёты и ответки,
И жёсткий мат ничем не приглушить,
Вдруг рядом взрыв – до судороги меткий
И пульсом в венах:
выжить…
выжить…
жить…
А где-то солнце в облаках пылает,
И сквозь ресницы небо фосфорит,
И часть осколка, как геенна злая,
Горит свечой, и всё вокруг горит.
А мне не жарко.
Мне до боли зябко,
Я стон подальше в пекло уберу,
И полевых цветов нарву охапку,
И во всё горло в небо заору.
Мне больно…
больно,
мне до боли страшно,
И я тону в предутренней росе,
А впереди сцепились в рукопашной
Мои сыны на красной полосе.
И только кровь решает в этой битве,
Кому земля, кому полнеба в дар,
И, поклонясь в заутренней молитве,
Я обниму
земной
воздушный
шар.