«Ночью небо в брызгах молока…» Ночью небо в брызгах молока. Грязь да иней – кофе с серебром. Сосны зацепляют облака, Падает монета на ребро: Быть – не быть, забыть – не позабыть? Катится оброненный обол. Подле бабка-ёжкиной избы Розовый безвременник расцвёл. Перекати-поле перека… Тикают старинные часы. Холодом учили дурака, Холодом дурак по горло сыт. Он стучит в окованную дверь: «Отпирай, старуха, помогай!» Ветер воет, снег летит наверх, Топает куриная нога. Вот бы растянуться на печи! До утра не думать ни о чём, Слушая, как времечко стучит Маятника нёбным язычком. Только хлад вокруг да ветродуй, В ступе догнивает помело. «Сгинула старуха на беду, Но тебе, голубчик, поделом!» Ветер свищет, сосны гнёт шутя. Падает монета на ребро… И дурак уходит, как дитя, Безысходно веруя в добро. «Разломан хлеб, искрошен весь…»
Разломан хлеб, искрошен весь, И в воздухе роится взвесь: Писк комариный, плач и стон. Тропинки сходятся крестом, Пожар медовый отгорел, Лишь на Кудыкиной горе Над костерком дрожит дымок Да травы шепчутся у ног О темноте, в которой нам, Как ни смотри по сторонам, Идти на ощупь за росой, Тушить угли стопой босой. Враг Приходит враг спросить воды, Глядит глаза в глаза. Вода в горсти мутна, как стыд, Прозрачна, как слеза, — И ты протягиваешь горсть, И он в ответ молчит. И только сердце у него Стучит, стучит, стучит… Давно глашатаи трубят, Весь горизонт в огне. Ни для него, ни для тебя Пути обратно нет. Как кровь, водица горяча, Сладка она, как ложь. И он убьёт тебя сейчас — А может, ты убьёшь. Пройдут часы, пройдут года, Земной ровняя счёт. Одна лишь чистая вода Течёт, течёт, течёт… В твой сон, последний, долгий сон, Войдёт, хромая, враг — И ты напьёшься из горсти У смертного одра. Из-под земли пробьётся ключ И будет длиться день — Как предзакатный солнца луч, Рассеянный в воде. «Однажды нам покажется, что – кончено…» Однажды нам покажется, что – кончено. Что наше время, время колокольчиков, Рингтоном отзвучало на распутице. Пускай теперь сама планета крутится! Нехай с неё ножом снимают кожицу — Без нас пиры и скорби приумножатся: Другие пусть ликуют и куражатся. Однажды нам покажется. Покажется… Согрелись в мягких креслах мы под пледами. Но брызжет ночь из-под копыта медного, И колокол над сонною Отчизною По каждому звонит, отлитый сызнова. «В пустом стакане тает лёд…» В пустом стакане тает лёд, Пылит оранжевое лето. Кружит усталый звездолёт У неизведанной планеты. В огне сгорают мотыльки, А он, бескрылый и железный, Земной природе вопреки, Прошёл сквозь каверзную бездну. Он – привидение, фантом, Он – лёд, растаявший без толку, Ещё один красивый том На прикроватной книжной полке. Но капитан сквозь перископ Глядит с задумчивой улыбкой. Багряный плавится песок, И жизнь не кажется ошибкой. «Умолкли псы сторожевые…» Умолкли псы сторожевые За крайней хатою. Я не жила в сороковые — Живу в двадцатые. И мне стоять за свой авось, За честь мещанскую. За всё, что в прошлом не сбылось, Пройти гражданскую. Запомнить лица мне живые, Поля несжатые И новояза клёкот лживый — За крайней хатою… Когда вобьют последний гвоздь В ухмылку панскую, Угаснет боль, остынет злость. Осядет стансами. Про тихий Дон, Днепровский плёс, Салют на улицах… Всё то, что прежде не сбылось, — Однажды сбудется. Майор Майор Александр Иванчев Заходит на цель. В зелёной траве одуванчик Горит как солнце. Воздух разъят крылом, Распополамлен, Плещется под соплом Пламя. Майор вспоминает из книжки Детский стишок. Таня, бычок, мишка. Всё у вас хорошо? Год сгорает за два, Брешут приборы. Трава у дома, трава Мстится майору. Зубы сцепив, Иванчев Терпит двенадцать «g». Он не может иначе. Не отступать же? Пластик клавиши «Пуск» Пальцем продавлен, Сумеречен и тускл Цвет яблоневый. Не унывай, майор. Многая лета! Пробьёт впотьмах коридор Наша ракета. |
