– Что там? – крикнул он.

– Поп. Хочет поговорить с террористом.

Виктор задумался лишь на какую-то долю секунды. Он решил рискнуть.

– Пропустите его! – Когда священник засопел за его спиной, Виктор негромко сказал: – Матросов! Матросов! К тебе священник. Хочет отпустить грехи.

Матросов никак не реагировал, и Виктор повторил:

– К тебе священник. Не стреляй, ты тоже, наверное, крещеный... Давай, отец. Только дальше, чем на метр, от двери не отходить. Ясно?

– Сын мой, – начал священник, переступив порог. – Отец наш Всевышний, Иисус, отдавший свою жизнь за род человеческий, говорил...

Священник продолжал что-то говорить, а Виктор все так же неотрывно следил за Матросовым. Уставившись в одну точку чуть повыше головы Виктора, майор, казалось, вообще ничего не слышал.

Время от времени Матросов поигрывал желваками и вдруг почти взвыл. С ненавистью глядя прямо на Виктора, он орал:

– Убери этого придурка! Убери, падаль, иначе я за себя не отвечаю? Ты! Это все ты! Ненавижу!

– Тихо, тихо, – проговорил Виктор, стараясь не выдать себя. – Отец, давай назад, быстро. Воспитательный час закончен.

Священник прервался на полуслове и отступил назад, и Логинов тут же отшвырнул его рукой себе за спину, в проем. Кажется, при этом святой отец здорово стукнулся о косяк, но сейчас было не до церемоний.

Как только Матросов начал орать, за ним в перегородке тихонько приоткрылась дверца, та самая, в которую нужно было протискиваться, чтобы попасть в рай. Она была не только нарисована, но и действительно существовала как наглядное пособие. А может, для того, чтобы раз в год открываться и демонстрировать детям, откуда берутся рождественские дары волхвов.

В проеме показалось дуло пистолета и лицо Беляева. Скосив глаза, он метнул быстрый взгляд на ничего не подозревавшего Матросова, затем вопросительно уставился на Виктора. Глядя в искаженное злобой и ненавистью лицо майора, Виктор в течение нескольких мгновений должен был принять единственно верное решение. Конечно, по всем писаным и неписаным правилам Матросова нужно было брать живым. Кровь из носу.

Только Беляев со своей позиции попасть майору в руку никак не мог. Стрелять ему было крайне неудобно. В этой же ситуации стрелять следовало только на поражение либо не стрелять вообще.

Можно было, конечно, потянуть время, потом вытащить Матросова на улицу и подставить снайперу.

Но профессионализм все же начал брать верх. Матросова нужно было брать живьем, и Виктор уже хотел было подать знак Беляеву, чтобы тот спрятался. Однако в этот момент девочка вдруг пошевелилась в лапах Матросова, подняла на Виктора огромные, словно у Мальвины из сказки «Золотой ключик», глаза и протянула к нему ладошку:

– Дя-а-дь, спаси меня...

– Молчать! – рявкнул майор, остервенело придавив девчушку так, что она начала задыхаться.

У Виктора перехватило дыхание, словно Матросов душил его самого, и он снова подумал о дочке. Ведь по теперешней жизни она в любой момент тоже может оказаться в положении этой несчастной малышки. И подполковник больше не раздумывал.

Эту мразь в милицейских погонах нужно было уничтожить немедленно, стереть ее с лица земли, пока в дело не вмешались всякие Уткины, Пупкины и другие болваны, чирикающие с экранов о гуманном отношении к зверям в человеческом обличье.

Внезапно швырнув пистолет на пол, к ногам Матросова, Виктор поднял обе руки и двинулся на майора:

– Отпусти ее, мразь! Убей лучше меня, ты же этого хотел!

На какой-то миг Матросов растерялся и заорал:

– Не подходи! Не подходи!

Однако Виктор и не думал останавливаться. Тогда майор бросил быстрый взгляд за его спину, на дверь, убедился, что там все чисто, и его глаза вдруг налились кровью.

– Ты, ты!.. Тебе конец!

Как только Матросов выхватил из-за головы девочки пистолет, Виктор, неотрывно следивший за его глазами, предугадал момент выстрела и бросился в сторону. Только выстрелить майор так и не успел.

Его опередил Беляев, и вслед за вспышкой у перегородки майор на миг застыл, пытаясь понять затухающим сознанием, что же произошло, и тут же начал падать.

Виктор бросился вперед, придержал сползающую на пол тушу и подхватил на руки девочку. Сжавшись в комочек, ребенок беззвучно плакал, размазывая по щекам слезы стиснутыми кулачками.

– Успокойся, все в порядке. Все в порядке, – повторял Логинов. – Тебя как зовут?

– Ка-ка-катя...

– Все в порядке, Катерина. Поняла?

– Да, – всхлипнула девочка и прижалась к груди Логинова. Он погладил ее по головке и вдруг почувствовал страшную усталость. Сразу же вернулась боль в ягодице, ноге и даже в боку. Боясь упасть, Виктор оглянулся на ворвавшихся в спальню спецназовцев и сказал:

– Позовите кого-нибудь, пусть ее заберут...

Девочку тут же увела какая-то женщина в косынке. Виктор, помахав рукой, слабо улыбнулся малышке и, морщась от боли, полез в карман за сигаретами. За перегородкой что-то грохнуло, потом донесся приглушенный голос возмущавшегося Беляева, и тут же на пол что-то рухнуло.

– Эй! – крикнул Виктор. – Ты там жив?

– Да жив, жив, – откликнулся полковник. – Здесь целый город из декораций, черт ногу сломит. Кажется, я грохнул им Вавилонскую башню...

Не выпуская изо рта сигарету, Виктор, превозмогая боль, кое-как присел и осмотрел труп. При себе у Матросова были только запасная обойма, удостоверение подполковника милиции по фамилии Евсеев и кожаный нательный пояс.

Удостоверение со свежевклеенной фотографией, на которой Матросов был уже с аккуратной бородкой, было выполнено на подлинном бланке, и отличить его от настоящего было практически невозможно. На пояс Виктор наткнулся в самом конце, уже отложив обойму и удостоверение в сторону и ощупывая труп. Штучка была дорогая, ручной работы. Как прикинул Виктор, в десяти отделениях пояса было около ста тысяч долларов – плата за предательство и гибель ни в чем не повинных людей.

– Что это? – раздался сзади голос Беляева.

– Тридцать сребреников, – вздохнул Логинов и оглянулся. – Вы мне следователя Захарова нашли?

– Да! – крикнул из коридора кто-то из спецназовцев. – Он был на Варшавской, через пару минут должен подъехать!

– У тебя вся задница в крови, ты знаешь? – тихо спросил Беляев.

– Да. Только это не месячные, не бойся. Сейчас сдадим эту музыку Захарову, и отвезешь меня в больницу.

– Когда это он успел тебя задеть?

– Еще на Варшавской...

Когда через минуту из коридора заглянул Захаров, Виктор отвел его в сторону и, то и дело морщась от боли, объяснил, что нужно сделать.

– Сейчас по-быстрому займись деньгами – оприходуй, как положено, только не тяни. Потом дуй обратно на Варшавскую. Обнюхай в красной «семерке» с экспертом каждый миллиметр. Машину я тебе нашел, теперь твоя задача – раскопать все до конца: установить личность террориста, как, когда и откуда он прибыл, где они все это время отсиживались, нет ли у них еще сообщников, что с оружием и все остальное. Все отпечатки срочно направишь в Москву, может, повезет... Все. Времени у тебя, Степан, в обрез. Так что давай... Если что – ты меня не видел, я в больнице. Это – для начальства. А так – звони.

– Он вас здорово задел?

– Не очень, но в самое интимное место. Все, капитан, я на тебя надеюсь.

По дороге в больницу Виктор достал сотовый телефон и попросил Михеича остановиться в том месте на Варшавской, где сигнал был более-менее сносным. С трудом выйдя из машины, он нырнул под навес пустынной остановки и позвонил генералу Максимову.

Объяснив, что ранен и не может прибыть в управление для исчерпывающего доклада по спецсвязи, Виктор сообщил, что фигурант чрезвычайного розыска Матросов и его сообщник, судя по всему, прибывший в Ипатьевск для осуществления покушения террорист, – убиты. При задержании Матросов оказал ожесточенное сопротивление и даже захватил заложницу, так что взять его живым не представлялось возможным.