– Теперь уже скоро. Совсем скоро. – Хассан, придержав своего мула, поравнялся с Луизой. – Вы будете рисовать картины? Рисовать горы?

Луиза кивнула.

– Я хочу увидеть горы и гробницы фараонов.

– Конечно. А что же еще? – улыбнулся Хассан. – Я захватил свечи и фонарь, чтобы мы смогли увидеть все как следует. – Он махнул рукой в сторону вьючного мула. – Уже не далеко. Тогда вы сможете отдохнуть.

Луиза снова кивнула. Капли пота стекали у нее по шее между грудей, одежда казалась невыносимо тяжелой и душила ее.

– Я думала, что мы встретим здесь много желающих увидеть долину, – проговорила она. Это безлюдье начинало нервировать ее.

– Обычно здесь много приезжих, – пожал плечами Хассан. – Просто парохода не было уже несколько дней. Когда он придет, они снова появятся.

– Понятно. – Она неуверенно улыбнулась. Вокруг, насколько хватало глаз, не было видно ни души – ни всадника, ни пешего, да и на земле не было видно никаких следов. – А почему вообще не видно следов – от копыт или от ног? – Она нервным жестом указала куда-то вниз.

Хассан покачал головой.

– Ночью был ветер. Пуф! – Для пущей наглядности он надул щеки и дунул, размахивая при этом руками. – Песок приходит, и все исчезает.

Луиза улыбнулась. Вот подходящая фраза для ее дневника. Надо бы ее запомнить. Песок приходит, и все исчезает. Эпитафия цивилизации.

Дорога углубилась в холмы, стала круче и наконец свернула в таящуюся между ними долину. Луиза отчетливо увидела прямоугольные проемы, вырезанные в ярком известняке, из которого были сложены холмы. Остановив своего мула, Хассан спешился и помог спешиться ей. Пока она стояла, оглядываясь, слушая завывания странного горячего ветра и резкие крики коршунов, описывающих круги в небе, он достал из вьючных корзин ее альбомы и краски, а также персидский ковер, который и расстелил рядом на песке. Затем он извлек оттуда же несколько шестов и полотнище полосатой сине-зеленой ткани и за несколько минут устроил некое подобие бедуинского шатра – убежище от палящего солнца для Луизы. Сам же он, так же как и животные, остался на солнце, казалось, забыв о жаре.

– Я думала, люди занимаются тут раскопками. Почему так пустынно? – Луиза все еще озиралась, ошеломленная всем окружающим ее.

Хассан пожал плечами.

– Иногда здесь бывает много народу. Иногда – никого. Кончаются деньги. – Он снова красноречивым движением поднял плечи. – Им приходится уходить, чтобы достать еще. Потом они возвращаются. И тогда долина полна людей. А местные всегда здесь. Думаю, мы их увидим. Они копают по ночам, если обнаружат новую гробницу, копают и рано утром, и даже днем, когда жарко. То что они находят, они обязаны передавать властям в Булаке, но… – Он снова пожал плечами уже хорошо знакомым ей движением.

Еще раз порывшись во вьючных корзинах, он извлек на свет божий две свечи и небольшой фонарь.

– Не хотите увидеть одну из гробниц изнутри – прямо сейчас?

Она кивнула. После этого бесконечного солнца в гробнице будет восхитительно прохладно. Она потянулась к фляге водой, и Хассан поторопился наполнить для нее кружку. Bода была теплая и солоноватая, но Луиза выпила ее с благодарным чувством. Оставив немного на дне, она смочила свой носовой платок и обтерла лицо.

Когда она повернулась к Хассану, чтобы следовать за ним в один из прямоугольных проходов в скалах, под мышкой у нее был альбом.

– Мы начнем отсюда. – Движением руки египтянин указал на один из проходов. – Это гробница Рамсеса VI. Она стоит открытой с древних времен.

– Ты, наверное, приводил сюда немало людей. Должно быть, ты знаешь все эти захоронения не хуже местных гидов? – поинтересовалась Луиза, подбирая юбки.

– Конечно, – кивнул он. – Я тысячу раз слышал гидов из окрестных селений. Я больше не нуждаюсь в них.

Войдя в темный проход, Луиза остановилась: после яркого света, царившего снаружи, она словно полностью ослепла. Потом мало-помалу ее глаза начали привыкать к темноте. Мерцающий огонек свечи Хассана слабо озарил стены длинного коридора, в котором они оказались, но даже в его скупом свете вокруг проступали пятна ярких цветов и изображения, от которых у Луизы захватило дух. Потом Хассан зажег фонарь, и его неровное, коптящее пламя выхватило из мрака ряды иероглифов, странно деформированные фигуры богов и царей, сплошь, насколько хватало глаз, покрывавшие стены и потолок. Луиза озиралась вокруг с изумлением и восторгом.

– Я и не представляла себе, – прошептала она. – Не представляла, что это так… – Она запнулась, ища слово, способное наиболее точно передать ее ощущения в эту минуту, – так… чудесно!

– Нравится? – Хассан пристально смотрел на нее.

– Очень, очень нравится! – Она сделала несколько шагов; ее обувь скользила на наклонном полу коридора. – Хассан, это еще более чудесно, чем я могла себе представить!

Когда эхо ее слов смолкло, снова воцарилась оглушительная тишина. Вопреки ожиданиям Луизы, в темноте гробницы было жарко и душно, как в печи. Она подошла к стене и коснулась рукой раскрашенного камня.

– Очень трудно будет скопировать это. Чтобы передать это ощущение чуда. Эту тайну. Я не смогу… – Она беспомощно пожала плечами.

– Ваши рисунки очень хорошие, – возразил Хассан, поднимая выше фонарь, чтобы его свет проник дальше во мрак.

– Откуда ты знаешь? Ты же не видел их. – Она слегка повернула к нему голову, но глаза ее оставались прикованными к росписям.

– Видел. Когда я складывал ваши вещи в корзины, подул ветер, и один альбом открылся. – Хассан шел за ней, высоко держа фонарь. – Как я мог не увидеть? Сюда. Осторожно. Здесь начинаются ступени вниз. Их очень много.

Маячивший сзади светлый прямоугольник входа внезапно исчез, когда они начали спускаться по бесконечному ряду грубо вырубленных в камне ступеней. В тесноте покрытых рисунками стен свет фонаря казался ярче, но, когда люди оказались в большом зале, он, разлившись между колоннами, снова стал слабым и беззащитным перед лицом подступившей темноты. Из зала выходил еще один коридор; за ним последовал другой, потом еще один, потом еще… Они спускались все глубже, пока наконец не оказались в погребальном покое, и Луиза, ахнув, остановилась. В трепещущем свете фонаря, в игре теней над ее головой на потолке виднелись две огромные, странно вытянутые фигуры.