Нет, милосердия там не имелось…

Шумно отхлебнув, Эйдан отбросил бокал на ковер, залив голубую шерсть алыми брызгами. Порывисто нагнулся и впился губами в мой рот. На язык потекла терпкая жидкость, которую герцог не успел проглотить. Наполнила тело слабостью и жгучим отвращением.

– Если дело только в наследнике, почему не подождать осмотра? – пробулькала, вынужденно сглатывая крепкий напиток. Горло разодрало, я чуть не захлебнулась. – К чему эта… «аккуратность», сир? Вы пьяны и еле на ногах стоите…

Заметив новый маневр, я увернулась от его губ. Скривилась в ужасе.

– Поэтому тороплюсь прилечь, дражайшая. В своих покоях. Это ведь мои, я не спутал? – муж небрежно пихнул меня в плечо, заставляя завалиться на подушку.

Мышцы размягчило апатией. Я вяло отползла подальше, опасаясь, что Эйдан с минуты на минуту рухнет сверху.

– Мне нехорошо, – потерла лоб запястьем.

Похоже, я промерзла на том пустыре до костей. Тело начинало ломить приближающейся лихорадкой, но это была не главная моя проблема.

Юбка вдруг задралась порывом ветра, и Эйдан с любопытством оглядел кружево нижней сорочки. Смущенная наглым рассматриванием, я попыталась подняться. Но граксов воздух настойчиво прижал меня к подушке, не давая шелохнуться.

– Ты права, Эллайна: дело не только в нашем с тобой долге. Я заслужил право попробовать собственную жену. И я должен напомнитьвсем, чья ты, южанка, – прохрипел он с неприязнью. Словно роль дегустатора была ему противна, но и тут был какой-то долг, который необходимо отдать.

Его бледное тело, пропитанное насквозь крепкой дрянью, и секунды не стояло ровно. Колыхалось, точно плакучая гава на осеннем ветру. Эйдан морщился при каждом развороте, все еще ощущая тяжесть ранений.

Я могла попробовать справиться с ним. Пожалуй, хрупкая обессилевшая южанка и нетрезвый северянин, мучающийся болями, – примерно в одной боевой категории. Но изменит ли это хоть что-то?

Не сегодня, так завтра младший герцог явится в наши покои за наследником Севера. И примется брезгливо, но усердно исполнять долг «всякого сына Эквеноров».

– Не бойся, дражайшая. Я не намерен причинять тебе боль.

– Не намерены?

А по желчи, что стекала с его языка при каждом слове, казалось, что это единственное, о чем мыслит муж. О том, чтобы наказать и меня, и Нэда за свою ошибку. За свою невоздержанность, легкомыслие и глупость.

– Я искусен, обходителен, умел… Тебе разве не говорили? – он разгладил морщинку на светлом лбу и стряхнул серебристые волосы с плеча. – Я обязан узнать, какого ты вкуса.Ятвой муж.

– Дело в Нетфорде, да? Вы его ненавидите?

– Ненавижу? Нет. Он мой брат. И владыка Предела. Всегда знает, как правильнее, как лучше для севера… Руководит судьбами других, как фигурками на игровой доске. Смотрит с укором на тех, кто смеет думать и о своих желаниях…

Едва я отвлеклась на беседу, Эйдан упал в кровать. Вмял меня в простыни, чуть не переломав кости. Продолжил сдавленно:

– Старший сын своего отца… Долг, долг, долг! Но знаешь, чего он не может?

– Чего? – прохрипела, пытаясь отползти к самому изголовью.

Эйдан оказался не таким легким, как его нрав и ветерок.

– Забратьмоюжену. Нэд слишком чтит традиции, слишком верен долгу… Он слишком Эквенор, – Эйдан погладил меня по губам, улыбнулся хитро. – Он никогда не нарушит правил.

– Вы жестоки, – я растерянно покачала головой.

– Брату полезно почувствовать себя уязвимым. Не всемогущим. Он так хотел, чтобы я нес бремя ответственности, чтобы исполнял долг Эквеноров? Так вот, дражайшая, я здесь, чтобы его исполнить, – кружево под моим платьем обиженно затрещало. – И принять, наконец, невесту, которую так заботливо подыскал для меня старший брат. Нэд сам велел мне делать наследника… Ведь «это я умею лучше всего»!

– Жестоки, мстительны и пьяны… – покивала своим мыслям, во все глаза глядя на супруга. – Ворчите так, будто у его светлости есть все, чего он пожелает. Что «все»? Серый пейзаж за окном и бремя долга, которое никто с ним не спешит разделить? Клеймо вдовства и случайное дитя без права на имя? А вы… Вы всю жизнь ведете себя, как блудливый гхарр! Словно никому ничего не должны, кроме как мять чужие юбки!

– И вел бы дальше, если бы не Нэд… – устало профыркал Эйдан и с треском рванул на мне шнуровку. Переход от слов к делу вышел столь внезапным, что я вся съежилась.

Никакие ташерские традиции и законы не могли меня сейчас убедить, что происходящее – правильно. И нормально. И вообще – что именно за этим меня дядюшка и отдал северянам!

– Пустите, – прошипела зло, упираясь ладонями в голые плечи. Его кожа была холодной и чуть серебрящейся в полумраке спальни.

– Тетка Кетрисс так старалась, убеждая меня, какая чистенькая, невинная, ни на кого не похожая невеста мне досталась. Я почти поверил, почти разглядел «свое счастье» за этими красными щеками и перепуганными глазами…

Он целовал меня. Целовал!

И каждое прикосновение губ к коже ощущалось уколом лезвия. Будто Эйдан оставлял невидимые ранки – на шее, на щеке, на ключице. Горло сводило судорожными позывами. Еще пара таких поцелуев – и мне понадобится тазик для умывания!

Боги все напутали. Этот мужчина не мог быть моим будущим. Возможно, он был чьей-то чужой судьбой… Но не моей.

Иначе как объяснить, что огонь внутри рвался его кусать, жалить? Бить пламенной плетью, словно тренировочного манекена? Дар не принимал этого человека, не хотел его рядом со мной. Не истрать я магию на пустыре, Эйдану бы крепко не поздоровилось.

– Кетрисс говорила, что после ритуала единения ты станешь для меня чем-то особенным. Что ж, она не обманула… Ты стала. Моей головной болью, моим наказанием. Мы с тобой… вечное мучение друг для друга, – Эйдан дрожал надо мной, локти едва держали его израненное тело на весу. – С этой ночи ты больше не будешь бродить по замку одна. Я приставлю к тебе неллу. С братом будешь видеться лишь в моем присутствии. Завтра я торжественно объявлю, что скрепил брак и приступил к священной обязанности продолжать род Эквеноров…

– Хватит. Не смейте. Вы не имеете права так со мной…

– Имею, имею, дражайшая. Лежи тихонько, я сегодня не в том состоянии, чтобы бороться.

Ненавидя себя за то, что собираюсь сотворить, я с силой вдавила кулак Эйдану под ребро. Герцог охнул надсадно, дернулся, отстранился от меня. Зыркнул сердито, и через секунду порывистый ветер вбил меня в простыню – не продохнуть.

Дварфова пропасть!

– Я любил бы тебя, Эллайна… Любил бы, – прошептал Эйдан с обиженным надрывом. С упреком, с каким щекастый карапуз ругает сломавшуюся в его руках игрушку. – Но, очнувшись после ранения и узнав про алтарь, понял, что не смогу. Больше не смогу. Я мужчина. Я Эквенор! У меня есть гордость.

– Я бы тоже постаралась полюбить вас, – зажмурилась, угасая, растворяясь в лихорадочном жаре. – Со всеми вашими грехами и дурными привычками. Если бы вы мне хоть немного помогли в этом, если бы подошли, протянули руку… Но теперь уж не смогу. Я женщина. Я Экарте. И у меня тоже есть гордость.

– К концу ташерской зимы от нее не останется и следа, дражайшая, – тряхнул серебряными прядями мой «обходительный» супруг и потянулся к брюкам.

Я часто заморгала. Взмолилась, глядя в белый потолок, украшенный дорогой лепниной. Боги, боги… Происходило что-то неправильное, невозможное. Я и доли нынешнего ужаса не испытывала на алтаре в Погибшем саду!

А сейчас твердо поняла, что эта ночь будет такой же непоправимой, как и та – третья, Великая. И она, эта граксова ночь, навсегда отрежет меня от сердца Нетфорда.

Завтра… Завтра за завтраком Эйдан объявит, что вспомнил о своей жене. Дражайшей и со всех сторон желанной. И намерен продолжить род Эквеноров… После тщательного обследования целителем своей неверной, грязной супруги, разумеется.

Я забилась под воздушным прессом, вжимавшим меня в кровать, истошно хрипя и молясь всем богам Междумирья. Как несправедливы они, как жестоки! Разве не могут хоть они отпустить меня? Такие могучие, такие великие…