Орлов предупредительно поднял указательный палец перед носом абитуриента:

– Ну ни пуха, ни пера! Если что – скажешь.

Кириллов признательно приложил руку к сердцу. Ректор махнул – мол, «пустяки, не стоит!» – и демонстративно ускорился, несмотря на рекомендации кардиолога не делать этого. Он бежал, а вдоль дороги желтели одуванчики, ещё закрытые, в блестящих капельках утренней росы.

             Разворачивась к дому, Орлов увидел ребят уже на другом берегу озера. «Вот быстроногие, − улыбнулся ректор. Три километра окружности водоёма средневики легко уложили в пятнадцать минут. – Наверняка мастера спорта». Тот факт, что спортсмены высокого уровня поступали в институты без конкурса, произвёл на свет обидную и несправедливую поговорку: «Сила есть – ума не надо». Несмотря на это на душе у Орлова было празднично: в истории МОГИФКа начинался ещё один учебный год.

Главный корпус института − серый блок с большими раздвижными окнами и высоким крыльцом − был построен в начале тридцатых годов двадцатого века. Парадная стена центрального холла была снизу доверху из стекла. Слева от входа висел стандартно оформленный стенд с портретами ректора, обоих деканов и ещё восьми докторов наук и профессоров института. Холл и центральная лестница делили здание на две части: слева – главный корпус в четыре этажа, справа – пристройка вполовину ниже. Коридор, уходящий влево, вёл к ректорату и заканчивался железной дверью кафедры анатомии. Перед ней справа была боковая лестница, ведущая на этажи и в подвал в морг, слева тянулся стеклянный туннель к единственной аудитории вуза. На стенах до середины коридора висели портреты прославившихся студентов МОГИФКа, далее он был «иллюстрирован» стендами с учебными пособиями. Плакаты, рельефные макеты и экспонаты в банках с формалином, помещенные за стекло, вызывали скорее отвращение, нежели любопытство или интерес.

Основной срок подачи документов уже закончился, но коридор у ректората не пустовал: комиссия, временно разместившись здесь, принимала опоздавших. Кто-то забыл вложить заверенную копию свидетельства о рождении и в последний день вынужден был нестись к нотариусу. Кому-то было лень переписывать вручную и заверять в учебной части выписку с оценками из аттестата зрелости, но за перо браться всё же приходилось. Некоторые пренебрегли советом явиться для сдачи документов загодя и прилетели в Москву в последний момент. И прочее, прочее, прочее. Такое повторялось каждый год. В коридоре кипели страсти, лились слёзы, рушились надежды, и допуск на сегодняшний экзамен по специализации имели пока не все.

Примерно в такой ситуации оказался абитуриент Армен Малкумов. Несмотря на светлую кожу и высокий рост, кавказца выдавали пронзительный взгляд, чёрные брови и выбритые до синевы скулы. Юноша впервые пришёл в институт только сегодня и удивился очереди в ректорат. Записавшись под двадцать шестым номером, он тепреь важно вышагивал по коридору. Пронзительный взгляд из-под густых ресниц перебирал каждого, то и дело тормозя на девушках. Прохаживаясь взад-вперёд, Армен что-то бормотал на своём языке, автоматически переходя на русский при выходе из приёмной очередного абитуриента. Очередь украдкой рассматривала зеленоглазого красавца, облачённого в светлое – от тенниски до мокасин.

Первые полчаса работы комиссии разгрузили список на пятнадцать мест.

– Эй, кто там следующий? Давай, брат, иди скорее, − махнул кавказец на открывшуюся дверь и совсем неожиданно улыбнулся сразу всем, − у меня сегодня экзамен.

Глубокий баритон вывел очередника из дремоты, и он вскочил с откидного стула, как со стартовых колодок. Девушка в кедах и с целлофановым пакетом в руках подошла к освободившемуся стулу и тяжело рухнула на него.

– Экзамен сегодня у всех, – сказал, как отрезал, широкобёдрый коротышка с орлиным носом и тёмной густой щетиной. − Юлик, − представился он кавказцу, протягивая руку. – Ты из какой группы?

Малкумов широко раскрыл и без того большие глаза.

– Ты что такое говоришь, дорогой Юлик, а?

– Я не говорю, я спрашиваю: из какой ты группы? Ты ведь на первый курс поступаешь? – Дождавшись кивка, Юлик обрадовался. – Тогда у тебя должен быть номер группы. Я, например, в группе один-один. И они – тоже, − кивнув на очередь, коренастый юноша быстро взглянул на дверь. – Там принимают пока только нас.

Кавказец осмотрел всех пристально, сообразил, что быть в нужной группе – это то, что ему сейчас нужнее всего, вернулся взглядом к Юлику и пожал плечами.

− Э-э, дорогой, зачэм спрашиваешь? Если ты номер один-один, значит, и я номер один-один. Да?

Коротышка не согласился:

− Ну-у, я бы на твоём месте так не утверждал, а уточнил в деканате. Может, ты в группе один-два или один-три, а может, вообще один-шесть. − Очевидно, последняя была в Малаховке на каком-то особом счету, потому что Юлик хитро прищурился. Кавказец усиленно замотал головой:

− Какой один-шесть? Ты что, генацвале? Я с тобой в одной очереди стою. Да? Значит, группа у нас должна быть один. То есть я хотел сказать один-один. Да? Зачем мнэ один-пять? Один-шесть? Один-десять?

Юлик снова сделал добродушное лицо:

– Ну, нет так нет. Народ в институт разный поступает, сам понимаешь. Ты вот, сказал, лёгкую атлетику сдаёшь? У меня тоже сегодня утром лёгкая атлетика, а завтра гимнастика. А у тебя какие экзамены? − Коротышка говорил уверенно, спину держал ровно. Как раз про экзамены Армен и собирался выяснить в приёмной, но решил лучше в этом не признаваться. Отвлекая внимание от себя, рослый красавец с интересом посмотрел на собеседника.

– Гимнаст, да? – в голосе слышалось сомнение: небритый был не только мелким, но и корявым.

– Конькобежец, − ответил Юлик со значением.

– Конь-ко-бежец? Это на коньках, да? − Зимние виды спорта на Кавказе считали за отдых. «А разве отдыху учат?»

– Что-то вроде того. Ты Бориса Стенина знаешь? – назвал Юлик известную фамилию, заметив сомнение на лице кавказца. − А про Марию Исакову слышал? Это первая советская рекордсменка мира в беге на коньках. Она на полторашке выбежала из двух минут тридцати секунд! − Сообщая о прославленной спортсменке, юноша с орлиным носом выглядел почему-то особенно радостным. Армен, догадавшись наконец, что речь идёт не о начальстве института, просиял.

− Нет, − признался он честно. − Но теперь я тебя, Юлик, услышал. И запомнил: Мария Исакова и Борис…

− Стенин, − напомнил конькобежец, почти укоряя, − тогда и вот этого великого человека запомни, − добавил он назидательно, приблизившись к стене с портретами спортсменов и указывая на один из них: − Цыбин Борис Александрович, рекордсмен на десятке. В смысле, на дистанции десять тысяч метров. Ну десять километров, понимаешь? – уточнил он, ибо кавказец напряжённо молчал. – Смотри, Цыбин закончил этот институт. Видишь, написано: «…выпускник МОГИФКа 1969 года». Он был тренером сборной страны. Я мечтаю бегать, как он.

− А мне вот Ринат Дасаев очень нравится, − сказал Армен, кивнув на портрет футбольного вратаря, висевший рядом. На такой ответ собеседник развёл руками:

− Ну, нашёл о ком говорить! Дасаев! Это же – кумир миллионов. Да? – улыбнулся он девушке в кедах и с пакетом. Она неопределённо пожала плечами. Сражённый отсутствием характерного женского вздоха, Юлик повернулся к Армену. – По-моему она не знает, кто такой Дасаев, − предположил он негромко, – и, наверное, волнуется, − оценил конькобежец растянутое равнодушие, − или футбол не любит. Я и сам футболистов не очень-то… В индивидуальных видах стать знаменитым тяжелее. – Юлик медленно пошёл в сторону кафедры анатомии, не упуская из виду дверь приёмной комиссии. Армен вышагивал рядом, выбрасывая длинные ноги, как если бы шёл в сапогах. Разглядывание экспонатов не мешало их мыслям. Дойдя до конца коридора, они развернулись, и кавказец возобновил разговор так, чтобы не нарываться на лишние вопросы:

− Слушай, дорогой, ты сказал, что сдаёшь лёгкую атлетику и гимнастику. Бегать, прыгать – это нормальный экзамен. А гимнастика зачем?