— Как себя чувствуешь, малышка? — папа.

— Пить, — похоже организм подал голос вместо меня. Дрогнувшей рукой Артем поднес мне стаканчик с трубочкой. Обхватив ее губами, потянула прохладную, восхитительно вкусную воду. Почти сразу начало подташнивать, и я прервалась.

— Умница, нельзя много, — папа тоже гладил меня по волосам. Медленно вздохнула и выдохнула. Приступ прошел.

— Оставляю вас, — проговорил тем временем Дмитрий Дмитриевич.

— Спасибо, коллега, — папа обменялся с ним рукопожатием, — Артем, дай-ка ее осмотрю.

Болезненное усилие, которое понадобилось приложить Артему, чтоб отпустить мою руку я ощутила физически.

— Вик, что случилось помнишь?

— Свадьба…. Дерек…., - думать и вспоминать становилось все проще, а вот обличать все это в слова едва выходило.

— Головокружение? Тошнота?

— Нет.

— Плечо болит?

— Немного, — все же призналась.

— Сейчас укольчик сделаем, — и вставив в уши фонендоскоп, стал слушать сердце. Потом появилась медсестра и измерила мне давление. После поставила укол в вену.

— Как она? — спросил Артем.

— Артем, все будет хорошо, — твердо ответил папа и повернулся ко мне, — Пуля повредила только мышцы, солнышко. Ты поправишься очень быстро.

— Ты меня оперировал, да? — предположила я.

— Никому не мог доверить свою принцессу, — поцеловав меня в лоб, тихо сказал, — Ну, отдыхай. Артем?

— Я останусь с ней, — в его голосе металл.

— Ладно, — выдохнул папа после паузы. И вышел.

— Тема…, - только сейчас я заметила, что под одноразовым медицинским халатом у Артема все еще свадебная рубашка. Забрызганная моей уже потемневшей кровью….

Шагнув к койке, Артем присел на край и взял меня за руку. Поднес ее к губам и прижался ими к коже. Развернув ладонь, погладила его по колючей щеке.

— Тема, я поправлюсь.

— Конечно, маленькая, — сдавленно прошептал, — Конечно….

Я хотела сказать еще что-то. Так много всего. Успокоить, утешить. Но мысли ускользали, скрывались в тумане. Он густой, вязкий и расширялся все больше и больше. Боль отступала. Обезболивающее! Точно, оно….‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вокруг сплошная белая пелена. Непроглядная, ледяная. Я бежала, вернее пыталась бежать. Вязла по колено в глубоком снегу. Кричала что есть мочи, но не раздавалось ни звука. Задыхалась от сыплющегося в лицо снега, впивающегося в кожу, словно сотни игл и от понимания, что посреди снежной пустоши я одна. Что Артема здесь нет.

И вдруг почувствовала тепло знакомых рук на своем лице, услышала его голос, что звал меня по имени. Потянулась к нему изо всех оставшихся сил, каждой исстрадавшейся клеточкой. Белоснежную пелену сменила темнота с узкой яркой полоской в центре. Та расширялась — больно, очень. Как будто в глаза песка насыпали, а по левому плечу взад и вперед катался трактор с плугом, вспахивающим внутренности будто они земля под посевы. Но все это померкло, когда я увидела лицо Артема. Бледное, осунувшееся, искаженное страданием. Сердце сжалось…

— …все хорошо! Это просто сон, — хриплый голос.

— Да, — сглотнула. Позади мужчины увидела окно за которым уже глубокая ночь, — Тема, сколько времени?

— Пол третьего. Папу позвать?

— Не надо… Тема…. Я так тебя люблю, — выхватила из заторможенного подсознания самое-самое важное. И вновь накатила темнота.

Меня разбудил негромкий разговор. Он проник в какой-то очередной тревожный сон, растворяя к счастью его содержание в памяти.

— А я сказал пусть она еще немного поспит! — Артем очень-очень зол.

— Послушайте меня, пожалуйста! По правилам необходимо получить показатели до обхода…

— Это ты меня послушай….

— Какие-там показатели? — о, голос звучал уже на много лучше. Слабый, но хоть четкий. Сглотнула сухой ком в горле. Мягкий утренний свет больше не резал глаза, а в голове прояснилось. Как же хорошо…

Артем угрожающе навис над каким-то молодым человеком в медицинской форме у изножья койки. Тот почти такого же роста и телосложения, но младше лет на пять. Важность, которой преисполнена вся его поза нивелировалась очевидным испугом на лице. Позади мужчин я увидела стол и монитор компьютера. Сестринский пост! Ну, конечно — я же скорее всего находилась в реанимации.

— Вика, — Артем прихрамывая подошел к изголовью. Утренний свет еще больше подчеркивал то, насколько он уставший и измученный. Бессонной ночью, болью и страхом за меня, — Как ты?

— Нормально, — пробудившаяся вместе со мною боль в плече отступила на второй план.

— Виктория Егоровна, мне нужно измерить вам давление и температуру, — молодой человек подошел к другой стороне койки, — Вот, поставьте, пожалуйста….

— Я сам, — прошипел Артем. Взял из подрагивающих рук медика термометр и осторожно поставил его мне под мышку. Через несколько секунд раздался сигнал. На маленьком экране тридцать семь и пять. Что ж, вполне нормально после операции.

— Твою мать!

— Тема, это абсолютно нормально, — взяла его за руку. Та была очень холодной. Инстинктивно я потянулась и левой рукой — попытаться хоть немного согреть. Перевязь удержала ее чуть позже, чем в плече буквально взорвалась боль. Я стиснула зубы, но через них все равно прорвался стон.

— Егора позови! — нервно бросил Артем, склонившись ко мне. Парень с очевидной радостью испарился за дверь. Мысль о том, какого ему было в компании Артема эти несколько часов вызвала невольную улыбку. Бедняжечка медик…. Или, может, он чем-то провинился и именно поэтому его приставили ко мне прекрасно зная, как будет вести себя Артем.

— Что? — он тоже улыбнулся. Совсем чуть-чуть.

— Бедный парень. Я до сих пор слышу, как стучат его зубы. И не стыдно тебе обижать маленьких, а? Представляю, что ты ему говорил….

В этот момент в палату вихрем влетел папа. Увидев, что я в порядке он замедлился так резко, что бегущий следом вприпрыжку парень почти налетел на него.

— Ой, извините!

— Привет, солнышко! Как себя чувствуешь? — отмахнувшись, спросил у меня папа.

— Лучше, — честно ответила я.

— Температура у пациентки тридцать семь и пять десятых градуса. Артериальное давление замерить не успел…

— Обход по расписанию в восемь ноль-ноль. Это через десять минут. В вашей палате один единственный пациент и вы все равно не успеваете собрать необходимые данные?

— Я… Я, — залепетал парень.

— Можете быть свободны, я сам, — и парень торопливо ретировался.

— Пап, он не виноват, — поспешила заступиться я, — Помешали обстоятельства.

— Этому вечно обстоятельства какие-то мешают. То пьянки-гулянки, то еще что, — беззлобно проворчал он.

Потом измерил мне давление, записал показатели, осмотрел и обработал швы.

— Вполне можем и в палату перебираться, — резюмировал после, — Сейчас тебе кровь возьмут, а я пока каталку притащу….

— Я сам ее отнесу.

— Ты сам еле на ногах держишься, — отрезал папа, — Кроме того ей так будет больно.

Контраргумент, однако. Пришла медсестра и взяла мне кровь из вены. Едва она ушла, привезли «каталку». Инвалидное кресло. Я содрогнулась живо ощутив чувства Артема при виде его, хоть парень и не подал виду.

Едва мы оказались за дверью с надписью «Реанимация», нас обступили родные. Все здесь. И все еще в платьях и костюмах. Ужасно усталые и несчастные. Глаза мамы и Оли покраснели от пролитых слез. Бедные мои…

Мы погрузились в лифт, поднялись на пару этажей. Коридор, снующий взад и вперед персонал больницы и пациенты. Гомон голосов, мелодия звонка чьего-то телефона. В голове начало противно гудеть, а внутри поднялась волна радости. Необузданной радости выжившего. Слезы навернулись на глаза. Все решили, что мне больно. Я принялась неловко убеждать, что нет, все хорошо.

Одноместная палата. Вид на панораму города. В нем тоже кипела жизнь. Кто-то спешил на работу, кто-то с нее возвращался. Пробки, ругань водителей, просыпающиеся офисы. Звук работающей кофе-машины.