— Фрэнк, я могу что-нибудь для тебя сделать, — предложила Тэсса. — Что-то другое, не связанное с деревом.
— Ладно, — быстро ответил он. — Давай поедем в Ньюлин только вдвоем и останемся там на ночь.
— Я согласен, — одобрил этот план Холли, — мне нужно прикупить грунтованный холст.
— Я сказал — мы с Тэссой вдвоем, — рявкнул Фрэнк.
— Конечно, вы вдвоем. Ну, и я вместе с вами.
— Тэсса, я его однажды прикончу.
— Помогите!
— Да, — сказала Тэсса, — давай поедем в Ньюлин, Фрэнк. Только вдвоем, как ты хочешь.
Холли возмущенно засопел, повернувшись к ним спиной.
Ах вот как?
Ну, он этой парочке еще устроит!
Глава 10
Вокруг было так темно, что Лагуну так и подмывало взять Мэлоди за руку.
Сестра, хоть и была злой ведьмой, но все-таки родной злой ведьмой, а скалы казались ожившими чудовищами, деревья — притаившимися убийцами.
Лагуне легко было вообразить, что они передвигаются вовсе не по мирной деревушке, где явно не хватало фонарей, а по опасному и зловещему миру, полному неведомых обитателей.
Маленький отряд возглавляла кудрявая пекарша, которая угощала их вкусным какао и пирожными. За ней решительно следовала тетя Джулия, поразившая сегодня обеих племянниц своей воинственностью.
Никогда в жизни Лагуна не могла бы подумать, что эта плакса способна затеять ссору, чтобы защитить их с Мэлоди. Она не очень поняла, что так сильно разозлило тетю, но та ворвалась в пекарню, как пират, несущийся на абордаж.
Они как раз заканчивали чаепитие. Миссис Милн, строгая и немного придирчивая леди, приютившая у себя близняшек, сразу предупредила, что не любит готовить сама и что отныне завтракать, обедать и ужинать они будут в «Кудрявой овечке». Это было необычно: и с мамой, и с тетей они привыкли на всем экономить и покупать только те продукты, на которые была скидка в супермаркете. Воздушные торты и вкусные пироги казались случайным праздником, который вот-вот закончится.
Так и случилось. Едва появившись на пороге, тетя Джулия закричала, указывая на миссис Милн:
— Ты! Чокнутая стерва! Немедленно отойди от моих девочек!
Лагуна с Мэлоди переглянулись, пораженные решительностью тетки-плаксы, а миссис Милн ответила насмешливо:
— Ого? Неужели тебе есть до них дело?
— Просто не лезь к ним никогда больше, — отрезала тетя, подошла к ним ближе и вдруг положила руки на их макушки. Тут даже у Лагуны, которая изо всех сил старалась сохранить невозмутимый вид, глаза стали квадратными. — Я так рада, что вы не такие беззащитные, как я. Настоящее везение, что уж вы-то умеете за себя постоять! Вас никто не сможет запереть, потому что вы сможете открыть любой замок. И никто не посмеет ударить, потому что вы обрушите на обидчика горы. Вы такие молодцы, мои дорогие!
И тетя упала на свободный стул и громко, отчаянно зарыдала.
Потрясенные ее словами, Лагуна и Мэлоди молча на нее смотрели, не в силах утешить или что-то спросить.
Они всю жизнь слышали, что родились исчадиями ада. Что про́клятые дети. Что от них сплошные несчастья.
Но никто и никогда не хвалил их.
— В таком случае, — миссис Милн тонко улыбнулась, — полагаю, мое гостеприимство отныне неуместно.
И она неспешно покинула пекарню.
— Во дела, — произнесла кудрявая пекарша. — Куда же вы, девочки, теперь пойдете?
— Со мной в пансион, — заявила тетя, утирая слезы. — Холл, конечно, занял какой-то странный мужик, но разве он может кого-то напугать?
— В Нью-Ньюлине, — вдруг вступила в разговор женщина, до этого молча наблюдавшая за происходящим из-за столика в углу, — есть один свободный дом, который могла бы занять эта семья.
Она была красивой и холодной, как Снежная королева.
— О чем ты говоришь, Камила? — спросила пекарша, как показалось Лагуне, с откровенной неприязнью.
— О хижине твоего деда.
— Но это же просто лачуга!
— А это, — Снежная королева кивнула на них с тетей, — просто какие-то незваные новички. Им что, нужно предоставить дворец?
— Лачуга нам прекрасно подойдет, — заявила тетя Джулия. — Мы сможем устроиться где угодно.
— Ну, не знаю, — пробормотала пекарша с сомнением.
— Просто передайте нам ключи и объясните, как туда добраться.
— Ключи? — она звонко рассмеялась. — Да бог с вами, Джулия, в наших краях только Милны и закрывают двери на замок. Пойдемте, я вам покажу эти развалины, а потом вы сами решите.
Тетя поднялась на ноги, с заботой подала им с Мэлоди их пальто, а потом мужественно улыбнулась.
— Ну, — воскликнула она преувеличенно бодро, — это же настоящее приключение, верно?
Лагуна еще раз посмотрела на Мэлоди, а Мэлоди — на Лагуну.
Они увидели в глазах друг друга одинаковые изумление и недоверие.
Ну ладно, молча решили между собой сестры, давай просто посмотрим, что будет дальше.
И они с готовностью надели пальто и обмотались шарфами.
Прежде чем покинуть пекарню, Лагуна оглянулась. Снежная королева удовлетворенно усмехалась, отпивая из плоской серебристой фляжки.
Холли проснулся оттого, что Тэсса с Фрэнком проснулись. Их дыхание изменилось, и в воздухе запахло ленивым утренним возбуждением, и теплой истомой, и чем-то еще невыразимо сладким, манящим, дурманящим.
Сквозь ресницы Холли смотрел на то, как мозолистый большой палец Фрэнка рассеянно поглаживает шею Тэссы. Загорелое на загорелом, они всегда ему нравились вместе больше, чем по отдельности.
В них была драма, и накал, и даже немножко трагедии. Несовершенство, помноженное на несовершенство, рождало отчаянную надежду. Для гения, не готового впустить в свою жизнь что-то, помимо искусства, прикосновение к этой паре позволяло ощутить полноту жизни, ничего не теряя.
Вот почему Холли нравилась его роль созерцателя — он находился на безопасном расстоянии и в то же время так близко, что мог бы сейчас дотронуться до Тэссы, если бы захотел. Это было немного пугающе — прежде между ними находился холст или бумага, надежное забрало. Без карандаша в руке он чувствовал себя беззащитным.
Она чуть повернула голову, поймала его взгляд и залипла, зрачки в зрачки. Так плавно входят в море, погружаясь все глубже и глубже. Так насекомые запутываются в паутине. Так муха застывает в янтаре, как Тэсса залипла в Холли, а он в ней.
Неподвижность.
Тягучее ожидание.
Предвкушение.
Понимание.
Ее заводило, когда Холли смотрит, а Фрэнку каждый раз приходилось преодолевать смущение. То мгновение, когда он переламывал собственное внутреннее сопротивление, было по-особенному острым.
И его неловкость, и ее готовность запускали какой-то сложный химический процесс в голове Холли, заставляя каждый нерв вибрировать от напряжения.
И он терпеливо складывал в свою корзинку со впечатлениями и выражения их лиц, и бисеринки пота на коже, и тихие прерывистые выдохи. Яркими вспышками фиксировал в памяти стоп-кадры: губы Фрэнка на соске Тэссы, широкая ладонь на ее колене, ее позвонки, перекаты его мускулов, простынь, смятая в кулаке.
Бесценное.
Когда в доме ночуют пять человек, а ванных комнат всего две, то очередь неизбежна.
Вытираясь полотенцем, Тэсса твердо пообещала себе, что скоро отправит всех гостей по домам. Ей не нравилось, что замок на скале превратился в общежитие.
После душа она спустилась вниз, где Фрэнк не слишком ловко сооружал сэндвичи на завтрак. Холли что-то увлеченно рисовал здесь же, за столом, не обращая ни на кого внимания.
Эллиот и Вероника страдали от похмелья. Он — от эмоционального, она — от буквального.
Тэсса молча налила молоко в миску и отправилась к призраку Малькольма в башенку.
— Ну, рассказывайте, — потребовала она с порога, — что это вам в голову взбрело плести заговор вместе с пикси? С чего вдруг вы подсунули мне ту дьявольскую паутинку с эффектом внезапной влюбленности?
— Это не заговор, — оскорбленно ответил призрак, — это благодарность.