Но ей все равно нравилось быть перед ним такой — пусть немного побитой, зато определенно довольной.

Порозовевшей, распаренной и купающейся в чужой заботе.

Стоило ради такого немного покувыркаться по кладбищу.

Глава 31

Позевывая, Фанни спустилась вниз, в магазин, открыла ставни и выглянула на крыльцо, чтобы сменить табличку на двери с «закрыто» на «открыто».

На коврике лежал свежий выпуск «Расследований Нью-Ньюлина». Надо же, вот уж чего она не ожидала, так это что в первую ночь у Эрла Камила будет занята выпуском газеты.

Сунув листок под мышку, Фанни вернулась внутрь, запустила кофе-машину и прислушалась к тому, что происходило наверху. Вода все еще лилась — Кевин любил подолгу принимать душ.

В последние дни они обращались друг с другом так осторожно, как будто оба были хрустальными. В мечтах Фанни любовь была простой и понятной, не требующей никаких усилий. На деле же понимать и принимать другого человека оказалось не таким уж простым делом.

Ее раздражали нерешительность Кевина, его стремление избегать конфликтов любой ценой, покладистость и безропотность. Так и хотелось закричать: ну давай же! Поспорь со мной, не согласись, скажи, чего хочешь на самом деле.

А Кевина смущали ее прямолинейность, взрывной темперамент и постоянная готовность с кем-то поспорить.

Вот они и лавировали, боясь обидеть друг друга и сглаживая острые углы.

Вздохнув, Фанни взяла кружку кофе и уселась за прилавок.

Развернула «Расследования».

И застыла, увидев заголовок.

Тихо-тихо вокруг нее началась закручиваться воронка.

В эту ночь Камила так и не сомкнула глаз. Эрл заснул на рассвете, замолчав на середине фразы, и никто, кроме нее, не знал и никогда не узнает, каким разговорчивым он может быть.

Это было огромное и важное откровение, которое Камила несла в себе, как кубок победителя. Она укрыла Эрла поплотнее одеялом и прошлась по тихому дому.

Здесь было все не так, как у нее. Камила никогда не любила лишний хлам, предпочитая безликую функциональность. Эрл же любил комфорт и все обустроил так, чтобы было удобно провести в этих стенах всю жизнь.

У него был небольшой садик с пряными травами, между магнолиями был растянут гамак, откуда было хорошо видно и лежавшую внизу деревню, и море.

Отсюда ты на все поглядывал свысока, что Камилу полностью устраивало.

Она решила выйти на улицу, чтобы полюбоваться утренним пейзажем, но не сделала за порог и шагу — на ступеньках лежал свежий выпуск «Расследований Нью-Ньюлина».

Это еще что за наглость?

Да кто только осмелился на такое?

Подняв газету, Камила бросила презрительный взгляд на обложку — и кровь застыла у нее в жилах.

Если Фанни увидит такое первой, им всем не поздоровится.

Бросившись за телефоном, чтобы предупредить Кенни, Камила ощутила, как зазвенел вокруг воздух, и поняла, что опоздала.

Хорошо было бы проспать до самого обеда, но жители Нью-Ньюлина просыпались рано. Вот-вот кто-нибудь обнаружит, что за ночь исчезло целое кладбище, и тогда все по-любому примчатся в замок на скале в поисках объяснений.

Поэтому Тэсса встала ни свет ни заря. Холли еще дрых, а Фрэнк уже ушел в мастерскую. По дороге в контору она машинально подняла сегодняшние «Расследования», небрежно сложила их и сунула в карман. Прошла мимо бывшего кладбища, насладившись голым, покрытым солеными лужами полем, пожала плечами и отправилась дальше.

Она страдала над отчетом для Управления, когда воздух зазвенел от напряжения, а потом крик баньши разорвал собой небо, сбивая чаек, и унесся к островам Силли, зацепив по дороге аэродром Лэндс-Энд.

Боль вспыхнула мгновенно, сильная, огненная — одна на всех жителей деревни.

Сцепив зубы, Тэсса достала из ящика стола сироп — сладкое лекарство, бутылочки с которым многие из ее соседей всегда носили с собой. Уронила каплю на губы, облизнула их, и ее чуть-чуть отпустило.

Протокол на случай вопля баньши был уже давно отработан: первым делом поставить на ноги доктора Картера и только потом уже бежать к самым слабым. Старикам Бренде и Джону с их малышней, близняшкам и Джулии, а дальше — по обстановке.

По крайней мере, Джеймс с его ускоренной регенерацией приглядит за своими, а здоровяк Фрэнк поможет Холли, чья чувствительность обостряла его восприятие.

Каждый местный обитатель знал, что если он в относительном порядке — следует немедленно сообщить об этом в чате.

День будет сложным, но не экстраординарным.

И хорошо бы узнать, что так потрясло Фанни.

Домой Тэсса вернулась спустя два часа. Они с Джеймсом и доктором отработали довольно слаженно, прошлись по всем домам, убедились, что сильно никто не пострадал. Большинство сегодня останется в кроватях с холодной повязкой на лбу и обезболивающим в желудке, поэтому вопрос с кладбищем она решила отложить на следующий день.

Холли лежал на диване и стенал.

Фрэнк сидел неподалеку, углубившись в чертежи, и выглядел вполне нормально, цвет лица и дыхание были в порядке. Зато на его лице читалось столько страдания, что можно было не сомневаться: Холли достал его до печенок.

— Моего пони, Стюарта Уэльского Восьмого, я завещаю этой противной Мэлоди, пусть поймет, что такое настоящее благородное животное… Мою картину «Веселые слезы» требую оставить моей секретарше Мэри, ведь из-за меня ей пришлось несладко, но после моей смерти она осознает, сколько радости я ей приносил. Все мои деньги я завещаю Тэссе Тарлтон, пусть купит себе вертолет и задорно летает над морем. Фрэнку Райту я завещаю урну с моим прахом, и пусть он хранит ее вечно… И пусть она раздражает его вечно…

— И так уже сорок минут, — поморщился Фрэнк. — Может, мне самому его прихлопнуть? Ты хотя бы разбогатеешь.

— Умираешь? — спросила Тэсса, склонившись над Холли.

— Кажется, моя земная жизнь склонилась к закату, — слабым голосом согласился он. — Я прожил ее ярко и достойно, подарив миру всего себя, но эта звезда не может сиять для вас долго.

— Понятно, — сказала она. — Фрэнк, ты уже обедал? Может, сварить бульон? Ну знаешь, и еда, и польза.

— В морозилке есть курица, — все тем же загробным голосом вставил Холли и громко застонал. — Мои наброски и черновики я завещаю Ньюлинской художественной галерее…

Фрэнк встал и отправился на кухню. Кажется, он был очень рад сбежать подальше от этого страдальца.

— Как там Фанни? — крикнул он оттуда.

— Пока в отключке, — громко ответила Тэсса, растянувшись в кресле.

— Кричите, кричите, — скорбно произнес Холли. — Разве есть кому дело до несчастного художника? Я живу с черствыми, неблагодарными личностями.

— Прости, — Тэсса потянулась вперед, накрыла его лоб ладонью, попыталась вытянуть остатки мигрени. Инквизиторы были слабыми целителями, зато сами восстанавливались быстро, и она попыталась себе представить, что они с Холли часть единого целого. Вряд ли из этого вышло что-то толковое, но он по крайней мере притих.

Кажется, задремал.

Тэсса какое-то время просто сидела неподвижно, потом заскучала, вспомнила про «Расследования» в кармане и свободной рукой достала газету.

Развернула на коленях, стараясь не шуршать бумагой, пробежала взглядом по заголовкам, нахмурилась, осторожно встала и прошла на кухню.

Фрэнк размораживал курицу в микроволновке, бездумно глядя в окно.

— Погляди-ка, — предложила Тэсса, разложив «Расследования» на столе.

Он навис над газетой, читая.

— Что там? Что там? — тут же влез Холли, которому без зрителей болеть было невмоготу. Он и минуты не пролежал один, тут же последовав за всеми. — «Как я украла жениха. Откровения главного редактора», — прочитал он вслух. — Фу, какая пошлость. «Интервью с Кевином Бенгли: мне бесконечно жаль Фанни»… Это еще что за чушь?

— «Все мы ждем пьесу Фанни, которая обещает стать самым культурным событием в Нью-Ньюлине этой осенью, — Тэсса тоже начала читать вслух. — Изданию стало интересно, как чувствует себя бойфренд молодого драматурга, не ощущает ли он себя заброшенным, пока его девушка занята творчеством»…