Если бы не ночная пора и темнота за пределами двора, хоть глаз выколи, освещаемая лишь костром (где пережигали на уголь поленья для мангала) и диодным светильником над столом — они бы лучше подались к реке, к спрятанной в овраге палатке и вещам, тревога за которые терзала сердца. Так что на всякий случай они старались держаться вместе и на дистанции, насколько это возможно, от гостеприимных хозяев. Айрат, работающий на том же заводе, что и Саня, по мере того, как стал осознавать, что несут окружающие — не выпускал из руки вилку из нержавейки.

А разговор, в уже изрядно принявшей на грудь компании — окончательно свернул на тему переноса в прошлое и тут Егор, собаку съевший как на зомбях и постапокалипсе, так и на попаданцах — нашел достойного собеседника в лице хирурга Толяна, который тоже был не чужд и особенно уважал Берга.

— Ты чо, -махал наколотым куском шашлыка на вилку Егор, — у Берга в «Лёхе» самая зачетная сцена, это где Лёха панцершоколада сожрал, с первентином! Я вот тоже думал, хорошо бы попасть во времена СССР, в деревню куда-нибудь. Я бы ветеринаром пошел. Анисим, а првда при союзе у вас опиум был в литровых бутылках, пятипроцентный? Такую страну просрали!

— Правда, — подтвердил Анисим, — только тебя, Егорка, таким макаром быстро бы определили из ветеринаров на Бакал, на зону всесоюзную для таких, увлекающихся. А не как при Путине, на год в санаторий.

— Это не санаторий был, а ребуха! Реабилитационный центр, не тюрьма, конечно, но и не санаторий! — Вскинулся Егор.

— Ладно вам, — примирительно сказал Толя, — а как тебе, Егор, «пятнадцать ножевых»?

— Зачет! Первую читал! А дальше не интересно, там всё предсказуемо, в этой жвачке.... — Подтвердил уже тёплый Егор, — Только переборщили они!

— Это где они переборщили!? — Возмутился Толя. — Я, как врач, удовлетворен, ляпов нет, планку держат!

— А я говорю, переборщили! — не унимался Егор. — С названием переборщили, сугубо имхо, куда нафиг стока, пятнадцать ножевых, ему бы и пяти хватило!

А участковый, с Захаром, не принимавшие участие в литературной дискуссии, были озабоченны совсем другим. Участковый прислушивался к тому, как шумела обычно тихая в это время деревня, исключая свадьбы, праздники и иные мероприятия, связанные с повышенной травмоопасностью и риском возникновения ситуаций, трактуемых уголовным кодексом однозначно. Что для обычного человека праздник, для полиции тяжелая и опасная работа. А на Захаре Михайловиче лежала ответственность за всё поселение и в обычное время, что уж говорить про ту непонятную ситуацию, которая сейчас складывалась.

— Знаешь, Михалыч, надо с такими посиделками завязывать, пока ситуация не прояснится, — донес свою мысль Серёга, — а то что осёдлые, что немирные, нагрянут с дружеским визитом и не только последние провода срежут, а скотину со двора сведут и хату обнесут подчистую.

— Запросто, — согласился Председатель, — не знаю, в прошлое мы попали, в параллельный мир, в эксперимент какой, но если тут такой народ вокруг, что средь бела дня столбы рубит, чтоб провода ободрать и машины ворует на лошадях, нас за зиму вырезать могут под корень. Мы тут, считай, неприлично богатые, пришлые, а раскулачить таких не грех. Надо бы завтра мужиков собрать надежных, охотников, у кого ружья есть. Ну и тех, на кого надёжа есть.

— Надо, обязательно надо. Да и ружьишки, как ты знаешь, помимо охотников тоже кой у кого есть. Как чуял, не лютовал. И мне в этой деревне жить, и повернуться по всякому может. Вот оно и поворачивается, скорей всего. Давай, Захар Михалыч, расход играть. А я пройдусь ещё по деревне, кого стоит — предупрежу, что собраться поговорить надо. Да и показаться народу, для острастки. Что-то деревня кипит, как бы не крышку не сорвало или не сожгли чего...

Врачей опять пристроил к себе Председатель, рыбакам-заводчанам выделили место на летней веранде, где они наконец-то обрели сегодня покой, а остальные разошлись по домам. Кроме Серёги, который обошел деревню на предмет профилактики правонарушений, кое-кого позвал встретиться, посидеть, обдумать как жить дальше.

Да Егора с пьяных шар занесло неведомыми путями вместо дома к Ксюше, где она сначала спросоня долго не могла понять, чего ему от неё надо. А тот с жаром рассказывал, какой её Ванька герой, как он спас деревню. Потом его мысли пошли совсем причудливыми путями и он заявил, что и он сам, и его генератор, и тем более гуси, которых никто спрашивать не будет — всегда к её, Ксюшиным, услугам. И наконец, когда он запутавшись в собственных мыслях, впал в косноязычие и выдал: «И ваще, Ксюха, я всегда здесь, ты меня знаешь. Я за тебя, ух, хоть кого порву!» Ксюха польщено захохотала: «Рвальщик, блин! Иди проспись, Егор, ты подкатить решил что-ли? Ахахаха!»

И Егор, уязвленный в самое сердце, пошел домой в весьма мрачном расположении духа. С твердым настроем: «Ксюху — нахер, а гусей, как морозы — всех под нож!»

Примечания:

*Баксы — шаман у башкир

Глава 4

По фене ботаем, нигде не работаем...

После полуночи небо затянуло тучами и настала такая беспросветная тьма, которая бывает лишь поздней осенью. Народ постепенно угомонился, похолодало, потянуло сыростью и все окончательно расползлись по домам, деревня погрузилась в сон и у домов, где недавно кипел праздник жизни — помигивая, затухали угли костров, подергиваясь пеплом. Не огни, ни взлай собак не беспокоил окутанную дремотой тишину.

Уснули почти все, хотя у большинства это был не сон, а потеря сознания, вызванная алкогольной интоксикацией. Но были и те, кто в эту ночь не спал...

На площади у конторы слева притулился небольшой дом, в котором и при советах, и в девяностые, и сейчас — был единственный на всю деревню магазин. Несмотря на его небольшие размеры, он вполне удовлетворял насущные потребности, три раза в неделю привозили из села хлеб, там было практически всё, что нужно, от батона до гондона. Ещё магазин был неофициальным деревенским клубом, своеобразным кружком по интересам, куда приходили не только что-нибудь купить, но и зацепиться языками, узнать последние деревенские новости, выйти в свет, так сказать.

Если чего нужного не было в наличии, всегда можно было заказать продавщице Галке, она же и хозяйка, та звонила и передавала просьбу поставщикам и те в течении нескольких дней привозили требуемое. Так как помещение магазинчика было небольшое, основной склад находился на подворье у Галки, под надежной охраной двух псов и её мужа, который работал в деревенском филиале агрохолдинга механизатором, и имел два уважаемых и понятных хобби — охоту и рыбалку.

А заштатный с виду магазинчик, помимо того, что был культовым сооружением и даже местом силы, своей нелегкой жизненной судьбой напоминал зицпредседателя Фунта. Подобно Фунту, который сидел при всех императорах, временном правительстве и продолжил эту порочную практику при советской власти, магазин с завидным постоянством, то раз за год-два, а то и по два раза за лето — обворовывали.

В него залазила и местная молодежь, и приблудные пионеры из лагеря труда и отдыха, которой был при советах в соседнем селе. Становление всех деревенских, склонных к криминалу — начиналось с обворовывания этого магазина. Нередко случалось так, что добропорядочные жители деревни, загуляв и войдя в штопор, когда душа требует продолжения банкета, а средств нет — поддавались магии этого магазинчика и видя в нем безжалостную жертву, беспощадно вскрывали двери и подвергали его разграблению. Потом, обычно уже к обеду, будучи найденными по горячим следам, недоуменно разводили руками и на вопрос, что же их на это сподвигло, покаянно бормотали: «Бес попутал!»