Эми была в ударе и безусловно в центре внимания: она подпевала певице, танцевала и участвовала в коротких беседах с собравшейся аудиторией, среди которых были не только обычные поклонники джаза, но и музыкальные продюсеры, дизайнеры и прочая богемная публика.

Глядя на неё, любуясь ею, я понял, что окончательно теряю голову и влюбляюсь в эту женщину ещё сильнее.

Часть третья

Новый Нострадамус

Каждое утро, как и прежде, группа медиков обходила всех пациентов в отделении «скорой», мы выслушивали короткие отчёты медсестёр. Теперь я внимательно вслушивался в «дело» каждого пациента; если раньше меня интересовали исключительно «жёлтые халаты», то теперь я хотел знать про всех остальных.

Вирус уже вышел за пределы Китая, пересёк океан и расходился по Америке. Количество умерших от ковида в США уже исчислялось тысячами. В прессе сообщили, что какой-то адвокат недавно вернулся в Нью-Йорк с конференции в Китае, провёл встречу с коллегами в Манхэттене и, согласно последним данным, заразил сразу более пятидесяти человек! Это тогда звучало шокирующе — один человек на одной встрече заразил сразу полсотни! Утешало вот что: это ведь произошло в Манхэттене! А мы — в Бруклине, может, до нас эта дрянь не доберётся. (Да-да, это ведь колоссальное расстояние — от Манхэттена до Бруклина — полчаса езды на машине или час метро. Нью-йоркский сабвэй, кстати, в день перевозит до миллиона пассажиров.)

Но вот уже стали и у нас в «скорой» появляться первые «ласточки» — пациенты с диагнозом ковид-19. Вначале их размещали в специальных изолированных одноместных палатах. С каждым днём, однако, наплыв людей заметно увеличивался. Что интересно, к нам обращались не только больные, кому было физически плохо. Первое время приходили и перепуганные, растерянные люди. В своём большинстве — одинокие. Они уже знали про ковид, но ещё не понимали, что нужно делать и как от него спасаться. Поэтому ехали в госпиталь. Таким бедолагам мы советовали поскорее уйти, потому что госпиталь становился опасным местом с точки зрения возможности заразиться. Однако не все соглашались. В таких случаях мы обращались к полиции, чтобы незваных гостей вывели из здания. Не все соглашались уходить, требовали оставить их здесь, угрожали подать на госпиталь судебный иск, были даже такие, кто в знак протеста просто ложился на пол посредине коридора — не уйду и всё! В таких случаях полицейские брали их за руки и ноги и по полу волокли к выходу.

Доктор Адам Мерси всё реже сидел в офисе, большую часть времени он проводил внутри отделения. Он шёл по коридорам «скорой» тяжёлой походкой, широко размахивая руками. Несмотря на полноту, в его фигуре чувствовались мощь, энергия, решительность бывшего военного. К нему с различными вопросами подходили медсёстры, студенты резидентуры, социальные работники. Он — на ходу, не останавливаясь, в лучшем случае, сбавляя шаг — отдавал распоряжения: этого отправить в психбольницу, того — в кардиологию, а того — домой. «Выписать его домой, к ху. м, и немедленно».

Глядя на него в такие минуты, я представлял себе Тот Свет, куда мы все попадём после смерти и где нас встретит Господь Бог. Быть может, Господь Бог совсем не такой, каким мы Его себе представляем, — не восседающий величаво на небесном троне? Может, Господь Бог — там, как и доктор Мерси, идёт по небесному коридору тяжёлой походкой и ежесекундно отдаёт ангелам распоряжения насчёт каждого новоприбывшего: «Этого — в рай, этого — в чистилище, а этого — в ад, к ху…м, и немедленно».

А доктор Харрис, как директор отделения, проводил частые совещания с персоналом и постоянно появлялся в каждом уголке вверенной ему части больницы. Ситуация менялась на глазах, нужно было каждую минуту принимать решения, откладывать на завтра было невозможно. Что-то в нём изменилось: босс стал неестественно спокойным, сосредоточенным и необычно вежливым. Теперь он экономил свою душевную энергию, как будто догадывался, что скоро она ему понадобится в небывалых количествах.

— Бен, хочешь знать, как я вижу нашу жизнь в недалёком будущем, связанную с пандемией? — спросил он. — У меня есть на этот счёт очень ясные соображения. Итак: очень скоро уровень заболеваний и смертности резко возрастёт. Начнётся экономический спад, безработица. Как результат — неизбежно подскочит уровень преступности. Наша цивилизация станет на путь деградации, — доктор Харрис распрямил большой палец в кулаке и указал им в направлении пола. — Короче говоря, fucking Армагеддон.

— Доктор, вы звучите, как новый Нострадамус.

— Я слышу твой сарказм, мой друг. Что ж, вернёмся к нашему разговору через несколько недель.

Ревность

Эми попросила меня подъехать к ней домой, чтобы отвезти её кота к ветеринару. «У Ромео понос, ему срочно нужны лекарства». Она в таких трагических тонах описывала страдания своего кота, что моё сердце дрогнуло: я отработал смену без ланча, чтобы уйти с работы пораньше и заняться её котом.

Эми не нравилось, что мои соседи якобы смотрели на неё как на «девушку из чёрного гетто». Тем не менее, в силу сложившихся обстоятельств, связанных с её таблеточно-криминальной авантюрой и последовавшим за этим профессиональным и финансовым фиаско, она вынуждена была поселиться в самом настоящем гетто — районе для людей с так называемым низким доходом, а попросту говоря — среди паразитов, поколениями проживающих на государственных пособиях. Я бывал в том гетто пару раз и до этого, когда чинил глушитель своей машины в автомастерской. Но это было до пандемии, я не имел представления о том, изменилось ли там что-то с тех пор.

Итак, я медленно ехал по улицам гетто, мой «ниссан» подбрасывало на ухабах и колдобинах, многие дороги здесь были разрыты и перекрыты для движения — велись работы по укладке труб к нескольким многоэтажкам. Вероятнее всего, этот грандиозный проект реконструкции был задуман и начат до пандемии, а теперь пришлось вносить коррективы, учитывая новые обстоятельства, когда не хватало рабочих. Разобраться, как попасть по нужному адресу, какая дорога перекрыта для движения, а какая нет, было крайне сложно. То там, то тут бу`хали гигантские молотки гигантских строительных машин, вгоняя в землю сваи и укладывая бетонные блоки. В местах, где велись работы, всё гремело и рычало, в воздухе стояла гарь и копоть.

Зато на других улицах было поразительно тихо, там валялся мусор, в некоторых местах этот мусор был явно вывален из мусорных урн и контейнеров прямо на землю. То тут, то там у заборов и под стенами домов сидели на ящиках бомжи, пили водку и пиво и о чём-то громко спорили. В одном месте я проехал мимо настоящего лагеря бомжей, — там на земле валялись их одеяла, матрасы, одежда, даже стояла посуда и газовая плитка для приготовления еды. Люди разного возраста и разного цвета кожи, но в большинстве чернокожие, под грохот магнитофона пили алкоголь и курили траву.

Меня поразило, и это не могло не броситься в глаза, количество разбитых стёкол в припаркованных машинах. Едва ли не на каждой улице стояли машины с разбитыми боковыми стёклами, повсюду на тротуаре невысокими горками лежали мелкие кусочки битого стекла. Проходившие мужчины мочились прилюдно на стены домов, даже не пытаясь соблюсти хотя бы видимость норм приличия.

За всё время своего путешествия по этому району я увидел лишь одну полицейскую машину.

Я невольно вспомнил слова доктора Харриса о том, что из-за пандемии наша цивилизация начнёт деградировать. «Fucking Армагеддон». Я тогда посмеялся над его словами и шутя назвал его новым Нострадамусом. Я считал, что врачи смотрят на жизнь исключительно под углом физиологии; да, они могут принимать неординарные решения относительно лечения, но стоит им выйти за рамки медицины в область культуры и социологии — и они начинают мыслить штампами и стереотипами.

И вот пожалуйста: прошло не более месяца — и первые признаки fucking Армагеддона перед моими глазами.

* * *

Через некоторое время я сидел на небольшом диване в квартире Эми на втором этаже. Смотрел, как она одевается.