– Нам… нам нужно возвращаться, – промямлил, еще не до конца придя в себя от шока.

– Разумеется, – тренер потянул меня к машине. – Сейчас мы заберем наш выигрыш, и можешь ехать. Мне нужно еще уладить кое-какие формальности.

Я знал, что он продолжит делать ставки, но мне было плевать. Половина выигрыша моя, поэтому вернусь в Брейдвуд богаче на целых шесть тысяч. Это приблизит меня к колледжу и освободит от рабства в автомастерской. Осталось только придумать, как объяснить появление этой суммы отцу.

– Поприветствуйте новичка и победителя нашего заезда, Эндрю Майклса! – завопил голос из динамика, а прожектор переместился прямо на меня. Ряды зрителей загудели, окатив мое тело приятной резонирующей волной. Две девушки в одинаковых нарядах, почти не скрывавших тела, подхватили меня под руки и повели куда-то под оживленный свист и аплодисменты.

Стоя на хлипком проржавевшем подобии пьедестала, я оглядывался вокруг, слыша, как люди скандируют: «Эндрю Майклс!» Все это должно было быть неправильным, но ощущалось совсем наоборот. Что-то внутри ликовало вместе с толпой. Хотелось, чтобы они кричали мое настоящее имя. Ни один ночной заезд по пыльному темному карьеру не давал такого головокружительного ощущения эйфории. Моя грудь вздымалась и опускалась, а вместе с ней пульсировали десятки голосов вокруг. Как будто мы были одним механизмом.

В тот день я наконец понял, что чувствовала маленькая Элли Пирс и почему ее глаза горели такой страстью. В тот день я по-настоящему влюбился в скорость.

Дом семейства Куперов на окраине Бостона напоминал старый башмак. Его крыша была соткана из кусков кровли всех оттенков коричневого, а кирпичные стены, знавшие лучшие времена, местами раскрошились так, что дикие пчелы свили свои гнезда в образовавшихся отверстиях. Отец шутил, что это должно отпугивать воров получше собаки. Как по мне, ничто не отпугивало сильнее, чем дряхлая развалина в море элитных коттеджей.

Припарковавшись на подъездной дорожке, дважды просигналила, оповестив отца и братьев, что нужна помощь. Три гудка означали бы, что я не одна, и всем в этом доме лучше бы прикинуться нормальными.

– Эй, Уизли, как жизнь? – окликнул меня наш сосед Такер. Закатив глаза, я обернулась, захлопывая водительскую дверь своего старого «Вольво».

– Выходные с Донной Купер, сам посуди, – многозначительно ответила, открывая багажник. Такер почесал затылок, подходя ближе.

Входная дверь распахнулась, на пороге появились отец и два моих старших брата.

В нашей семье было четверо детей, и все рыжие в отца. Берн – самый старший – жил в другой части Бостона со своей семьей. Ему было тридцать семь, и он работал учителем в старшей школе. Максу было тридцать два, он стал инженером и папиной правой рукой. А Нил, который был старше меня всего на полтора года, все еще жил с родителями, пытаясь прорваться на вершину музыкальной индустрии. Пока что его восхождение ограничивалось отцовским гаражом со слабым намеком на шумоизоляцию, из-за чего соседи регулярно вызывали копов.

– Крапинка! – позвал папа, легко целуя меня в щеку. Его густая щетина мягко потерлась о мою кожу, совсем как в детстве. Я привстала на цыпочки и чмокнула его в ответ, обнимая и прижимаясь щекой к безразмерной рубашке. От папы пахло свежими опилками и столярным клеем, потому что он днем и ночью вырезал мебель в своей маленькой мастерской (она же сарай за домом).

Кто-то со спины потрепал мои волосы.

– Моя очередь, – в ту же секунду меня оторвали от папы и подняли в воздух, кружа. – Вот это ты растолстела, сестренка!

– Нил! Поставь меня на место! – я беззаботно рассмеялась, встречаясь взглядом с серыми глазами, такими же, как у меня. Его густые волосы тоже непослушно скручивались в завитки. В детстве все думали, что мы с Нилом близнецы, вот настолько мы были похожи.

Макс уже выгрузил мешки с семенами цветов из багажника «Вольво» и задорно улыбнулся, когда Нил передал меня прямо в его объятия, не опуская на землю.

– Мы скучали, маленькая Сью! – от теплого приветствия мое сердце растаяло.

– Я тоже.

Иногда я забывала, как прекрасно приезжать домой. Если бы не одна, довольно значительная деталь.

– Сьюзан! – холодный голос послал с крыльца поток ледяной крошки, и моя спина непроизвольно выпрямилась, все мышцы в теле вмиг затвердели.

Макс выпустил меня из рук, а лицо Такера за его спиной переполнилось сочувствием до уголков глаз. Мы с Таком были соседями, сколько себя помнила, и он, как никто, знал, на что бывает способна эта женщина позади меня.

– Дерьмо, – прошептала я, медленно оборачиваясь и прочищая горло. – Мама.

Донна Купер, подобно статуе, стояла на крыльце в своем идеально отглаженном кухонном фартуке без единого пятна, которое бы доказывало, что она действительно готовила в нем еду, а не позировала для рекламы домашнего майонеза.

– Что с твоими волосами? – спросила она, кривя ровно накрашенные тонкие губы. Ее светло-каштановые волосы были уложены в безупречный тугой пучок, а нога в изящной лакированной туфле выстукивала мой похоронный марш по полу деревянной веранды, огибающей дом.

– А что с ними? – папа приобнял меня за плечи в знак поддержки.

– Она будто высовывала голову в окно всю дорогу, Стэн. – Нил прыснул, и папа бросил на него предупреждающий взгляд. На этом скупое приветствие от моей матери было окончено, и она зыркнула в сторону Такера.

– Тебе нечем заняться, Такер? – теперь она отбивала ритм другой ногой, скрестив руки на груди, украшенной кроваво-красными бусами.

– Есть, мэм, – он нарочно выделил последнее слово, зная, как это обращение ее взбесит. – Прямо сейчас, например, я приветствую свою подругу, которую не видел уже две недели. Кстати, Сью, твои волосы сегодня просто прекрасны.

Я подавила смешок, глядя на него с благодарностью.

– Дурное воспитание – дурные манеры, чего я вообще ожидаю, – бросила мать, разворачиваясь и скрываясь в доме.

– Если что, звони, – Такер подмигнул мне, отступая в сторону своего дома. – Сэр, парни! – он кивнул мужчинам и исчез за забором из колючих кустарников.

– Добро пожаловать, Крапинка! – папа вымученно улыбнулся, ведя меня на эшафот материнской претенциозности.

Спустя пару часов мы сели ужинать, и, прежде чем я успела занять свое место, мама осмотрела мои руки так, словно мне все еще было восемь, и я копалась ими в саду за нашим домом.

– Что нового, маленькая Сью? – спросил Макс, передавая блюдо с запеканкой Нилу.

Прекрасно. Я надеялась, что хотя бы какую-то часть ужина мне удастся притворяться невидимой.

– Ну, вообще-то… эмм…

– Не мямли, Сьюзан! – ровным голосом проговорила мать, разрезая свой кусок говядины техничными движениями. Готова поспорить, точно так же она мысленно препарировала мозг каждого своего собеседника, не заботясь о последствиях и чувстве такта. Бездушно, цинично, четко.

– Я сменила работу. – Звон посуды стал тише, но никто не решился раскрыть рта. Никто, кроме нее.

– Господь всемогущий, Сьюзан! – воскликнула мать, откладывая приборы и вытирая рот салфеткой. – Ты бросила магазин на плечи бедного Дилана? Ради всего святого!

Я почувствовала, как струны внутри меня натягиваются, готовые вот-вот лопнуть и угодить в ядовитый глаз этой женщины. Медленно досчитала до пяти, а потом на одном дыхании произнесла:

– Если быть точной, это не я бросила магазин, это он бросил меня. Он и его единственный владелец.

На этот раз тишина воцарилась, казалось, даже за пределами дома. Папа посмотрел на меня глазами, полными сочувствия.

– Ох, милая, – вздохнул он, протягивая свою большую и теплую ладонь и накрывая ею мою дрожащую руку. Я все еще крепко цеплялась за нож и вилку, как будто они могли защитить меня от бесконечных нападок матери. – Мне так жаль. – Я кивнула в знак благодарности, не осмеливаясь поднять глаза.