Приглушенные голоса заставили вспомнить об опасности. Юноша остановился и отошел от стены. Почувствовав легкое дуновение листьев, услышав шум фонтанных струй, он решительно двинулся в ночь. Невысокая изгородь ограждала внутренний двор какого-то жилища. Оставалось рискнуть и спрятаться в густых зарослях плодовых деревьев и кустов, которые должны были окружать фонтан. Ночь спрятала дорогу, выбора не было.

Больно впились в ладони иглы можжевельника. Бесшумно раздвигая его, юноша ползком проник в заросли.

Рассвет так же быстро сменил ночь, как вечер сменил день. Солнце не могло пробиться сквозь плотную завесу

туч, окутавших за последний час небо над Теночтитланом. Крупные капли дождя ударяли по оголенным рукам и ногам, скатывались по щекам. В серой дымке дождливого утра отчетливо выделялся силуэт большого дома, выложенного красным и белым камнем. Он стоял в глубине двора, который отгораживал его от широкой дороги, проходящей вдоль высокой храмовой стены. Где-то за полосой дождя скрылся проход, куда исчезли пленные и воины.

И хотя обитатели дома еще спали и никого не было видно на дороге, покидать убежище в можжевельнике было неразумно. За дорогой начиналась территория главного храма. Пока не начался праздник Нового огня, туда нельзя проникнуть. Еще ждать день и ночь. Еще ждать окончания немонтеми. Только тогда можно увидеть пленных, только тогда можно выполнить наказ Мокель и передать новость Тамалли. Передать Тамалли! Но жив ли он?

Сомнения, обостренные ночными страхами, закрадывались в душу Койельшауки. Он еще плотнее прижимался к сырой земле и закрывал глаза. Боялся ли он смерти? Нет, убеждал себя юноша. Не боялся. А что, если он пришел слишком поздно? При этой мысли густой комок перехватывал горло, задерживал дыхание. Со стороны дома донеслись голоса, и тут же заглохли в нарастающем, как водопад, шуме со стороны дороги.

Пленные вновь, как и в ночи, внезапно появились на дороге. Вновь впереди бежал воин с пикой, за ним быстро двигались пленные, кто в плаще, кто в накидке, кто просто в одном коротком переднике, но почти все с кровоточащими или успевшими зарубцеваться ранами на теле. Пленных охраняли сбоку и сзади теночки, вооруженные мечами и пиками.

Но что это? Койельшауки даже вздрогнул от неожиданности. Знакомый замысловатый узор на плаще высокорослого могучего воина. Руки связаны, голова гордо поднята к серому небу. Он не бежал, а шел быстрой походкой. У него был такой широкий шаг, что охраняющие его шесть ацтекских воинов не поспевали за ним, трусили рядом. Пленный не смотрел в сторону Койельшауки, но юноша уже узнал его.

— Тамалли-цин!

Крик, перекрывающий топот толпы, шум дождя, заставил пленного резко повернуть голову и остановиться.

Стражники заметались. Откуда-то появились новые ацтекские воины, они сгрудились у ограды внутреннего двора. Койельшауки хотел выскочить из кустов, но отекшие ноги не слушались его. Пленных погнали дальше. Их уже не было видно на дороге, когда храмовая стена эхом ответила: «Тамалли-цин!» Ацтеки тревожно озирались по сторонам. И где-то совсем вдали вновь повторился тот же зов: «Тамалли-цин!»

Когда юноша смог наконец пошевелиться, на дороге не было никого, кроме теночкских воинов, а во дворе дома суетились его обитатели. Либо выйти из укрытия и погибнуть в неравной схватке, либо переждать и выполнить слово, данное несчастной супруге Тамалли.

До вечера Койельшауки пролежал в кустах, внимательно следя за дорогой у храмовой стены. Когда начнется шествие за Новым огнем, он смешается с теночками и будет как тень ходить за ними всюду. Ни один обряд у ацтеков не обходится без человеческих жертв. Там, где будут жрецы, там будут толпы ацтекских воинов и простолюдинов, там будут и пленные!

День был на исходе. Солнце уже скрылось за горизонтом. Узкая полоска западного края неба догорала уходящим заревом. В это закатное время многотысячный город, живший предчувствием ужасного обряда затаенно и озабоченно, очнулся. Разноголосый гул и тысячеустая песня, похожая на плач, полетели к звездам. По дороге вдоль храмовой стены нескончаемым потоком шли жители ацтекской столицы. Они несли в руках специально приготовленную для факелов паклю. К толпам теночков присоединялись и обитатели дома, в саду которого укрывался Койельшауки. Юноша ошибся. Немонтеми прошли.

Скоро на холм Уишачтекатл начнет восхождение главный жрец, сопровождаемый свитой, с ними обязательно будет кто-нибудь из военнопленных. Они взойдут на холм, поднимутся на пирамиду, венчающую его. На пирамиде сооружены два деревянных храма. Главный жрец и его свита, одетая в платья ацтекских богов, будут пристально всматриваться в небо, ловя момент такого сочетания звезд и утренней звезды — Венеры, которое означает зарождение нового века. В этот миг из разверзнутой груди принесенного в жертву пленного вынут сердце и на его месте жрецы зажгут огонь. Факелы, подожженные от него, скороходы доставят во все храмы пятидесяти городов, окружающих озеро Тескоко. Пламя Нового огня передадут с вершины тем, кто стоит внизу. Вспыхнут тысячи факелов, и люди понесут их к потушенным очагам и светильникам.

Когда Койельшауки оказался за храмовой оградой, у подножия Холма звезд, торжественная процессия жрецов уже достигла его середины. В сумерках фигуры были едва различимы, и все же юноша не увидел никого в процессии, кто походил бы на Тамалли.

Ритуальная песня зазвучала громче. Последний отблеск заката погас на небе. Прошло несколько минут, и на вершине пирамиды вспыхнуло яркое пламя. Стоявшие у подножия в ярких одеяниях теночки, некоторые из них были в шкурах ягуаров, издали радостный вопль, который, не смолкая, перекатывался по рядам. Как птицы, вниз с холма полетели зажженные факелы, которые несли скороходы. Огонь вспыхивал внезапно, ослеплял собравшихся, озаряя ликующих ацтеков. Новый огонь пришел на землю Теночтитлана, наступил новый век.

Факелы освещали дома, светильники — дамбы. Всю ночь город не спал. Всюду праздновали и пировали. Смешавшись с группой своих сверстников, Койельшауки оказался на чьем-то богатом дворе. Здесь угощали всех и все говорили о завтрашнем празднике Нового огня. Воины готовили доспехи и оружие, ведь будет турнир и будет сражение с пленными. «Сражение?» — удивился Койельшауки.

Гостеприимный хозяин подозрительно посмотрел на него. Разве он не знает, что пленным дадут не настоящие мечи с острыми обсидиановыми вкладышами, а лишь деревянную основу — почти детскую игрушку, какую дают для тренировки молодым воинам?

Подозрительный взгляд, казалось, пытался проникнуть в мысли тлашкаланца, но веселье было в разгаре, и гости отвлекли хозяина. Когда же он вспомнил о юноше, задавшем странный вопрос, то нигде не смог найти его. Тот уже давно покинул двор и теперь направлялся к главному храму.

Сегодня ночью много теночков осталось на храмовой площади. Кто славил богов песней, кто устраивался на ночлег. Огонь бесчисленных алтарей и светильников озарял все вокруг. Неподалеку от подножия холма Койельшауки

увидел огромный камень, установленный на невысоком, но массивном постаменте. На камне — рельефный диск, в центре которого изображение бога Солнца Тонатиу. Вокруг ацтекские рисунки, означающие прошедшие периоды истории мира и дни месяца. Койельшауки не боялся теночкских богов и, обойдя Камень Солнца, прилег на траву у его подножия.

Койельшауки плохо помнил, что происходило на храмовой площади до полудня. В памяти его смешалось все: молчание жертв, у которых жрецы, вспарывая грудь, вырывали сердца; ликующие крики ненавистной толпы теночков; кровь от ран, которые наносили сами себе ацтеки в жутком экстазе. Тлашкаланец кое-что знал о страшных обрядах ацтеков, но то, что он увидел, перевернуло душу, заставило ожесточиться сердце.

Теперь он не боялся никого и ничего. Встав в рост, юноша вышел из тени Камня Солнца.

...Прямо на него шел Тамалли, высоко подняв голову, сжимая в левой руке небольшой щит, а в правой — деревянную основу меча. Восемь ацтекских воинов — четверо в шлемах наподобие орла, четверо в шкурах оцелотов с боевыми мечами и щитами, — сопровождали Тамалли. Тамалли шел к Камню Солнца. Прославленный тлашкаланский воин был выбран для сражения в честь Нового огня.