Алексей поднялся со своей качалки, зашёл в дом, и вскоре вернулся, протягивая Тимофею листок из блокнота с данными Попова. Когда тот изучал написанное, добавил:

– Ты когда время выберешь, звони прямо перед приходом. Он глубоко на пенсии, и дома всегда. А заранее не надо беспокоить. Когда позвонишь, сразу ссылайся на меня. И возьми какие-нибудь продукты, лучше быстрого приготовления – супчик, лапшу. Ходит он плохо, в магазин уже тяжело добираться, друзья и соседи помогают. В общем, прояви человеколюбие.

Тимофей серьёзно ответил:

– Конечно же, само собой. Я и сам уже подумал. Обязательно, – и поднявшись со стула, протянул руку, – Ладно, спасибо, Лёха. Помог, не отказал.

– Да о чём ты? Всё нормально. Здорово пообщались, – и увидев входивших в ворота людей, начал прощаться, – О, волейболисты появились. Ладно Тимоха, звони если что, пойду я команды раздавать.

– Всё-всё, я уже уходить собирался. «Спасибо ещё раз», —и сказав это, он в полупоклоне прижал к груди правую ладонь.

– Вот любишь же ты с детства дурачиться, Тимоха, – усмехнулся Алексей, и пожал ему руку, – Не пропадай, звони, появляйся.

*****

И Палинский отправился назад, через лес к остановке. Когда подошёл совершенно пустой трамвай, Тимофей устроился возле окна, оплатил проезд у подошедшего кондуктора, и погрузился в мысли, глядя на пробегающие мимо ели. Вспомнился вчерашний визит к Маргарите, и её вопросы о детских травмах: «И чего она опять этот разговор завела? Уже давно на замок закрыл все воспоминания. Зачем мучиться? Рита всё в психотерапевта играет – помочь, видите ли, хочет. Так получается. Добрый она человек. Но я всё пережил и выжил. Родитель, конечно, был конченый психопат. Единственный способ скрыться от той жизни – полностью разорвать отношения. Иначе эта токсичность добивает до конца. Наверное, какой-то процент алкашей вокруг – именно такие дети. Вспоминать страшно. Отделиться только тогда было трудно, да практически невозможно. Такой свою «еду» не отпустит ни за что – привык получать ресурс от детей. Принял бы как прямой вызов. Лучше всего было уехать в другой город, а ещё ловчее – за бугор. Но он бы не дал, с его возможностями. Семейную жизнь вот только не получилось построить, да я и не знал как. Как хорошо, что он «отъехал» – меня с этого момента просто жизнь нормальная в объятия приняла. Но всё равно покоя не было. Червяк чувства вины мозги выедал каждый день – чёрт бы его побрал! Всё-таки удалось внушить! Мразотина! Ладно, хватит, не то вернётся. Уже выходить пора».

Выйдя на своей остановке, направился в магазин – нужно было затовариться продуктами. Складывая в корзину еды на ближайшую неделю, Тимофей предвкушал вечерний просмотр, – Наконец-то вечер, киношку посмотрю!

На этот раз, после ужина, приготовил французкую «вкусняшку» – триллер «На последнем дыхании». Его снял тогда ещё начинающий режиссёр Жан-Люк Годар. По сюжету, молодой человек по имени Мишель Пуакар, роль которого исполнял совсем ещё молодой Жан Поль Бельмондо, случайно убивает полицейского, и после уезжает в Париж, где знакомится со студенткой из Америки, которую зовут Патрисия. Но его уже объявили в международный розыск, и на экране начинается преследование.

Как не хотелось Тимофею пойти подогреть чайник, он не мог оторваться от экрана, досмотрев кино до конца. В этих, теперь уже старинных фильмах, присутствовала необъяснимая магия живого кадра, которая не позволяла отвести от экрана взгляд, и он мог целыми вечерами просиживать на диване, полностью погружаясь в идущие там события. И – никаких спецэффектов, только камера и герои. Для него это было совершенно неожиданным открытием, когда он несколько лет назад случайно посмотрел подобный фильм.

Досмотрев до конца, решил выйти на балкон – подышать. Дом, в котором у Тимофея была квартира – единственный «небоскрёб», построенный в Тайгарске – двадцать шесть этажей. На лоджии у Палинского стояло деревянное кресло, к которому он заказывал у мастера специальные вставки-удлинители на ножки. Перед креслом – деревянная же ступень-приступочка, без которой сесть в кресло представлялось невыполнимой задачей – слишком уж высоко нужно забираться. А выросло оно не много не мало – на тридцать сантиметров. Всё дело было в том, что в высотных домах ограждение на балконах и лоджиях оказалось тоже высоким – до уровня груди. И когда он, заехав в квартиру, в первый раз сел в это кресло, то увидел перед собой не панораму расстилающегося внизу города, а только бетонную поверхность. Это совершенно не устраивало, и на следующий же день Тимофей отправился в мастерскую, которая находилась не очень далеко от него – через одну остановку, и объяснив всё мастеру, пригласил его провести замеры. После того, как ножки кресла встали в выточенные деревянные «стаканы», он сразу же взобрался на этот «трон» – глянул на открывшуюся панораму, и самым настоящим образом ахнул, увидев практически всю западную часть города – кварталы домов, излучину Деи, понтонный мост и планетарий, да много чего. С тех пор не прошло ни одного вечера без обзора вечернего Тайгарска. Так и в этот вечер, перед тем как улечься в кровать, он взобрался на свою «обзорную площадку», и не меньше получаса разглядывал огоньки окон, бегущие лучики автомобильных фар и ряды фонарных столбов вдоль длинных улиц.

*****

На следующее утро, придя на работу, Палинский прошёл не в свой кабинет, а первым же делом дошагал до отдела кадров. Нина Сергеевна на его вопрос пожала плечами:

– Тимофей, а ты ко мне-то зачем пришёл? Иди к директору, у него подпишешь, после и заходи. Мне ты тут сто лет не нужен, а ему вдруг понадобишься?

Палинский состроил жалобную гримасу:

– Ну вот так уж и сто? А вдруг, а?

Кадровичка с усмешкой покачала головой:

– Тимофей Олегович, ну ты же не хуже меня порядок знаешь, в том году ведь ходил же? Ну так ничего не изменилось, иди подписывай, потом сюда. Давай, не отвлекай.

Тимофей взял лист бумаги, заполнил заявление, и зашёл в приёмную. Шеф, нахмурив брови, буркнул:

– Отпущу, если скажешь, что свадьба.

– Пётр Иванович, вы про что? Какая свадьба?

– Твоя, какая ещё?

– Да нет никакой свадьбы, дела просто образовались, вот и нужно время.

– Какие ещё срочные дела у тебя? Ездишь по городу на служебной почти каждый день, между делом и свои порешаешь, зачем тебе целая неделя?

– Две, Пётр Иванович, я тут на две написал, – заспорил Тимофей, показывая пальцем на заявление, лежавшее перед директором, на которое тот даже не взглянул, – Там не просто заскочить на пару минут, время больше потребуется.

– Тимофей, ещё раз повторяю – если не на свадьбу, то не отпущу, можешь понадобиться.

Палинский картинно сложил руки на груди:

– Пётр Иванович, пожалуйста! Дело важное, если останусь, работать толком не смогу – обязательно накосячу! Вернусь, всё быстро сделаю, вы же знаете!

– Да шучу я, ладно, – директор пододвинул прошение поближе, и размашистым движением что-то черкнул в верхней части, – иди к Нине, она оформит. Но деньги сегодня не гарантирую! Через пару дней только, заранее надо предупреждать. Переживёшь?

– Нормально всё. Перебьюсь, спасибо большое, – сказав это, Тимофей взял подписанное, и побыстрее заспешил к выходу. По пути, глянув на резолюцию, поморщился – в правом верхнем углу листа, над текстом красовалось: «О.Кадров – к оформлению семь дней», и пониже, похожая на летящего орла подпись. Про себя подумал, – «Ладно, хрен с ним, пусть пока неделя. Если что, в пятницу забегу, оставлю у Сергеевны заявление ещё на неделю, а к нему не пойду – после разберёмся».

Выйдя из управления на улицу, Палинский решил доехать до Пал Палыча, обсудить новости сперва с ним, и двинулся к остановке. Пересев на выезде из промзоны на маршрутку, доехал до конечной, и отправился в «Три пескаря».