Лорен не сдавался, но в освобождение верил все меньше и меньше. Шум нарастал, рычало его пламя, демоны выли и бесновались.

«Акме! — мысленно позвал он. — Помоги же мне! Сильна вера моя в тебя! Силен огонь мой лишь тогда, когда в тебя я верю! Прошу, не оставь их без защиты! Помоги мне спасти их всех! Не оставь меня, сестрица!»

Сквозь шум и тёплое забытьё, которое белым одеялом окутало его, ему показалось, что услышал он голос сестры, испуганный, неспокойный. Она звала его, и по жилам его разливалось тепло. Она звала его и разжигала свет его все ярче.

Из дрёмы вытащил его яростный стук и гул, раздававшийся совсем рядом. Лорен повернул голову направо: большой выступ в стене дрожал и сыпался. Что-то ломилось изнутри с огромной силою, стремясь вырваться наружу.

Они были окружены со всех сторон.

Целитель в отчаянии освободил все свои силы, и страшная мысль набатом билась в голове его: «То ли это, к чему мы стремились столько дней? Суждено ли нам всем погибнуть тотчас? Конец ли это? Конец всему Архею?»

Горы Зараколахона погрузились в зловещую, непоколебимую тишь. Бессолнечная вечерняя мгла опустилась на дремучие леса Верны и обхватила их безбрежными объятиями. Отгремели каскады рубинового заката, скалы уже давно отнежились в золоте увядающего солнца, а с улиц маленького городка были убраны все погибшие. Их было пятеро, и едва ли не вся Верна принялась ругать чужеземку и своего повелителя, криками да руганью выражать своё желание, чтобы та покинула поселение. Некоторые призывали сжечь её на костре.

— Это она привела этих тварей в наш край!

— Нужно было оставить ведьму в Куре!

— Или казнить её здесь!

И тогда на защиту целительницы вставали те немногие, кто видел её в сражении:

— Она избавила нас от этих чудищ.

— Она ведьма! Гнать её!

На втором этаже вернского дворца в маленькой, темной, наглухо закрытой комнате, освещенной свечами, за большим прямоугольном столом собрались Мирослав, капитан Цере, десять других приближенных, Катайр, Сатаро и целитель Цесперий среди них. Чужеземку и её спутника усадили во главе стола.

Акме Рин пришлось рискнуть и, не таясь, поведать вернскому повелителю о том, о чем она любезно умолчала с самого начала. Она подробно рассказала о себе: о том, что жила в Кибельмиде вместе с целителями, дядей и братом, обучалась в Орне целительству, хотела посвятить жизнь больным и немощным, но однажды в Кибельмиду явились агенты карнеоласского государя, Трена Вальдеборга. Она поведала всё, как было, и о предсказании Трену об Архее, о том, что содрогнется их мир под натиском кунабульской мощи, как когда-то содрогнулся при правлении Атариатиса Рианора. Акме утаила лишь своё отношение и отношение брата к легендарному королю древности и кто предсказал Трену беды да горести. Аштариат она не упомянула ни единым словом, но по лицу Цесперия, который задумчиво кивал головой, поняла, что тот обо всём догадался.

— Если бы мы не видели демонов этих и силу твою своими глазами, я бы приказал тебя казнить за такие россказни, — усмехнулся Мирослав, но Акме промолчала.

— Вам, сударыня, непременно нужно попасть в Кунабулу? — спокойно осведомился Цере. — Бескрайние мертвые степи, холодные ветра, полчища этих бесчеловечных дикарей, вечная тьма гор… Туда вы хотите?

— У меня нет иного выбора.

— Что вы будете делать там?

— Полагаю, мы должны сами отыскать то, что должны будем уничтожить. Или оно само нас найдет.

— Ты опаздываешь, Акме, — заметил Мирослав. — Несколько дней назад у холма Вестейн, что к западу от Аштери, в кровавой битве столкнулись армия Полнхольда и полчища демонов. Если бы не подоспевший Карнеолас, Эреслав Полнхольдский был бы разгромлен. Война началась.

— Так скоро?! — выдохнул Гаральд. — Каковы потери?

— Чудовищны у полнхольдцев, незначительны у карнеолассцев, — доложил Цере.

Акме молчала. Прикрыв плотно сжатые от ужаса губы ладонью, она пыталась осознать то, что сообщил ей Мирослав, но не могла. Где был брат её — неизвестно, да был ли он ещё жив?.. Архей вступил в страшную битву, которая уносила жизни людей так же стремительно, как огонь сжирал сухие ветки.

— Мирослав, — твёрдо проговорила Акме, едва не плача от досады. — Если я не отправлюсь в путь как можно скорее, некому будет защищать Архей. И тогда и Зараколахон сгинет вместе со всеми.

Приближенные выжидающе уставились на Мирослава. Изумленно перехватив их взгляд, правитель Саарды встрепенулся и воскликнул:

— Отпустить тебя? Ишь какова! Ты привела сюда дьявола, ты здесь и останешься, чтобы защищать мою землю от своих врагов!

Комната несмело, но неодобрительно загудела. Гаральд спокойно произнёс:

— Мирослав, это враги всех людей. Акме они преследуют только потому, что знают, какой вред она может нанести им. Если они убьют её, они не перестанут убивать остальных.

— Это не наша война, — Мирослав безразлично повёл плечами. — А она обязана нам жизнью. Ты тоже. Если бы Сакрум узнал, что ты карнеоласец, он бы вскрыл тебе брюхо, отрезал яйца, и всё наживую.

— Я — не карнеоласец, — с чувством собственного достоинства заявил Гаральд. — Я — атиец.

— А какая разница? Атийский герцог служит карнеоласскому королю. Атийцы — слуги Карнеоласа.

— Мы — не слуги Карнеоласа, — сын герцога потемнел лицом. — Атия была суверенным государством.

— Была! — подчеркнул Мирослав. — Вашу королевскую семью казнили. Вместо того чтобы объявить Карнеоласу войну Горан Праций склонил перед Ранеем Вальдеборгом голову. Трус. Я знаю вашу историю. Карнеолас предал Атию, нагнул её и трахнул. А вы терпите.

— Атия выжидает, — процедил Гаральд, и саардцы загоготали.

— Пусть выжидает, — усмехнулся Мирослав. — Пока в Атии не появится достойный герцог, который хорошо знает историю своего края и своего народа, человек со стальными яйцами, Карнеолас так и будет пользовать ваше благословенное герцогство в задницу.

Акме поторопилась сменить тему, чтобы Гаральд не наделал глупостей и на набросился на правителя Верны:

— Я должна идти в Кунабулу. Я наделена не только лишь силой, но и обязательствами. Это мой долг.

— Долг перед кем, перед чем? — возмутился Мирослав. — Имеет ли право Трен Вальдеборг взваливать на тебя подобную ношу? Он приказал тебе защищать его земли, но ты не являешься его подданной.

— Речь идёт о всех землях Архея, Мирослав, — ответила Акме.

— Ты — моя пленница, — фыркнул Мирослав. — И мощь твоя принадлежит мне! А ты, — он указал на Гаральда пальцем. — Ты не просто женишок. Ты — её хранитель.

— Жених, хранитель, как угодно, — последовал твёрдый ответ. — Никому не позволю встать между нами.

Сатаро что-то презрительно гаркнул, но промолчал.

Комната вновь загудела, но уже громче. Возмущение затопило Акме, но она не стала возражать, чтобы не горячить повелителя. Его милость многое значила для нее, ибо в Верне она оставляла маленькую Августу.

— Повелитель, — тихо вымолвил Цесперий, несколько удивленно взглянув на Мирослава. — Отпусти их обоих. Они навлекут беду на всех нас.

— Как навлекут, так и отразят, — упрямо заявил тот. — У нее хватит на это сил.

— Для нескольких демонов хватит, — тихо, осторожно отметил Цере, тяжелыми глазами своими пронзая повелителя насквозь. — Но что если их будут сотни? Да они сметут её числом! Она нужна Архею.

— Её мощь сделает Саарду всесильной! — оглушительно заорал Мирослав, стукнув кулаком по столу и заставив приближенных своих замолчать и поежиться. — Шамширцы и близко к нам не подойдут!

— Поверить не могу! — в тон ему воскликнула Акме, не вставая с места, но зверем глядя на мужчину. — Мирослав, люди погибают! И скоро погибнут все, если ты продолжишь капризничать! Грядет конец мира нашего, а ты печешься лишь о своих интересах!

— Мне нет дела ни до Карнеоласа, ни до Полнхольда, ни до всех остальных! — закричал Мирослав, ногою отшвырнув стул и начав в бешенстве метаться по комнате, и Акме увидела, что тот превосходно осознал всю опасность положения; он бесился от бессилия.