Дед Мороз-Лентяй
Двенадцатого января он, наконец, первый раз берет телефонную трубку.
– Куда вы пропали? – спрашивает его суровый голос.
– Никуда я не пропал, суровый голос, – отвечает Дед Мороз-лентяй, понимая, что на сей раз, наверное, все-таки пропал.
– Вы знаете, какое сегодня число? – осведомляется суровый голос.
– Намекаете, что не тридцать первое? – робко интересуется Дед Мороз-лентяй. – Так я уже выхожу. Вы меня на пороге поймали. Я тут болел. И был в больнице, понимаете ли. И вот в больнице у меня забрали мешок с подарками, а утром, когда одежду выдали и часы, сказали, что я был без мешка. Я его искал, поэтому и задержался.
– Ну, мешок-то нашли?
– Ну, мешок-то нашел. Только там подарков мало…
– Сколько – мало?
– Один. Правда, я не уверен, можно ли его дарить детям…
– А что такое?
– Да я ногу растянул, когда на шпагат в метро садился.
– Да нет, с подарком?!
– Да нет, без подарка. Просто дежурный по станции долго шел, а поезд шел быстрее, а сам я за мешком боялся лезть. Там у них высокое напряжение на люстре.
– Я не понимаю, а с подарками-то что?!
– Что с ними может случиться? Лежат себе где-нибудь в бюро находок подарков. Надо просто обзвонить все, да и забрать. Делов-то…
Суровый голос, начиная терять последнее терпение, сквозь зубы:
– Каких делов?.. Каникулы кончились. Родители деньги сдавали, скоро телефон мне оборвут, и не только телефон, а вы где-то на люстре двенадцать дней шпагат делали?
– Не волнуйтесь, Федор Степанович, просто я сейчас не могу выходить из дома в обугленном костюме…
– Так я же вас на пороге поймал!!
– Ну да. Костюм как раз обуглился, пока мы тут с вами лясы точим. У меня дома пожар… небольшой… крошечный… Собственно, только костюм и обуглился.
– Вы что, меня за идиота принимаете?! За костюм с вас взыщут отдельно, а…
– Почему это – взыщут? Это мой костюм, личный. «Тройка». А тот красный, казенный, в котором вы мне ходить советовали почему-то, так он вместе с бородой и шапочкой в стирке. В какой – не помню, в дверь звонят… Я открою, извините.
Суровый голос, панически:
– Не вешайте трубку, я подожду на проводе!
– Неловко, право… Ну хорошо, подождите…
Дед Мороз-лентяй осторожно кладет трубку на стол, сверху аккуратно прикрывает ее подушкой и, включив телевизор, уютно устраивается в кресле, после чего привычным жестом вскрывает очередной подарок, зевает и с мягким укором сетует: «Чего же они везде одного и того же понасували, даже неинтересно как-то… Пожалуй, дверь сегодня лучше никому не открывать…»
Со Старым Новым годом тебя, друг Дед Мороз-лентяй! Чтобы в Новом году было тебе больше подарков – новых, интересных и, самое главное, разных!
ЖАЛОБНАЯ ЗАСТОЛЬНАЯ № 7
Что же вы смеетесь? Вот бы вас позвали
У своей любимой погулять на свадьбе!
Да еще на свадьбе у экс-Алешки-друга,
Который ведь точно знал, что она моя подруга!…
Не подав и виду, что на сердце горько,
Я охрипшим голосом громко крикнул: «Горько!»
Глядя, как целует жениха невеста,
Еле-еле выдавил: «Тили-тили-тесто!»
Помнишь, как гуляли лунными ночами,
Как в собак швыряли ночью кирпичами?
Помнишь, как впервые целовал я стопу?
А теперь сидишь ты, опрокинув стопку…
Помнишь, как впервые целовал я попку?
А теперь сидишь на ней, опрокинув стопку (уже вторую).
Помнишь, как впервые целовал я плечи?
А теперь ты жмешь их, жизнь мне искалеча…
Ой, друзья хорошие, держите меня пятеро!
Поглядите, дарят им щас ключи от катера!!
Вот встал щуплый паренек, подарил машину:
Дайте в руку шило мне, я проткну им шину!!!
Что же вы смеетесь? Вот бы вас позвали
У своей любимой погулять на свадьбе!
Вот бы вас позвали, а после – не пустили:
Сколько ни звонил я, дверь мне не открыли.
А потом открыли, но не в ту квартиру.
Не подав и виду, я прошел к сортиру.
Встав ногой на унитаз, я к трубе приник,
И в соседней квартире свадебной голос мой возник.
Я не стал ругаться, не кричал я матом
И не выдвигал им страшный ультиматум,
А просто, протиснувшись в вентиляционное отверстие,
Произносил хорошо заученное свадебное приветствие.
Не подав и виду, что немного тесно,
Я охрипшим голосом громко крикнул: «Тесно!»
Что же вы смеетесь? Вот бы вы застряли
И в глазах любимой честь бы потеряли!
Видя, как спасают тещу из сортира,
Я охрипшим голосом громко крикнул: «Вира!»
Не хотел обидеть, просто пошутил,
Так зачем меня жених за уши схватил?
Не подав и виду, что немного больно,
Я охрипшим голосом громко крикнул: «Руки!»,
А потом зажмурился, претерпевая муки…
Что же вы смеетесь? Я киевский мальчишка:
Верил я в таку любовь, о которой пишут в книжках.
Если б вас также тоже разлюбили,
Я б не стал смеяться – не человек я или?
НЕСКОЛЬКО ИСТОРИЙ О ВЫДАЮЩЕМСЯ АНГЛИЙСКОМ ДРАМАТУРГЕ БЕРНАРДЕ ШОУ
Жизнь замечательных по-своему людей
ВЫДАЮЩИЙСЯ английский драматург Бернард Шоу, известный своим остроумием, однажды посетил премьеру спектакля, поставленного по его пьесе. Во время первого акта молодая актриса, исполнявшая роль главной героини, от волнения, вызванного присутствием великого драматурга, забыла текст.
Пауза затягивалась за пределы всякого приличия. Через двадцать минут, когда в зале всем стало ясно, что эта тишина – вовсе не находка режиссера, взоры присутствующих обратились в сторону Бернарда Шоу. Всем было любопытно, как же знаменитый остряк выйдет из сложившейся ситуации.
И вот, к удовольствию партера, Шоу медленно поднялся на балкон, отряхнул фрак, обвел зрителей лукавым взглядом и мягким баритоном заметил:
– Это безобразие!
ВЫДАЮЩИЙСЯ английский драматург Бернард Шоу, известный своим остроумием, однажды после премьеры своего спектакля, поставленного по одной из его многочисленных пьес, зашел за кулисы. К нему тотчас подошла молоденькая и неопытная актриса, исполнившая в спектакле роль главной героини.
Когда девушка робко осведомилась у мэтра о качестве своей игры, знаменитый остряк сжал кулаки… Впрочем, это не типичная история. Она характеризует Шоу не как остроумного человека, а, скорее как человека вспыльчивого, грубого, хотя и достаточно сильного.
ВЫДАЮЩИЙСЯ английский драматург Бернард Шоу, известный своим остроумием, прогуливался как-то по набережной Темзы в компании полковника Хиггинса. Навстречу им попался оборванный лондонский оборванец. Как ни странно, безграмотный житель трущоб сразу узнал драматурга и внезапно погнался за ним, потрясая клюкой и выкрикивая что-то негодующее про свою дочь – начинающую актрису.
