Меня вдруг осенило. Я кинулся к стойке, схватил лист бумаги и быстро набросал эскиз афиши. Затем выскочил на улицу и помчался вслед за исчезающим за поворотом Звездочётом.

– Постойте! Постойте же! Вот! – я сунул ему в руку эскиз.

– Что это? «Пурпурный горизонт»? 23:00?

– Мы распечатаем афиши. Много-много. Расклеим по всему городу. И всех позовём.

– Куда позовём? Кого?

– Всех! К вам в парк или на пустырь! Куда скажите!

– Зачем?

– Мы позовём их смотреть на звёзды!

– Ха, молодость… наивность, – Звездочёт печально усмехнулся. – Никто не придёт.

– Придут! Все придут!

– Нет, молодой человек. Никто не придёт. Им больше не нужны звёзды. Теперь у них свои. В квартирах, в карманах, во снах.

– Они просто забыли о них. Просто забыли. А мы напомним! И тогда они придут! Все-все!

– Я уж точно приду, – сзади послышался голос Мастера. – И принесу бочонок облепихового варенья. Заварим вкусный чай.

– Ха, старый неисправимый романтик, – вновь усмехнулся Звездочёт. – Если все придут, то твоего бочонка точно не хватит.

– Что-нибудь придумаем, – улыбнулся Мастер.

Пещера казалась бесконечно длинной. Жёлтый свет от налобного фонарика, дребезжащего в резиновом креплении, уходил далеко вперёд, пропадая в густой, вязкой темноте. Я нагнулся, чтобы не удариться головой о торчащий сверху каменный выступ и прошёл дальше.

– Далеко ещё? – я обернулся на Мастера.

Он не ответил. Лишь поднял вверх указательный палец и замер. Глазами он быстро разрезал тьму и вслушивался в звуки, рождаемые глубокой пещерой.

Холод начал прилипать к ступням. Ноги уже давно промокли от снега, попавшего в ботинки. Даже тщательная шнуровка не помогла. Я кутался в пуховую куртку, пряча нос и пол лица под шерстяным шарфом.

– Долго ещё? Далеко? – Но Мастер опять не ответил, и тогда я решил достать капризы из своего кармана. – Всё! Хватит! Дальше не пойду. – Я остановился, а потом попятился назад. – Возвращаюсь.

– Тссс. Слышишь?

– Я очень замёрз, Мастер. Мне не до ваших игр.

– Мы почти пришли.

– Я возвращаюсь. Вы слышите? Скоро праздник. Ещё столько всего нужно успеть… Стол, подарки. Поздравить по списку. А список у меня большой.

– Тссс. – Он совсем меня не слушал. – Думаю, здесь.

– Можете оставаться, если хотите. А я пошёл.

– Вот! – Мастер нагнулся, снял с головы фонарик и поднял его над небольшим выступом в стене. – Мы на месте. Сейчас соберём масло и вернёмся. – Он достал из рюкзака банку и самодельный нож с широким лезвием. – Вы абсолютно правы, мой друг. Холод жуткий. Ещё чуть-чуть, и застучат зубы.

– Вы притащили меня за этим? – Я вытянулся над ним и слегка нагнулся, чтобы рассмотреть, как он соскабливает чёрную смолу в свою стеклянную банку.

– Верно.

– И что это? Какое-то лекарство? Чудо-слизь? Мне то что делать?

– Что угодно. Или ничего. Делайте всё, что придумаете.

– То есть как? Это же вы меня позвали. Сказали, есть дело. А теперь для меня дела нет?

– Всегда есть дело. И у вас оно есть. И, между прочим, оно очень хорошо у вас получается, – заявил Мастер.

– У меня? Стоять и светить фонариком? И это вы называете делом?

– Конечно. Не каждому дано так умело светить фонариком. С вами не заблудишься, друг мой.

– Ну, спасибо, – недовольно фыркнул я.

– А ещё вы часто говорите без умолку. Словно радио. С вами не скучно. Всё. – Он поднялся и выпрямился.

– Всё собрали. Теперь можно возвращаться.

– Хвала тёплым носкам! – воскликнул я, и мы зашагали по нашим следам обратно к выходу.

Возле расщелины лежало старое дерево, и Мастер поспешил на нём расположиться, поставил банку с собранным маслом на бревно и накрыл своей шапкой. Затем вынул из рюкзака крохотный резиновый шпатель и очки.

– Что вы делаете?

– Сейчас расскажу. Только вы повторяйте за мной. Так мы быстрее управимся. – Он вытащил ещё одни очки. – Слой должен быть не очень густым. И главное – равномерным. Без пятен. Аккуратно размазывайте по стеклу. Желательно в одном направлении. Так линий будет практически не заметно.

Мастер краешком шпателя зачерпнул тёмную слизь из банки и размазал по стеклу, не задев оправу. Подравнял края, снова зачерпнул, снова размазал, словно в руках были не очки, а утренний бутерброд.

Затем он отдал мне шпатель и поднял очки на вытянутой руке, вращая в лучах солнца, выглядывающего из-за скалы.

– Да. Правильно. Чуть аккуратнее ближе к краю. Хорошо. Я бы не сделал лучше. – Он следил, как я закрашиваю очки и не ограничивал себя в комплиментах моему кривому исполнению. – Теперь надо подсушить. Ага. Всё верно.

Мы сидели на упавшем дереве и крутили очки с закрашенными стеклами. Мастер что-то говорил, но я потерял суть его рассказа, вдруг осознав, что озноб прошёл, и мне уже не так холодно, как в пещере.

– Всё. Готово. – Мастер поднялся с бревна. – Теперь надо возвращаться в город. Скоро праздник начнётся, а нам ещё так много нужно сделать.

– В смысле, сделать? – нахмурился я. – Это ещё не всё?

– Конечно же, нет. Мы только начали. Примерьте.

– Что?

– Наденьте свои очки.

Я недоверчиво посмотрел на закрашенные стекла, а они вдруг стали малахитовыми. С переливающимися узорами. Я даже и не понял, в какой момент масло вдруг перестало вызывать отвращение.

– Забавно. Красивые узоры. А что это?

– Говорю же, масло. Надевайте. Ну!

И я надел.

– Ну как?

– Ой! Ух ты! Как странно… ничего не понимаю… Вы светитесь… А почему? Что это такое? – Я снял очки и взглянул на Мастера. – Вы светились. Весь.

– Это радость. Вы увидели радость.

– В каком смысле радость?

– В самом прямом. Прогулка сегодня замечательная. Пусть даже и морозно слегка. Но прогулка замечательная. Вот я и радуюсь. Свечусь.

– Хотите сказать, эти очки позволяют видеть радость?

– Да.

– Ха, вот-те новости. Забавно. Необычно. Никогда бы не подумал. А я какой? Я свечусь?

– Наденьте и взгляните на себя.

Я надел очки и осмотрел себя. Свечения не было.

– На мне не работает. Досадно.

– Отчего ж не работает? Очень даже работает.

– Я помню ваши очки для рассмотрения мыслей. Они тоже из этого масла сделаны?

– Нет, там другой состав, – улыбнулся Мастер. – Ладно. Отдохнули, а теперь за дело.

– Ещё дело? – опешил я. – Вы помните, что сегодня предпраздничный день? Может мы перенесём ваши дела на потом? Новый год же, Мастер!

– Именно! – провозгласил он. – Пойдемте, мой друг. Я вам предлагаю встретить праздник необычно. С пользой. И возможно, вам удастся засветиться.

– То есть?

– Надевайте очки. И пойдемте в город. Будем искать потускневших людей.

– Зачем?

– Будем пробуждать в них свет.

– Каким образом?

– У меня в машине довольно большой запас разных подарков. Весь год готовился. А если кому-то подарок не нужен будет, тогда просто обнимем потускневшую душу. Вы со мной?

– Вы сейчас мне напомнили одного персонажа с бородой и посохом.

– Очень смешно, – отмахнулся Мастер. – Итак? Вы со мной?

Утро выдалось дождливым. Капли собирались в ручьи и устремлялись вниз по оконной витрине лавки. Мастер вертелся в углу. Он что-то тихо напевал, аккуратно убавил газ на плитке и заглянул под крышку пробуждающегося чайника.

Я же покачивался на стремянке возле боковых полок. Деревянной взъерошенной щёткой снимал тонкий слой пыли с верхних стеллажей, иногда смахивая на пол цветные карандаши, обернутые в бумагу и перевязанные канцелярской резинкой. Мастер укоризненно поглядывал в мою сторону, но ни разу не сделал замечание.

– А зачем вам столько карандашей? Вы ведь ими редко пользуетесь.

– Карандашей, мой друг, много не бывает, – пояснил он, – тем более, цветных.