Я взял щетку. И тёр. Тёр пол. Бесконечно. Долго.

Я выходил под дождь и шёл. Просто шёл. Бесконечно. Долго.

Я уходил далеко, чтобы кричать. Орать. Громко. Долго.

Я смотрел на себя в зеркало и видел одну лишь злобу. Ядовитую, пугающую ненависть. И я себя не узнавал. Это не я! Но это я!

А потом…

А потом, когда стало совсем всё непонятно, мне вдруг позвонили. В любой другой ситуации я бы стал придумывать отговорки. Но не в этот раз.

И я пошёл. Пошёл лепить из пластилина. Да. Из обычного цветного пластилина. Лепить всё, что не мог прошагать по коридору. Всё, что не мог растереть щёткой. Всё, что не мог ненавистно проорать.

И когда однажды меня спросили о светлом дне, любом светлом дне, я вспомнил много. И этот в том числе! День, когда я собрал в себе свет из разноцветного пластилина.

Мастер стоял над обрывом, а внизу куски разваливающегося льда мчались в серебряном потоке быстрой реки. Он поднял ладонь и прищурился.

– Большая вода в этом году. Метра на четыре выше.

– Мастер, – сказал я и шагнул к нему, – причём тут вода? Вы же обещали показать магию. Долго ещё?

– А? – он обернулся. – Да-да, мой друг. Я всё помню.

– И где же?

– Туда посмотри, – Мастер вытянул руку и указал на противоположный берег.

По строящемуся деревянному мосту шёл человек и нёс на плече длинные сосновые доски. Двигался он осторожно, стараясь не делать резких шагов, но доски всё равно пружинили, качаясь вверх-вниз. Чуть дальше на берегу на старых бревнах прежнего моста, разрушенного ледоходом, сидели плотники. Один из них что-то бурно рассказывал, размахивая руками в стороны. Остальные громко смеялись.

– Мастер, я, конечно, всё понимаю: один работает, другие отдыхают. Видел такое сотни раз. Где же тут магия? – Но он мне не ответил, лишь ухмыльнулся и пошёл по тропинке к роще. – Вы куда? А как же магия? Вы не ответили, Мастер?!

Я бежал за ним. Всё говорил и говорил. Тараторил, возмущался, негодовал. Вдруг он остановился возле широкого ствола сосны и опустился на колено.

– Вы в порядке? Мастер?

– Иди сюда. Хорошая моя. Не бойся. Иди сюда.

– Чего? – Я округлил глаза, но сразу увидел пышный хвост под ветками. – А, это вы не мне! – Хвост пошевелился, завилял, а из-за ствола показалась лисья морда. – Ого! Это же лиса!

– Это собака, мой друг, – улыбнулся Мастер.

– А морда, как у лисы!

– Да… пожалуй, есть сходство. Ой! Ну-ка… подойди ближе.

– Что случилось? – я шагнул к нему.

– Что-то с ней не так. Взгляд уставший. А… понятно.

– Что понятно?

– Подержи ей морду, – сказал Мастер. – Токсины. Раз, два, три… Сейчас ещё поищем. Вижу пять.

– Пять чего?

– Клещей, конечно же.

– Ёшкин катакомбус! – вскричал я и отпрянул в сторону.

– Не выражайся! – засмеялся Мастер. – Лучше подержи. Сейчас снимем, и ей легче станет.

– Фу, какая гадость… я вам про магию, а вы… фу.

Я сморщился и снова обхватил собаку, но на этот раз отвернулся. Мастер что-то бормотал, крутил пальцами и считал. А я всё ждал, когда клещи закончатся.

– Всё. Готово.

– Что тут делаете то? – вдруг раздался чей-то голос.

Я обернулся и увидел на дороге старушку: маленькую, в бордовом платке и в брезентовой куртке на три или четыре размера больше хозяйки. В руках она держала тарелку.

– Клещей вытаскиваем, бабуся, – гордо заявил я.

– Ох, ты ж, господи! Клещей?! Ишь ты каково!

– Ваша собака? – я встал и увидел на тарелке оладьи.

– Чего моя то? Не моя она. Ничейная она. Сама по себе.

– А кормите зачем?

– Так это… осталось с обеда. Пусть тоже поест. Холодно ведь нынче. Пока лёд не уйдет, не потеплеет.

– Если кормите, так взяли бы себе, – предложил я.

– Не! Не! – замахала та руками. – Мне не надобно. Мне своих хлопот полон двор. Куда мне?

– Жаль.

– Да не жалей ты. Заберут её. Нашёлся один добряк в соседнем поселке. Который через реку.

– А почему не забрал? Уже всю клещи покусали.

– Так ледоходом мост поломало. А как достроят, так придет за ней, – ухмыльнулась старушка. – Он плотником работает. У них там бригада толковая. Быстро построят.

Я задумался, а потом взглянул на Мастера. Он нежно гладил собаку, улыбался, а потом сказал:

– Магия, мой друг. Прямиком из центра мироздания.

– И впрямь магия! – старушка прижала тарелку к груди и обомлела. – Ишь какой быстрый!

Я повернулся к реке и увидел, как с моста на наш берег устало сошёл счастливый человек.

Лёшка шёл вдоль края лыжной трассы и осматривался. Повсюду были разбросаны поломанные ветки, пожелтевшая хвоя, мох и старые шишки. А впереди дорогу перегородило упавшее после ночного урагана дерево. Рядом стояли два работника лыжного стадиона и наблюдали, как третий распиливает ствол бензопилой.

Виталия Витальевича он заметил чуть дальше, там, где сходятся прогулочный маршрут и просека высоковольтки. Тот сидел высоко на пятиметровой берёзе и болтал свисающими ногами. Лёшка остановился рядом с деревом и поднял голову:

– Виталь Виталич, хочу кое-что спросить.

– А ты принёс яблоко и нож?

– Да, вот. – Лёшка высунул их из кармана.

– Тогда залезай.

– Ээээ, ладно. – Лёшка покряхтел, пробурчал, но всё-таки вскарабкался по веткам и уселся рядом с Виталием Витальевичем. – Хочу спросить…

– Подожди. Сначала яблоко. Почисти от кожуры, а кожуру вниз.

– Ладно. – Лёшка взял яблоко и ножом стал аккуратно снимать красную кожуру. – Скажите мне, Виталь Виталич. Где найти музу или идею для творчества? Хочу что-нибудь создать, а идей нет. И мыслей нет. И, вроде, хочу, но понимаю, что это не я вовсе. А, вроде, и я. Но только подумаю о чём-то одном, сразу думаю о чём-то другом. И фантазия останавливается. Словно тупик. Так много всего можно придумать, а придумать нечего. Получается, как бы оно всё есть, но, вроде, и нет. Понимаете?

– Конечно. Проще простого.

– Да? – Лёшка удивился. – И вам не кажутся бредом мои слова?

– Совсем нет. Видишь ли, Алексей… Хотя… Дай-ка мне. – Он взял у него яблоко и нож, часть кожуры кинул вниз, и пушистая белка мигом прошмыгнула через сугроб.

– Вот, надень. – Виталий Витальевич протянул ему пенсне в серебряной оправе. – Взгляни. Видишь?

– Что это? Это молнии? Шаровые молнии? – Лёшка начал оглядываться, открыл рот от удивления, обнаружив вокруг десятки летающих шаров, светящихся разными цветами.

– Это не молнии. Это мысли. Твои, мои, других людей. Они повсюду. Видишь яркие? А теперь туда посмотри, там тёмные. Видишь? – Изумлённый Лёшка молча кивал. – А теперь посмотри на себя. Видишь? Ты весь покрыт мыслями.

– И правда! А чего их так много? Вся моя одежда в них. И куртка, и джинсы. Даже найки. Офигеть! – воскликнул Лёшка.

– Много мыслей с собой таскаешь. Причём большая часть – это даже не твои мысли. Кто-то тебе их сунул, а ты в копилочку. Таскаешь и таскаешь. А ведь каждая мысль подпитываться должна!

– Подпитываться? – недоумённо переспросил Лёшка.

– Да. Ведь неспроста они светятся. Они ж питаются. Энергией питаются. Села на тебя мысль, и ты её питаешь. Причём, если мысль светлая, то она тебе сил может вернуть. Ну, а если тёмная, то тут, сам понимаешь…

– Понимаю, но не совсем.

– Много таскаешь мыслей, много отдаёшь энергии. И на что-то новое, творческое… на музу или идею, как ты говоришь, сил просто не остаётся.

– Ага! То есть мне нужно убрать ненужное?

– Да.

– И как это сделать?

– Сконцентрируйся на какой-нибудь одной. Или на нескольких. И думай над ними, обдумывай, передумывай, меняй их, дополняй или сокращай. Так ты перенаправишь энергию, и остальные мысли сами отстанут. И ещё! Очень эффективно, если вместе с концентрацией ты будешь добавлять движение. Усиль подпитку движением.

– Это как?