– Ждут, – выдвигает бабка весомо.
А еще говорят, что после шестидесяти начинает развиваться склероз.
– Еще подождут, – бормочу, отмахиваясь, и, наконец, вываливаюсь за дверь.
И тут же, бля, снова накрывает от осознания, что тут к чему.
Глаза б мои не видели эти гребаные удобства во дворе, но че поделать. Вздыхаю и возвращаюсь обратно в дом, чтобы нагреть себе ведро.
…
Коляска, что стояла у них во дворе, сейчас отсутствует, из чего заключаю, что Ви укатила с ребенком на прогулку.
Про режим походу не зря мне вещала, хоть я и не слушал особо, все больше пялился, как долбаный дебил, на ее упругую налитую троечку.
Кормящая, блин, мать.
Ребенок… ребенок… ребенок.
От меня… Возможно, что от меня…
Снова зависаю на этом, но не даю себе долго раздумывать, потому что свихнуться и не выплыть, итак еле переварил.
Выхожу за калитку и тупо шагаю в первом попавшемся направлении. Похрен, я уверен, что встречу. Потому что, как она там задвинула как-то, если есть связь, по любому, хочешь не хочешь, пересечешься.
А я, определенно, хочу. И связь эту гребаную каким-то шестым чувством, всем нутром осязаю.
Когда впереди вижу коляску и знакомый уже мешковатый плащ, останавливаюсь и жду, когда они подойдут ближе.
Едва Ви меня замечает, как замирает на секунду, но потом вскидывает голову и продолжает приближаться ко мне.
Дежавю.
Только сейчас я не в таком плачевном виде, и явно готов дать Занозе отпор. А если проще, посажу в машину и повезу их на тест.
Пусть сейчас не десять утра, но итоговый план остается, естественно, прежним.
…
– Какая пунктуальность, – усмехается Ви, едва я только хочу открыть рот, чтобы задвинуть ей про наши планы.
Да, бля, как обычно, палец в рот не клади, и меня это пиздец как прошибает.
– Проспал? – интересуется с невинным видом, пока я тупо справляюсь с накрывшей и пробирающей теперь долбаной похотью.
– Ты в жопе сейчас, еще находятся силы на подколы? – выдвигаю, неосознанно пытаясь найти в ее глазах хотя бы крупицу ответного желания ко мне. – Давай, в машину садись и погнали.
– Ты, кажется, говорил к десяти. А сейчас уже….
Заноза выгибает брови и достает из кармана телефон.
– Я знаю, сколько сейчас времени, не трудись.
Телефон возвращается в карман.
– Ну, так ты все пропустил, – рубит уверенно. – Так что, не вернуться ли тебе в город?
И собирается снова пройти мимо меня.
Серьезно?
– Доиграешься ведь, – предупреждаю, уже закипая, так как не любитель толочь воду в ступе.
Мне необходимо, чтобы каждый разговор заканчивался выгодным для меня результатом, а не вот этим вот всем уже второй день подряд.
Шагаю к ней и накрываю ее пальцы, вцепившиеся в ручку коляски, своими.
Замирает струной, а меня, блядь, опять прошибает так, что практически перестаю соображать.
И как я мог столько месяцев обходиться без прикосновений, довольствуясь лишь просмотрами ее редких постов в соцсети.
– Ты…, – выдыхает.
С удовольствием отмечаю, что ее голос начинает дрожать.
– Ты… предъявляешь права на ребенка, но при этом тебе даже в голову не приходит заглянуть в коляску. Отцовские чувства? Нам обоим сейчас станет смешно от этого предположения.
– Мне надо убедиться, что ребенок мой, тогда все по полной получишь.
Хриплю и непроизвольно утыкаюсь носом в ее волосы.
Скручивает, пиздец, как. Словно наизнанку выворачивает от ее чуть сладковатого охренительно вкусного запаха, что забивается в ноздри и достает до самого нутра.
– Он не твой.
Не верю. Не хочу верить.
– Но если, блядь, от Макса, – вырывается приглушенно, и от своих же слов начинает мутить, – почему ты его оставила?
Мне вдруг становится крайне важным прояснить этот вопрос.
А еще, охренеть, как нестерпимо хочу ее целовать.
Наклоняюсь и быстро прижимаюсь губами к ее манящим непокорным губам.
И тут же нехило и с размаху получаю по роже.
– Ты ненормальный совсем, – восклицает, словно приходя в себя и сама не до конца понимая, что сейчас произошло.
Дергается, пытается меня оттолкнуть.
Не позволяю.
Я и сам не до конца понимаю и стою сейчас, пошатываясь, словно пьяный.
Ребенок начинает хныкать в коляске и мне, сцепив зубы, и еле сдерживаясь, чтобы не надавить, приходится временно отступить.
– От Макса он. От Макса. А ты уезжай, откуда приехал, – талдычит, словно заведенная и начинает катить коляску вперед.
– В машину садись! – рявкаю я, уже представляя картины того, что сделаю с ней, если откажет.
– Не могу, сейчас у нас смена подгузника и кормление. Это такие вещи, Демьян, без которых малыш не может долго существовать.
– Покормишь по дороге.
– А подгузник? Если, как ты считаешь, малыш от тебя, неужели позволишь, чтобы он находился в грязном? Твой ребенок, Демьян, и вдруг в обкаканном подгузнике. Только представь себе, насколько это ужасно!
Вот бля, знает Заноза, на что надавить, хоть и переигрывает, доводя все до абсурда.
Но срабатывает все равно.
Приходится дать им возможность уйти, а самому заняться дровами, потому как бабка уже стоит наготове и смотрит на меня с укоризной.
Подхожу к поленнице, склоняю голову набок и осматриваю фронт работ, прикидывая, сколько полноценных тренировок в спортзале заменит эта гора.
– Всего-то на полчасика работы, Демьянчик, – подхалимски заливает мне бабка.
Ага, так я и поверил.
…
Через какое-то время пот начинает стекать по спине, и я решаю, пожалуй, избавиться от рубашки.
Стягиваю, откидываю ее в сторону, и вновь принимаюсь за дрова.
То и дело поглядываю в сторону соседского двора, где сначала ничего не происходит, а потом на крыльцо выходит Ви с ярко-розовым пластиковым ведром в руках и решительно направляется к веревкам, на которых ее семейка сушит белье.
Кидает на меня быстрый взгляд, соскальзывающий с лица на плечи, а я широко ей улыбаюсь.
Отводит глаза и принимается деловито развешивать белье.
Вбиваю топор в бревно, обтираю ладони о штаны и неторопливо приближаюсь к забору. Останавливаюсь у него, чуть ли не прислоняясь, и начинаю лениво наблюдать за действиями Занозы, из плавных превратившихся в отрывистые и резкие.
– Покормила? – интересуюсь как бы между делом.
– Покормила, – отвечает, не поворачиваясь ко мне.
– И че дальше?
– В каком смысле?
– В смысле, что он теперь делает?
– Спит, – пожимает она плечами.
– Все время спит? – не понимаю я.
– Если нормальный режим, то Игорек почти не капризничает. Переоделся, покушал и снова спать, – терпеливо объясняет, словно дебилу. – Но, если этот режим нарушить, становится очень сложно и все начинает идти наперекосяк.
– Завтра поедем на тест, – не ведусь на эту пламенную речь.
– Снова к десяти?
Пиздец, бля, но в ее голосе опять слышится насмешка.
Если бы не заметил, как украдкой она пялится на меня и слегка краснеет, разнес бы тут все к чертовой матери.
Но я прекрасно помню, как тащилась она от моих плеч, рук и тату. Как нравилось, когда сильно, на грани боли сжимаю ее и не даю ей ни единой возможности вырваться. И как почти кончала только от этой грубой силы и моего нежного шепота ей на ушко.
Как заводилась, видя, что я сгораю от страсти, потому что перед этим она как следует меня помариновала.
После нее ни с кем не заходило так, сколько ни пытался убедить себя в обратном.
И вот сейчас ее стеб, при внешней холодности и отстраненности, и непонятно, чего она в итоге добивается.
– Нет, бля, к одиннадцати, – задвигаю.
И уже совсем другим тоном, потому что хер ли я позволю ей снова играть со мной.
– Когда скажу, тогда и поедем. Будь готова в любое время.
Ничего не отвечает.
Разворачивается, и снова скрывается в доме, оставляя меня один на один с нескончаемыми дровами и мыслями, что если не оттрахаю ее в ближайшее время, то мне придется вставать в один ряд с голимыми прыщавыми подростками и тупо, чтобы окончательно не съехать с катушек, до одурения дрочить на нее.
