– Ты что? – Торпеда не понял меня: вроде как сам говорил лица не трогать, а сам жахнул.

– Не сдержался. Вывел он меня, Костя. Ничего с твоей семьёй не будет, – успокоил я Борю, – если все деньги отдашь.

Вскоре подъехали партийцы на «Ниве», Костя посигналил им фарами, они встали за нами.

– Ключи от квартиры давай, – потребовал я от Бори.

Он, продолжая закрывать разбитый нос левой ладонью, – так и сидел, пока мы дожидались группы, – правой рукой пошарил у себя в кармане и, ни слова не говоря, протянул мне забренчавшую связку. Из «Нивы» вышли четверо высокорослых мордоворотов, одетых во всё чёрное, – специально попросил у командира, чтобы пострашнее прислал, чтобы при взгляде на них кровь в жилах стыла, – я вылез из салона, достал из багажника сумки с деньгами и отправился к ним. Разговор у меня с партийными боевиками вышел коротким: я ещё раз объяснил ситуацию, проинструктировал о дальнейших действиях, отдал им деньги и ключи, – всё. Ребята опытные, понимают с полуслова. Вернувшись обратно, забравшись в салон, обратился к Боре:

– Видел этих дуболомов? Если они не получат от нас вовремя контрольный звонок, то и минуты думать не будут, а сразу пойдут к тебе в гости. Рука не дрогнет. Ву компрёне, камрад? – Боря не ответил, но по его глазкам вижу, что до него наконец дошло – дошло наконец! – Ну вот и хорошо. Поехали.

До банка мы домчали за полчаса. Припарковались на стоянке. До открытия банка оставалось ждать шесть часов.

– Борь, позвони жене, предупреди, что задерживаешься, – сказал я.

– Что я ей скажу? – Ну вот заговорил – прогресс, – а то взял моду обижаться. Ну получил в морду, так за дело же! Пытки, видите ли, его так не расстроили, как мой удар в нос. Нельзя быть таким гондоном, друг, нельзя.

– Скажи, что машина у нас сломалась.

– Она скандалить начнёт.

– Ничего страшно. Пускай орёт, зато целой останется.

Борис сделал так, как я ему сказал, выслушал массу нелицеприятных эпитетов в свой адрес, на провокации не поддался, не подхватил эстафету скандала, закончил разговор спокойно, намекнув на возможность годичного заработка за несколько часов работы. Рита поворчала для порядка ещё немного и вроде бы успокоилась, хотя кто её знает – она всегда была немного того, с прибабахом. Деньги она тоже любила, может, не так как её муж, но не отказываться же – одна надежда на это. А потом она беспокоилась, что он со мной на блядки поехал, но выходило так, что она ошибалась.

– Она про деньги не знает? – спросил я Борю, заранее зная ответ на свой вопрос. Боря не такой простак, чтобы Рите про украденные им у нас деньги рассказывать. Он самолично решил себя подстраховать на случай плохих времён, но только вот они наступили быстрее, чем он ждал.

– А? А-а, нет, не знает.

– Ясно. Решил себя любимого одного побаловать, – подколол я Борю, хотел немного расслабить, но юмора в моих словах он не уловил, отвернулся, в окошко уставился.

Все эти шесть часов ожидания на стоянке, я через равные промежутки отзванивался контролёрам – успокаивал нервы Боре, выполнял часть своего договора. Когда банк открылся, я и Боря пошли за деньгами, а Торпеда остался в машине.

– Такой суммы сейчас в банке нет, – сказала нам девушка операционный кассир, хлопая накладными ресницами. Что же ты, любушка, здесь такая модная делаешь-то? Деваха мне понравилась: крашенная блонди, синеглазая, кожа белая, как сметана, и гладкая.

– А как же нам быть? Нам деньги сегодня нужны, – объяснил я.

– Такую сумму заказывать надо заранее. Зайдите после двух.

– Хорошо. Мы подождём.

Пришлось Боре ещё раз звонить Рите, выдумывать чего-то (он не очень-то и заморачивался, повторял одно, что задерживается, что не надо беспокоится, что всё нормально), объяснять, но, видно, стоило всё же мне ему что-нибудь подсказать более вразумительное для жены, а так она не успокоилась и ещё раз десять звонила. Пока он изворачивался под присмотром Торпеды, я сходил за шаурмой и крепким двойным кофе. Подкрепив силы, мы, открыв в машине окна, грелись на солнышке, дышали осеннем, напоённым запахом прели воздухом, маялись душой, скучали. Впасть в анабиоз нам не давали Ритины звонки: вопли в трубку лично мне были отчётливо слышны, значит, и Торпеда их слышал. Бодрит, знаете ли. Боря каждый раз брал трубку, терпеливо слушал, терпеливо объяснял: «Нет. Всё хорошо, да, я знаю, что сегодня суббота и мы должны на дачу ехать», – в трубке взлетал реактивный самолёт – это Рита объясняла, кто есть на самом деле её муж, дав ей выговориться Боря продолжал: «Поедем, не волнуйся. Немного опоздаем. Ну и что, что твоя мама нас ждёт? Не страшно», – мобильник Бори взорвался криком, он даже его от уха отнял. «Ладно, дорогая, мне пора. К нам подошли. Я перезвоню. Всё, всё, попозже, давай», – каждый раз говорил Боря напоследок, перед тем как отключиться. Он никогда не перезванивал жене, хотя и обещал, но ничего, проходило двадцать-тридцать минут и Рита звонила сама – всё начиналось по новой – так замыкался круг. Не знаю, как он терпел, но к двум часам голова у меня стала, наверное, формой напоминать куб.

В половине третьего мы наконец получили деньги. Вышли с Борей из банка, сели в тачку. Я пересчитал отданные мне им деньги – всё точно – восемь лямов. Семь с половиной, которые он украл, и пятьсот тысяч, которые он получил за услуги.

– Ну, всё в порядке, – говорю я и выдыхаю. На душе полегчало. На половом гвозде я вертел такие приключения.

Я позвонил контролёрам и дал им отбой, сказал, чтобы уезжали.

– Ты свободен, Боря, проваливай.

– А мои деньги? – Во даёт! Совести нету у человека.

– Какие деньги, родной? Просрал ты своё счастье. За что тебе платить-то? За вот этот геморрой, что ты нам устроил? Иди отсюда быстренько и скажи спасибо, что жив остался.

Понятное дело, «спасибо» мне Боря не сказал, вместо благодарности он нас заложил. Слил он нас, наверняка, анонимно, чтобы самому в историю не попасть. Нет, я уверен, что это он настучал. Через два дня после событий той ночи ко мне домой пришли полицейские, а ещё через сутки и ко всем остальным заявились блюстители из органов. Никого из наших не взяли – мы все, как я Боре и говорил, давно жили на конспиративных квартирах, вели подпольный образ жизни, – но в общероссийский розыск нас объявили, что, конечно, значительно отдаляло нас от достижения главной цели партии. Нехорошо Боря поступил, нехорошо. Придётся нам с тобой ещё раз встретиться. Видит бог, не хотел я этого. Жди и дрожи.

Меня пригласил к себе, в деревню, отдохнуть мой друг – Всеволод Мышев. Я согласился с радостью: во первых, в отпуске не был два года, во-вторых, со Всеволодом мы дружим со школы и он не перестаёт меня удивлять, интересный человек, самобытный, с необычным взглядом на жизнь. Раньше Сева никогда меня не приглашал к себе в деревню, а сейчас пригласил – может, скучно ему стало, а может, решил меня порадовать – ведь он знал, что я последние годы почти не отдыхаю, и общаться мы стали гораздо реже. Годы-то идут, их не догонишь, а одежды дружбы изнашиваются, хочется вернуть остроту восприятия, обмануть время.

Всеволод позвонил мне утром в понедельник, а в пятницу, в полдень, я уже выехал – договорился на работе с начальником (он у нас нормальный, всё понимает). Деревня Севы – Верхняя Залихань – располагалась под Белгородом, ехать часов восемь, на закате я должен был быть на месте. Около девяти вечера я приехал к переправе через реку. Мост здесь строили, но срок его сдачи – следующий июль, то есть, ждать ровно год. Но я не волновался – как меня и предупреждал Сева, между правым левым берегом ходил паром.

Я притормозил, съехал на обочину и встал в очередь на переправу. Передо мной остывали старые «Жигули» шестой модели, стояли несколько сельчан и конная подвода. Учитывая величину самого парома, нас всех должны были перевезти за один раз. Выйдя из своего «Мицубиси L 200» поразмяться, я спустился к реке, туда, где стояли бетонные опоры будущего моста. Пока паром был на середине реки, плыл на тот берег, у меня оставалось две четверти часа, чтобы насладиться чудесным чистым воздухом без примесей и полюбоваться пейзажем. Солнце, сменив оранжевый кафтан на красную распашонку, опускалось к синей линии горизонта, окрашивая воду в цвет венозной крови. Лес на том берегу потемнел, нахлебался тенями, строго смотрел с противоположного крутого берега, оберегая свои тайны. Под моими подошвами хрустел светлый песок узкой полосы пляжа, я подошёл к самой границе воды, в лицо пахнуло сыростью и запахом ила. Мне надо было туда – миновать на пароме реку и по дороге, в горочку, через лес к Верней Залихани.