— О, das ist fantastisch!

«Они и правда так стонут⁈ — изумился Бро, отвечая на томные вскрики делом. 'Вот отчего бы мне иностранные языки не сдавать? Что толку от этой заумной литературы и тропов, когда и так все понятно?»

Еще бы, Луиза-Фредерика умела доходчиво объяснять, да и проверять немедленно выполненное задание, о, еще как умела! У Бро мелькнула догадка о причинах нынешнего вдовствующего состояния партнерши, но тут покойному маркграфу стоило только позавидовать — уйти из жизни столь славным обессиленным образом дано лишь редким счастливцам. Какая благородная смерть!

…— Noch nicht! Schneller! — требовала-стонала дама. — И сюда, ну же!

Да пребудет вечно живо и здорово наше Минпросвещения и люди, призвавшие ЕГЭ в нашу реальность! Чудесные мгновения, воистину — зачет!

Ах, эти губы, руки и ритмы! Бро не понимал как сдерживается, но сдерживался, ему и помогали. Не надо нам утра и перерывов!

Но тактические перерывы все же требовались. Двоечник распечатал третий 'Супер-Тюрекс".

— Ах, истинное magie! — восхищалась маркграфиня, любуясь при лунно-звездном свете сочетанием незаурядного достижения прогрессивного латексного производства и собственной близости. — Позволь я помочь?

Да кто бы запрещал такой талантливой и догадливой даме⁈ Бро застонал в щенячьем восторге, пара вновь нырнула в уютные недра перин и шуб. Впрочем, очень скоро стало невыносимо жарко, прекрасная маркграфиня пинками ног отбросила пуховую завесу. Бро, оказавшийся в данный момент сверху, видел запрокинутую голову партнерши, спутанную, но все равно элегантную гриву локонов, убеждался, что даме весьма и весьма хорошо, и сам пребывал в восторге. Луиза-Фредерика глянула сквозь несравненно длинные ресницы. Она явно хотела задать ключевой вопрос.

— Потом, а? Ну, пожалуйста! — взмолился Бро, пытаясь быть убедительным в каждом ритмичном и глубоком движении.

— Конечно, потом, mein baby. Ужель я не понимать? — маркграфиня запустила пальчики в волосы двоечника, одновременно повыше поднимая ноги, и эти дивные конечности в сползших чулках не оставались неподвижны.

Все прекрасное когда-то заканчивается. Бро — пусть уже и не совсем двоечник в любовном отношении — чувствовал близость границ своих возможностей, но тысяча чертей, как же это было чудесно. Любовники вновь оказались в непроницаемой африканской тьме перин, и умелые губы Луизы-Фредерики успевали везде — князь глухо повизгивал…

Стало холодно. Вот вообще, будто мигом на снег выкинули и сейчас колун в руки сунут. По спине повело чистым льдом, будто и не было на князе просторной сорочки. Кажется, одеяла, прикрывающие активно греющуюся пару, исчезли. Маркграфиня вздрогнула и выглянула из-под мужского плеча. Глаза ее распахнулись, наполнились почти детским ужасом. Луиза-Фредерика завизжала:

— … ля! Какого… Твою… гнида черная!… уйди, дьяволова уродка!

У постели стояла хозяйка дома. Глаза ее сияли… сияли ярко, но нехорошо, нездорово, как некачественные светодиоды в поддельных азиатских фонариках.

«Опять дверь не заперли» — с величайшей досадой осознал Бро.

Юная полковничиха тянула с ложа любви последнюю защиту — но маркграфиня намертво вцепилась в свою шубку.

— Пошла вон, ведьма-жаба. Сгинь, тварюга! Сгинь! Моя шуба, чертовка чертова!

— А ты мое взять вздумала, — неслышно, но очевидно шевельнулись чувственные, но выглядевшие совершенно мертвыми губы хозяйки дома.

«Ревнует» — с досадой подумал двоечник.

Полковничиха была, как здесь водится, опять же в неглиже — короткой рубашечке, белой, с воздушными полупрозрачными кружевными вставками, абсолютно не скрывающими достоинства молодой фигуры. Весьма красива. Но абсолютно непривлекательна.

…— Сгинь, морочная старуха! — визжала маркграфиня, отчаянно сражаясь за шубку. — Пошла прочь, колода гнилая!

— Действительно, сударыня, положение хозяйки дома еще не дает вам права… — попытался призвать к голосу разума князь Волков.

Полковничиха бросила шубу и потянула к нему руки — скрюченные пальцы алчно шевелились, готовя острые когти.

— Мой! Всё отдашь! — все так же безмолвно пригрозила хозяйка дома.

«Нет, не ревнует. Свое у нее на уме, чисто ведьминское», — понял Бро.

Спасшая шубу Луиза-Фредерика стремительно сунула руку под подушку, выхватила оттуда небольшой пистолет, взвела курок:

— А ну, хапни, карга тупая!

Теперь вот ведьма завизжала — опять неслышно, но уши так и резало:

— Не смей! Прокляну!

Ее волосы встали дыбом, окаймив лицо широким черным ореолом, руки необъяснимо вытянулись втрое, почти добрались жуткими когтями до живота немки, но маркграфиня успела спустить курок…

Ведьму-полковничиху отшвырнуло от постели, когти вспороли перину, во лбу ужасной красавицы появилось небольшое отверстие, по белому гладкому челу потянулась черная струйка крови. Юное лицо мгновенно исказилось, пошло морщинами, нос обвис, щеки ввалились, зубы выпятились и стали желтыми, волосы тотчас поседели и начали клочьями осыпаться на пол. Ниже — на зону неглиже вообще невозможно было смотреть. Бро понял, что весьма и весьма нескоро сможет завести интимные отношения с брюнетками подобного типа.

Неслышный визг ведьмы истязал уши. Подбитая жуткая полковничиха кружилась на месте, развевались остатки седых лохм и рубашечки, раскинутые руки с когтями длиной со стамеску раздували ледяной вихрь, вздымающий с пола и ложа перья, клочья волос и яркие упаковки «Супер-Тюрексов». Вихрь засвистел по спальне, сковывая замерших от ужаса любовников. Маркграфиня выронила разряженный пистолет и бессильно всхлипнула.

Вот этот всхлип чудесной, опытной во всех отношениях (даже в русском сквернословии) женщины избавил Бро от оцепенения. Двоечник соскочил с постели, подхватил стоящий рядом сундучок — элегантный, как и все в арсенале стильной маркграфини, окованный красивыми ремнями и бляхами, да к тому же и весьма увесистый — и швырнул в ведьму. Сундучок звякнул и неслабо двинул дряхловатую полковничиху — ту снесло и закинуло меж двух кресел.

Наступила звенящая тишина. В окно угрожающе заглядывал перевернутый месяц, беззвучно оседала на пол злая метель из перинных перьев и остального.

— Погребцом⁈ Но как? — пролепетала Луиза-Фредерика. — Ах, он же с серебряными гвоздями и внутри полно серебра. Броня, ты нас спас!

— Пустое, дорогая, я бы за тебя и рояль метнул, — заверил Бро, с тревогой прислушиваясь. — Боюсь, нам еще придется поискать серьезные инструменты воздействия на колдунов.

В доме раздавались панические крики — весьма многочисленные. Донесся звон и грохот, похоже, где-то начали крушить мебель.

Маркграфиня мигом слетела с постели, нашарила среди сброшенных перин и перьев туфельку.

— Броня, ради всего святого, где вторая туфля⁈ Нам сейчас так задницу надерут…

Князь Волков, не задавая вопросов, отыскал туфельку, подал и принялся отряхивать свой сюртук. Луиза-Фредерика мгновенно обулась, подтянула чулочки и накинула шубу — судя по всему, у нее был солидный опыт экстренных эвакуационных сборов.

Подскочила, чмокнула в губы:

— Броня, это было чудесно. Досадно, что нас прервали самым бессовестным образом. Но сейчас нужно спасаться.

— Уже понял. Какие конкретные предложения? Я с подобными ситуациями, — князь указал на древние пятки, торчащие между креслами, — весьма слабо знаком. Но я определенно должен разбудить графиню.

— Не глупи, — Луиза-Фредерика указала в сторону воплей. — Во-первых, там уже все проснулись. Во-вторых, на кой бес тебе эта невоспитанная девчонка?

— В некотором роде я за нее ответственен, — объяснил Бро. — И потом, вместе будет легче отбиваться. Графиня не робкого десятка.

— Какое отбиваться⁈ — ужаснулась не совсем настоящая немка. — Даст бог, к конюшне успеем прошмыгнуть. Колдун же бушует.

— А колдуна нельзя погребцом остановить? — на всякий случай уточнил Бро, ободренный решением давней загадки насчет вышеозначенного таинственного предмета и внезапно открывшимися замечательными магическими свойствами артефакта.