— Вон она, вон усадьба! — возликовал добрейший Павел Петрович, приподнимаясь и едва не вываливаясь из саней. — Я уж грешным делом пугаться стал…
Действительно, небо темнело на глазах, зажигались звезды, оставаться на морозной природе не очень-то хотелось.
— Я тебя умоляю, веди себя прилично, не позорь, — зашептала графиня. — Это же классика… сияющая вершина нашей литературы. Тут все тонко, со смыслом, с нюансами. Великая книжная эпоха! Я тут каждой секундой наслаждаюсь. Не порть, а?
— Постараюсь всецело соответствовать, — заверил Бро. — Ну, насколько смогу.
Вкатили в широкие ворота, навстречу кто-то из дворни приветливо замахал фонарем, из окон двухэтажного просторного господского дома лился теплый свет. Кучер Павла Петровича с трудом сполз со своего места — оказалось, совсем молодой, симпатичный парень, это если под тулупом рассмотреть. Седоки тоже не без проблем освободились от тяжелой медвежьей полости, Бро помог сойти спутнице — нужно признать, меха и пребывание на свежем литературном воздухе порядком прибавили Васко аристократичности и грациозности движений.
В сущности, не такое уж плохое в этот раз задание выпало. Наверное, и кормить здесь непременно будут, а то поднадоели эти полуфабрикаты из холодильника…
Для начала гостю испортили настроение… У лестницы, рядом с неизменным чучелом медведя, толпились, оживленно переговариваясь и обмениваясь живейшими впечатлениями о лютой заснеженной дороге, другие гости. Пахло талым снегом, духами и алкоголем.
— Вот и они, charmant! Князь! Милая графиня!– звонко вскричала д’Обиньи, спеша навстречу с распростертыми объятиями.
Выглядела она прелестно — розовые платья блондинкам — они как обертка для шоколадки «Аленка» — опять же однозначная нестареющая классика. Впрочем, Ольга Штайн тоже была великолепна — в темно-синем строгом платье, с глубочайше декольтированной спиной.
— Вот же швабры! — прошипела, радостно улыбаясь старым знакомым, Васко.
Мужская сдержанность не позволяла Бро вслух реагировать подобным образом, но он тоже предпочел бы видеть кого-то иного. К примеру, не столь шумного, зато с великолепными раскосыми очами. Увы, той особы нет, а сейчас опять начнут приставать с требованиями о содействии по эмиграции.
Впрочем, обнимать Жюли все равно было приятно. Ух, мятной сексуальностью так и прет.
Чинно, как и подобает старым знакомым, расцеловались в щеки, Бро счел возможным осведомиться у Ольги о здоровье полковника Головина.
— Здоров и бодр. Отправился покорять Зауралье, сдала на руки двум близняшкам-туземкам. Все трое в полном восторге. Вы бы, князь, тоже не устояли, вам экзотика импонирует, — не удержалась от яда Ольга.
Бро поцеловал злюке руку:
— Виноват. Легкомыслен. Обещаю совладать с внезапными порывами души.
— Пустяки, не спешите, вы еще молоды, — снизошла златоглазая колдунья-аферистка. — А кто это с вами? Фи, дикарь какой-то.
Бро оглянулся.
Бедолага Павел Петрович действительно застыл невоспитанным верстовым столбом, не в силах оторвать взгляда от прелестной мадемуазель д’Обиньи. Понятно, фанат розовых блондинок — вон, аж лоб вспотел в крупную капель.
Пришлось проявлять мужскую солидарность, брать попутчика под руку, представлять дамам. Не слишком помогло — Павел Петрович был заворожен дерзкой голубоглазой бисексуалкой до частичной умственной парализованности. По счастью, тут гостей позвали к столу.
Стол потрясал. Здесь было всё, и Бро, в общем-то иногда бывавший в ресторанах, не знал названий большей части поданных блюд. Места за столом им с Васко отвели рядом, и это было удачно, ибо графиня тоже впала в неадекватность.
— Буржуи! Крепостники! Как так можно⁈ Я думала, большая часть этой жратвы откровенно нафантазирована старинными авторами! — лепетала двоечница. — А вот то что?
— Не уверен, но наверное, жульены. А вот то — расстегаи с сомятиной и налимьими печенками. Не психуй.
— Тебе, москвичу, легко говорить. Убила бы гадов, у них же люди в деревнях голодают… Кругом чума, холера, рекрутчина… А вот то что такое?
— Тетерки, кажется. Фаршированные. Слушай, если тебя так плющит, давай уйдем.
— Это будет невоспитанно. И нам задание нужно решить.
— Ладно, придется превозмогать трудности. Решай, с чего начнешь изучение?
— А поросенок есть? — прошептала нервная двоечница. — Допустим, с хреном или сметаной?
— Оба есть. Сейчас подадут.
Бро сделал знак лакею — гигант, ростом явно повыше двух метров, с щекастым, не по-крестьянски породистым лицом, немедля вырос рядом, держа блюдо…
Васко, не отрывая завороженного взгляда от поросятины, на автомате поблагодарила. Видимо, делать это было не очень разумно, но лакей и вида не показал — модельная морда оставалась отсутствующей, замороженной. Да и вообще в ярко освещенном зале было холодновато.
Страсть напарницы к поросятам объяснить не особо получилось, Васко вообще как-то странно сегодня на всё реагировала. Бро опасался, что напарница мясо как шаурму лопать начнет, но нет, пользоваться ножом и вилкой двоечница умела, даже как-то особо элегантно у нее получалось, словно специально репетировала.
Князю попытались немедля налить для «с морозцу», но Бро отказался, пояснив, что поклялся маменьке — до обещанного приезда на «погостить», до ее домашней наливочки ни глотка спиртного в рот не возьмет. А вот уж потом… (Мама, конечно, чуть иначе свое антиалкогольное требование формулировала, но нужно же как-то адаптировать реальность к нынешнему веку). Присутствующие поудивлялись столь трогательной сыновьей привязанности, но одобрили — в нынешние бессовестные времена уважение к родителям — большая редкость.
Вообще общество за столом собралось пестрое, но достаточно интересное. Хозяева оказались парой весьма экстравагантной — полковнику с виду уже за сотню лет стукнуло, сидел, носом клевал, изредка в тарелке поковыривал. Достойная его супруга выглядела лет на семнадцать, этакая очаровательная нимфа-брюнетка, немногословная, но с характером — порой, когда распоряжение прислуге отдавала, с такой строгостью смотрела, что лакеев как ветром сдувало. Наверняка порет крепостных на конюшне или где там положено. Но не болтлива, этак милостиво кивает беседе гостей, и только когда улыбнется, словно реклама зубной пасты сверкнет. И глаза порой светятся. Понятное дело: случай и снега вон сколько внезапных развлечений нагнали на радость хозяевам.
Хороша была юная хозяйка, но центром общества объяснимо стала заграничная гостья — вдовствующая маркграфиня Луиза-Фредерика Мекленбургская. Что за титул «маркграфиня», занятый жульеном двоечник представлял себе очень смутно, но что тут вот уж истинная графиня — это точно. Лет тридцати, изящна, чертовски хороша собой, утонченна, как штучный музейный фарфор. Вот бывали немки в старину, не то что нынешнее племя… пардон, это про другое. В общем, стройна как модель, одета безупречно, по-русски говорит с трудом, но акцент очень волнующий. Пепельно-платиновые волосы в высокой прическе… Бро не относился к поклонникам всяких попмадур-накруток, но тут со вкусом уложено, того не отнять, чувствуется дворцовая порода, королевский уровень.
Немка отвечала на всякие вопросы о дорогах и кордонах, приветливо и строго улыбаясь. Мужчины старались не пялиться — всё ж такие маркграфини не каждый день за столом сидят.
Кроме двоечницы и двух авантюристок, застольную компанию подкрепляли две пары из местных помещиков, (по правде говоря, весьма невыразительных и банальных, как внешностью, так и манерами), уже хорошо знакомый милейший Павел Петрович и молодой офицер с мрачной фамилией Пещерин. В здешних воинских званиях князь Волков разбирался так себе — поди пойми по этим эполетам — вроде бы подпоручик, но может и корнет, но точно понятно, что офицер молод, самоуверен и жутко нравится дамам. Чего ему не нравиться: широк в плечах, узок в талии, мундир носит с легкой небрежностью, а манжеты так и сверкают наглой белоснежностью. Многозначительно мрачен и молчалив, усиками на Лермонтова похож.
