Но гений Наполеона нашел выход из казалось бы безвыходного положения. Обманув П. В. Чичагова ложными демонстрациями, Наполеон с 13 (25) по 17 (29) ноября с боями по трем наведенным мостам форсировал Березину южнее Борисова, в районе Студянки.

На спасительный правый берег реки перешли гвардия и некоторые другие боеспособные соединения и части. А потом Наполеон приказал сжечь мосты. В результате на левом берегу Березины были брошены тысячи людей, главным образом безоружных, деморализованных солдат и примкнувших к армии гражданских лиц, среди которых было много женщин и детей.

После событий на Березине французы сложили легенду о том, что их якобы разгромили не столько русские, сколько «генерал Мороз». Но в конце ноября 1812 года сильных холодов еще не было. Ударь в те дни сильные морозы – и остатки «Великой армии» просто перешли бы реку по льду. «К несчастью, – вспоминал позднее один из офицеров наполеоновской армии, – не было холодно даже настолько, чтобы река замерзла; по ней плавали только редкие льдины <…> Второе неудобство происходило опять от недостатка холода и состояло в том, что болотистый луг, окаймлявший противоположный берег, был до того вязок, что верховые лошади с трудом шли по нему, а повозки погружались до половины колес».[144]

Плюс, чтобы ускорить отступление, за несколько дней до перехвата русскими моста у Борисова по приказу Наполеона были сожжены тяжелые понтонные парки. Без них строительство переправ даже через относительно неширокую Березину (не более сотни метров) превратилось в сложную задачу. И свою ошибку с поспешным сожжением понтонных парков император исправил ценой жизни своих солдат.

Вот как описывает те часы один из выживших офицеров наполеоновской армии: «Саперы спускаются к реке, становятся на лед и погружаются по плечи в воду; льдины, гонимые по течению ветром, осаждают саперов со всех сторон, и им приходится отчаянно с ними бороться. Куски льда наваливаются один на другой, образуя на поверхности воды очень острые края <…> Нельзя умолчать о благородном самопожертвовании и преданности понтонеров; память о них никогда не померкнет, и всегда будут их вспоминать при рассказах о переходе через Березину»[145].

По сути, мосты наспех сколотили из разобранных деревенских изб, но из-за малой их пропускной способности, из-за огромного скопления людей и обозов, из-за возникшей паники прорваться на запад удалось лишь небольшой части «Великой армии». Но и этот жалкий путь к спасению был уничтожен по приказу Наполеона, что фактически обрекло на гибель оставшихся на другом берегу солдат и офицеров (примерно 40 000 человек), большинство из которых утонуло в реке или попало в плен.

Получается, что те, кто грабил Москву, сполна расплатились за все на берегах Березины: всего Наполеон потерял там около 50 000 человек, а русские – примерно 8000 человек.

Сам Наполеон примерно с десятью тысячами оставшихся под ружьем солдат двинулся к Вильно, присоединяя по пути французские дивизии, действовавшие на других направлениях. Остатки армии сопровождала толпа небоеспособных людей, а 5 декабря император бросил все, оставил армию на маршалов Мюрата и Нея и отправился в Париж. По всей видимости, Березина окончательно сломила императора французов, и он фактически бросил армию, бежав в Париж. Но перед этим он продиктовал очередной бюллетень «Великой армии» – регулярный пропагандистский листок, излагавший для всей Европы французскую версию той войны. В нем было сказано, что «затруднение» армии связано с наступившими вдруг морозами. А далее в тексте бюллетеня следовало указание на то, что здоровье Его Величества «находится в самом лучшем состоянии». Конечно, это же – самое главное! Впрочем, бодрые строки про здоровье никого не обманули не только в Париже, но и во всей Европе. Именно после Березины все осознали глубину поражения Наполеона в России. Но еще важнее то, что впечатления спасшихся в корне изменили представление об этой войне у других европейцев.

Позднее, уже на острове Святой Елены, Наполеон разговаривал с доктором Эдвардом Барри О’Мира о событиях в России, и тот спросил у него, чему приписывает сам император свою неудачу в России?

«Холоду, раннему холоду и московскому пожару, – отвечал Наполеон. – Я ошибся на несколько дней. Я высчитал погоду за пятьдесят лет, и никогда сильные морозы не начинались раньше 20 декабря, [они всегда наступали] на двадцать дней позднее, чем начались в этот раз. Во время моего пребывания в Москве было три градуса холода, и французы переносили его с удовольствием. Но во время [отступления из Москвы] температура спустилась до восемнадцати градусов, и почти все лошади погибли. За недостатком лошадей мы не могли ни делать разведки, ни выслать кавалерийский авангард, чтобы узнать дорогу. Солдаты падали духом и приходили в замешательство. Вместо того, чтобы держаться вместе, они бродили в поисках огня. Те, которых назначали разведчиками, покидали свои посты и отправлялись в дома погреться. Они рассыпа́лись во все стороны и легко попадали в руки врагов. Другие ложились на землю, засыпали и, сонные, умирали. Тысячи солдат погибли так»[146].

Далее доктор О’Мира завел с Наполеоном беседу о московском пожаре, о котором ходило так много противоречивых слухов. Наполеон отвечал так: «Я очутился среди прекрасного города, снабженного провиантом на целый год. Многие хозяева [домов] оставили записочки, прося в них французских офицеров, которые займут их владения, позаботиться о мебели и других вещах; они говорили, что оставили все, что могло нам понадобиться, и что они надеются вернуться через несколько дней, как только император Александр уладит все дела, что тогда они с восторгом увидятся с нами. Многие барыни остались, так как знали, что ни в Берлине, ни в Вене жителей мы никогда не обижали»[147].

Затем Наполеон с горечью признал, что недооценил силу огня, казавшуюся ему сначала безопасной. «Чтобы увлечь других, – вспоминал император, – я подвергался опасности, волосы и брови мои были обожжены, одежда горела на мне. Нескольких генералов огонь поднял с постелей. Я сам оставался в Кремле, пока пламя не окружило меня <…> Этот ужасный пожар все разорил. Я был готов ко всему, кроме этого. Кто бы мог подумать, что народ может сжечь свою столицу? Если бы не этот роковой пожар, у меня было бы все необходимое для армии; на следующий год Александр заключил бы мир или я был бы в Петербурге»[148].

Под конец беседы доктор О’Мира спросил Наполеона: мог бы он «всецело покорить Россию?» И Наполеон ответил, что он мог бы принудить Россию заключить выгодный для Франции мир.

Итак, Наполеон планировал заключить мир в Москве или на следующий год двинуться на Петербург. Однако, по мнению Дэвида Чандлера, «замысел Наполеона был обречен на неудачу с самого момента отдачи приказа о вторжении в Россию»[149]. Просто он не учел характер народа и страны, которую он намеревался завоевать. И дело тут не в «генерале Морозе». Во всяком случае, в тот момент, когда Наполеон решил бросить свою армию на произвол судьбы, он ехал в карете на колесах, а в сани он пересел лишь через двое суток, уже за Ковно.

Что же стало главной причиной столь страшного разгрома?

В 1869 году французский инженер Шарль-Жозеф Минар опубликовал очень интересную карту (графическую визуализацию), на которой очень точно отобразил пять переменных величин в динамике: размеры, дислокацию и продвижение армии (красным – во время наступления, черным – во время отступления, и в каждом случае один миллиметр обозначал 10000 военнослужащих). Минар также составил запись падения температур, начиная с заморозков 6 (18) октября 1812 года (за день до того, как Наполеон покинул Москву).