Судьба многих тысяч брошенных Наполеоном на произвол судьбы людей сложилась трагически. И что с того? Эта страница для будущего императора уже была перевернута.
Глава шестая
Государственный переворот 18 брюмера
Неизв. художник. Портрет генерала Мюрата. Нач. XIX века
Морис Оранж. Наполеон у Пирамид. 1899
Франсуа-Ксавье Фабр. Портрет Люсьена Бонапарта. Ок.1800
Зачем Наполеон бежал из Египта? По мнению многих историков, он вернулся во Францию с твердым намерением покончить с Директорией и захватить власть. Но вот, например, историк А. З. Манфред уверен, что, когда генерал Бонапарт, «спасаясь от неотвратимо надвигавшегося краха в Египте, приехал в Париж, он отнюдь не был обуреваем идеей государственного переворота, ему было не до того. Он был озабочен мыслью, как избежать возмездия за самовольное бегство из армии, брошенной на произвол судьбы. Но, встречаясь с разного рода людьми в столице, он своим даром быстрой ориентации в обстановке сразу же уловил идеи, носившиеся в воздухе»[44].
Положение во Франции было таким, что кризис представлялся неминуемым, и он разразился бы, даже если бы Наполеон остался на Востоке. Положение это характеризовалось внутренней нестабильностью (восстания бедноты, заговоры роялистов и т. д.). Последствия революции уже давно заставляли все большее количество людей мечтать о «порядке» и «твердой руке», которая его наведет. К 1799 году Директория не просто потеряла авторитет в глазах общества, но и всем уже порядком надоела.
Оноре де Бальзак, воссоздавая картину событий 1799 года в своем романе «Шуаны», писал: «Декреты Республики уже не опирались на идеи, обладавшие великой моральной силой, на патриотизм или террор, которые когда-то заставляли выполнять их, на бумаге создавались миллионы франков и сотни тысяч солдат, но ни деньги не поступали в казну, ни солдаты – в армию. Пружина революции ослабла в неумелых руках, и законы, вместо того чтобы подчинить себе обстоятельства, приспособлялись к ним»[45].
По сути, идея переворота и диктатуры, но при сохранении определенных основ конституционности, буквально витала в воздухе. Роль «сильной руки» мысленно примеряли на себя многие. Вокруг постоянно звучало, что так больше продолжаться не может…
И вот во Францию вдруг вернулся генерал Бонапарт.
Накануне государственного переворота 18 брюмера VIII года (9 ноября 1799 года) Наполеон обедал у Камбасереса – очень мудрого и очень влиятельного в Париже человека. В то время он был министром юстиции, и об этом обеде интересную ремарку делает историк Альбер Вандаль:
«По поводу этого обеда сложилась легенда по милости самого Бонапарта; рассказывали, будто он встретился там с Трейльяром, Мерленом, Тарге и другими знаменитыми юрисконсультами, и они все вместе обсуждали будущий гражданский кодекс, создавая основы этого великого уложения, причем генерал поражал своих собеседников необычайной свободой ума и неожиданностью интуиций. На самом деле, Камбасерес не пригласил ни одного юрисконсульта, а лишь нескольких генералов и администраторов, посвященных в тайну. Беседа отнюдь не поднималась до ясных высот разума, – напротив, шла очень вяло, и обед был совсем не веселый: каждый думал о завтрашнем дне и о том, что он, в сущности, рискует своей головой»[46].
Главные заговорщики (Наполеон, два директора Эмманюэль де Сийес и Роже Дюко, Жозеф и Люсьен Бонапарты, Мюрат, Ланн, Бертье и Лефевр) действительно очень сильно рисковали.
В ночь накануне переворота Камбасерес практически не спал. Задолго до рассвета он прибыл в здание своего министерства и сказал кучеру, чтобы тот оставался поблизости и ждал его указаний. Потом он приказал растопить камин…
Следует отметить, что на случай неудачи с генералом Бонапартом у осторожного Камбасереса был заготовлен запасной вариант триумвирата, в состав которого входили генералы Бернадотт и Ожеро, в душе ненавидевшие корсиканца и ждавшие первой возможности предать его суду в качестве государственного преступника.
Но «маленький наглец» не оплошал. На заре, часов в шесть, надежные офицеры собрались позавтракать в доме генерала Бонапарта. Потом Наполеон вскочил на лошадь, а остальные присоединились к нему со своими войсками. В семь часов собрался Совет Старейшин. Сийес устроил так, что приглашения на это чрезвычайное заседание получили не все – только посвященные в тайну…
Поль Баррас в это время ничего не знал и неторопливо принимал ванну. Потом к нему пришел Шарль-Морис де Талейран с советом подать в отставку. Баррас все сразу понял и согласился, и от него отправился секретарь к Наполеону. Последний накинулся на несчастного с такими словами:
– Что вы сделали с Францией, которую я возвеличил? Я оставил вам победы, а застал поражения. Я доставил вам миллионы из Италии, а нашел всеобщую нищету… Подобное не может продолжаться…
Два члена Директории Луи-Жером Гойе и Жан-Франсуа Мулен отказались подать в отставку и были взяты под стражу. Вечером победители собрались в Тюильри и держали совет, как завтра утром отделаться от оппозиции в Законодательном корпусе. Присутствовавшие депутаты высказали сильные опасения насчет настроения своих товарищей и заговорили про меры предосторожности. Но Наполеон и слышать этого не хотел.
– К чему эти опасения? – кричал он. – Ведь мы идем заодно с нацией, и нашему торжеству нет дела до меньшинства!
Большинство… Меньшинство… Понятно, что все это – понятия относительные. Большая часть торжествует. Но над кем? Над меньшей частью? А может быть, над лучшей? Да и вообще настоящий политик не должен представлять большинство, он должен его создавать. Как говорил британский историк и философ Томас Карлейль, «всякое новое мнение вначале разделяется меньшинством из одного человека»[47].
На другой день после полудня оппозиция явилась в полном своем составе и оживленно напала на Наполеона и его сторонников. Громче всех говорили приверженцы Директории в Совете Пятисот, и их никак не мог успокоить Люсьен Бонапарт. Его брат Наполеон вынужден был вмешаться, говоря о мрачных заговорах, о несправедливой клевете в адрес его особы, о спасении республики. Его постоянно прерывали.
Жан-Адриен Бигонне, депутат от города Макона, крикнул Наполеону:
– Что вы делаете, дерзновенный? Вы оскверняете святилище закона!
Наполеону на миг сделалось страшно. Он начал сбивчиво объяснять, что он не Кромвель и не Цезарь, что он всегда служил Республике, но его прервали и стали требовать имена других заговорщиков. Раздались крики: «Вне закона!» и «Долой диктатора!». Наполеон стоял словно в трансе, даже не отвечая на обвинения. Выручил его генерал Лефевр. Во главе группы гренадеров он ворвался в помещение и с криком: «Спасем нашего генерала!» буквально вытащил Наполеона из зала. Тот еще какое-то время бездействовал и никак не реагировал на предложение Мюрата решить все силой оружия. Но в последний момент, когда уже, казалось, все пропало, Наполеон вышел к войскам, сумел их убедить действовать решительно, а Мюрат и Леклерк разогнали законодателей. Разогнали в прямом смысле этого слова: Люсьен Бонапарт, возглавлявший Совет Пятисот, закричал в негодовании, что его брата хотят убить, вскочил на лошадь и обратился с речью к солдатам с призывом освободить собрание от кучки убийц, поработивших большинство. Забили барабаны, гренадеры со штыками наперевес вторглись в зал и насмерть перепуганные депутаты, только что клявшиеся умереть за конституцию, бросились бежать – кто в двери, кто в окна.
