2-й батальон, начав в 16 часов 30 минут движение под прикрытием артиллерийского огня, почти без потерь сосредоточился в протоке.

Артиллерийский обстрел стены подавил огонь обороняющихся. Заиграли рожки — сигнал к атаке. Послышалось громкое «Ша!», но штурм снова не состоялся. Для 2-го батальона в протоке не были освобождены участки, его солдаты влились в перепутанные подразделения штурмового отряда и 1-го батальона и рассеялись среди них. Не была использована и другая возможность — вести батальон на штурм перекатом через сгрудившихся в протоке.

В результате в атаку пошли только несколько офицеров и бойцов, они добежали до стены, но не смогли увлечь за собой других. Оставшиеся без командиров солдаты перебегали по протоке то вправо, то влево, но не двигались вперед.

В этот тяжелый момент мне наконец удалось уговорить Хэ Ин-циня принять командование и доложить об этом Чан Кай-ши. Вскоре были получены согласие командующего и записка Рогачева ко мне с приказом оставаться советником при генерале.

Приближалась темнота. Мы с Хэ Ин-цинем решили дать людям отдохнуть, перераспределить оставшихся в живых офицеров и унтер-офицеров и просить Чан Кай-ши заменить подразделениями 3-й дивизии 3-й батальон у западных ворот. Этот батальон мы предполагали выделить в ударный отряд и повторить штурм.

В темноте удалось подобрать раненых и убитых. Обороняющиеся осветили стены спущенными на проволоке факелами из бамбуковой щепы.

В 21 час артиллерия уже не могла стрелять по стенам, чтобы не поразить своих, бойцы снова попали под перекрестный огонь. Со стен на них сыпались камни, негашеная известь, куски бревен. Не хватало только кипятка и растопленной смолы, которые выливали на штурмующих в средние века. Штурм вновь захлебнулся. Солдаты измучились, нуждались в отдыхе и еде. Усилив полк 3-м батальоном, мы повторили штурм в 4 часа утра 14 октября и вновь потерпели неудачу. Наступил рассвет. Подразделения оставались в протоке.

Итоги первого дня и ночи угнетающе подействовали на солдат. Крепость Вэйчжоу казалась неприступной.

Начальник штаба Чан Кай-ши генерал Ху Чэн, не стесняясь присутствующих, заявил: «Никогда еще в истории мясо не пробивало камень». Колебался и Чан Кай-ши.

Но теперь требовалось во что бы то ни стало довести дело до победного конца, чтобы не допустить морального поражения наших войск.

Мы, советники, верили в революционное сознание солдат и твердо предложили, как следует подготовившись, повторить штурм 14 октября. Командование с нами согласилось.

Снарядов осталось немного. В случае новой неудачи пришлось бы либо отказаться от штурма, либо отложить его дней на пять, когда подвезут снаряды из Гуанчжоу. За это время противник мог прислать подкрепления гарнизону крепости и взять инициативу в свои руки.

По нашей просьбе к нам были присланы два батальона 8-го полка 3-й дивизии, которая в предыдущих штурмах не участвовала.

Не без труда мне удалось уговорить Гилева сопровождать штурмующих артиллерийским огнем почти до самой стены, обстреливая башни северных и западных ворот. Гилев долго не соглашался, опасаясь, что разрывы могут задеть своих.

«Это маловероятно, ведь ты, Геннадий, ведешь огонь прямой наводкой и не по основанию стены, а по парапету, — убеждал я Гилева, — без твоей поддержки противник вновь будет безнаказанно расстреливать наших. Необходимо подавить блиндаж на северных воротах». Гилев в конце концов согласился.

Мне вспомнился тогда штурм сибирскими и латышскими стрелками германских позиций на рижском плацдарме в ночь перед рождеством 1916 г. В целях внезапности он был совершен без артподготовки. Нужно было проделать в проволочных заграждениях врага четыре прохода для 2-го батальона 56-го сибирского стрелкового полка. Сводный отряд батальона гренадеров и ротных разведчиков под моим командованием выполнил это задание. Два правых прохода были проделаны ножницами, два левых — подрывом удлиненных снарядов. Места проходов мы наметили заранее. Ведущими я назначил лучших, храбрейших солдат и унтер-офицеров. А в затылок им на расстоянии 20—30 шагов одна от другой должны были идти группы по три человека — замена выбывшим.

Такой же порядок предложил я организовать при штурме Вэйчжоу — наступать цепочками одна за другой. Мы наметили между северными и западными воротами пункты для установки лестниц. Впереди должны были идти комиссары рот — коммунисты и тройки солдат с лестницами. Две другие тройки страховали каждую из штурмующих групп и были готовы ее сменить.

В подразделениях 4-го полка был образцовый порядок. Усиленные резервной ротой, они переместились левее, освободив место для батальона 8-го полка, который почти без потерь под прикрытием артиллерийского огня занял свой участок в протоке. Второй батальон 8-го полка остался в резерве, частью сил сковывая противника у западных ворот. Связь с Чан Кай-ши прервалась. И мы с Хэ Ин-цинем самостоятельно назначили время штурма на 14 часов 14 октября. Все 12 пулеметов 4-го полка были готовы к бою. Мы заранее распределили лестницы и еще раз подробно проинструктировали командный состав.

В это время прибыл В. П. Рогачев и сообщил, что Чан Кай-ши в отчаянии и просит еще раз взвесить, не лучше ли отложить штурм.

Мы решительно запротестовали. Инженер Яковлев сказал: «Нет сомнения, что мы возьмем этот китайский Измаил, здесь нет Суворова, но есть коммунисты».

Наконец все было готово. В 12 часов раздался первый выстрел артиллерийской подготовки. Ответный огонь со стены сразу замолк. Мы с Хэ Ин-цинем и Яковлевым из окна разрушенного здания на северной окраине деревни, в 100—150 м от протоки, наблюдали за полем боя. Правее нас около дверей стояли три человека, среди них молодой, статный командир 8-го полка. На нем особенно эффектно выглядели военная форма и висящий сбоку в деревянной кобуре маузер. Офицер, исполнявший обязанности командира 4-го полка, и советник Шевалдин находились в протоке. Я почему-то усомнился, пойдет ли на штурм элегантный командир 8-го полка. Смотрю: ровно за пять минут до начала штурма, подхватив левой рукою маузер, он вышел из укрытия и молодцеватой походкой направился к протоке.

Ровно в 14 часов из протоки вышли ведущие: правый с синим знаменем Гоминьдана, левый с красным войсковым. За ними понесли лестницы, потом тронулись страхующие тройки. Гуськом вытянулись передовые отделения. Ураганный огонь противника выводил из строя многих бойцов. Они падали, но лестницы тут же подхватывали и несли дальше их товарищи, шедшие сзади.

И вот первые 8—10 бойцов подбегают к стене, но не успевают приставить лестниц — их сражает огонь врага. Невредим лишь политрук роты, в руках у него под самой стеной развевается знамя. Солдаты цепочками совершают короткие перебежки. У стены уже человек пятнадцать.

Справа командир 8-го полка под огнем руководит своими подразделениями. Стоящий около него не то комиссар, не то помощник падает.

Знамена полощутся на ветру и словно притягивают к себе штурмующих. К этому времени артиллерия подавляет огневые точки на башнях, и перекрестный огонь врага прекращается, стреляют теперь лишь со стены, но перед нею образуется «мертвое пространство», где укрываются наши бойцы. Вдруг замолкает артиллерия.

— В чем дело, Геннадий? — кричу в телефон.

— Боюсь ударить по своим, и снаряды кончаются.

— Тем более надо помочь солдатам забраться на стену.

Раздаются новые выстрелы.

Через головы штурмующих наши пулеметы несут ураган огня на парапеты стен.

В 16 часов первая лестница приставлена к стене.

Первый боец-коммунист поднимается по ней. Напряжение достигает предела. Со стены летят самодельные гранаты, камни, сыплется негашеная известь, разносимая ветром пыль, похожая на дым пожарища. Но вот первый боец достает до основания парапета и швыряет гранату на стену. На какой-то момент все застывает... Слышится оглушительный взрыв. Еще секунда!.. Ура!! Боец — на стене.

Рядом другие лестницы, по ним с фантастической ловкостью карабкаются солдаты и офицеры. В 16 часов 10 минут на стене — знамя!