— Можешь отнести ей обед? — спрашивает Юлия, подавая мне поднос с едой. На нем стоит тарелка с супом, кусок хлеба, салат и стакан сока. — Она уже давно ничего не ела. Может быть, ты сможешь ее уговорить.

Я киваю и беру поднос в руки. Знаю, что Юлия хочет помочь Яне, но я сомневаюсь, что она согласится поесть. Она отказывается от всего, что мы ей предлагаем. Она не хочет жить в этом доме, не хочет видеть нас, не хочет даже говорить с нами. Женщина замкнулась в своем мире, из которого нет выхода.

Захожу в комнату без стука, не ожидая услышать ответа. Яна сидит на кровати, согнувшись коленями. Она постоянно моргает, как будто пытается вымыть из глаз безнадегу. Ее кожа бледная, как снег за окном. Она смотрит в большое окно без занавесок, из которого открывается вид на густой лес, заснеженный и безжизненный. Я сама останавливаюсь перед увиденным. Яна одета в бежевую пижаму, которая сливается с цветом стен. Она кажется такой хрупкой и одинокой.

— Почему ты еще здесь? — шипит она, не отводя взгляда от окна.

Я ставлю поднос перед Яной на столик и стою рядом с ней, смотря на женщину. Пожимаю плечами, не зная, что ответить. Она усмехается горько и продолжает смотреть в окно.

— Ты, видимо, сама не знаешь, — в его голосе слышится горечь, словно глоток черного кофе. — Наверное, ты все еще здесь, потому что любишь.

В комнате царит тишина, нарушаемая лишь нашими дыханиями. Я уже не смотрю на женщину. Она все понимает, все знает. Яна не сумасшедшая, она просто переживает горе, как может.

— Вам нужно поесть, — говорю я, двигая поднос ближе к ней.

— А тебе нужно уехать, — отвечает она, смотря на меня. Ее глаза — два озера, полные горечи и скорби. — Я не могу есть, а ты не можешь уехать, — она качает головой, словно пытаясь отогнать неприятные мысли. — Эти чувства, они влияют на нашу жизнь, но мы должны их преодолевать, чтобы продолжать жить. Чувства и эмоции нужно держать под контролем.

Женщина смотрит на меня с интересом, как будто пытается разгадать загадку. Она легонько хлопает по мягкому пледу на кровати, приглашая меня сесть рядом.

— Что вы имеете в виду? — спрашиваю я, опускаясь на кровать рядом с ней.

Яна облизывает губы, взгляд ее устремлен на поднос с едой. Она прикрывает глаза, словно пытаясь сосредоточиться, а затем снова открывает их. На ее лице появляется выражение, как будто она видит поднос впервые.

— Для меня главное в жизни было не семья, не дети, не я, а он — мой муж, мой самый любимый Паша. Он был для меня всем, а я для него, как оказалось, ничем, — говорит она, берет стакан с соком и делает глоток холодного напитка. Она смотрит в окно, словно пытаясь увидеть что-то за его пределами.

— Я думала, он вас любит, — говорю я, качая головой. Мои слова весят в воздухе, как невидимые нити, связывающие нас.

— Он и любит, но как-то по-своему, — отвечает она, ставит стакан на стол и принимается за свой обед. Яна начинает есть с таким аппетитом, как будто это ее первый прием пищи за долгое время. Она в одно мгновение поглощает горячий суп, которые приготовила Юлия. Кожа Яны сразу приобретает здоровый оттенок, на лице появляется улыбка.

— Я не жалею о своей жизни, все вышло довольно неплохо, — говорит она, осматривая комнату взглядом, полным уверенности.

— У вас есть дети, которые вас любят, деньги, чтобы безбедно жить, — говорю я, пытаясь поддержать ее.

— Еще здоровье и муж, которого надо поддерживать. Жаль только, что я забыла о себе за все эти годы. Но, кажется, пришло и мое время, — улыбается Яна.

— Яна, я понимаю, что у вас было много трудностей. Ваш брат погиб, муж находится в тюрьме, но у вас еще есть ваши дети. Кристине нужна мать, вы нужны своим сыновьям, — говорю я, осторожно касаясь ее плеча.

— Кристину я отправлю в закрытую школу-пансион для богатеньких деток, — усмехается она, покачивая головой.

Я киваю в ответ. Может быть, это и к лучшему. По крайней мере, сейчас ребенку не нужно видеть всего этого безумия.

— А мальчики, — Яна смотрит на меня. — Я думаю, они уже выросли из того возраста, когда им нужна мать.

— Мать всегда нужна, всегда, — говорю я вслух то, что боялась произнести даже в мыслях. И сама пугаюсь своих слов. У меня ведь не было матери, я ее не помню…

— Лилия, — Яна хватает меня за руки и сжимает их. — Ты должна подумать о себе, о своих чувствах и своей жизни. Наплюй на все, ты ведь никому не делаешь плохо. Подумай о себе, ведь от одного твоего решения может зависеть, как пройдет твоя жизнь. Она у нас одна, и только мы можем решать, как ее прожить.

Я смотрю на ее горящие глаза. Мне кажется, она пришла в себя. Сейчас она говорит с какой-то страстью, страстью к жизни.

— Хорошо, — отвечаю я и встаю с кровати, направляясь к выходу. Мои шаги звучат гулко в тишине комнаты.

Лилия

В последнее время моя жизнь была полна событий. Я провожала Кристину в ее новую школу-интернат, где она должна была остаться на целый год. Ее мать обещала, что за это время она разберется со всеми проблемами, связанными с наследством и ее психикой. Я же переехала в квартиру в городе, которую мне подарили братья Виноградовы. Я знала, что у них сейчас тяжелый период, поэтому не стала задерживаться. И никто из них не пытался меня остановить. Они лишь молча проводили меня своими грустными взглядами. Уже в дороге я получила сообщение от Ярослава, которое до сих пор не выходит у меня из головы.

Сижу в темно-зеленой камере на холодном железном стуле. В углу есть одно маленькое окно, через которое проникает слабый дневной свет.

Мне здесь ужасно неуютно.

В воздухе витает запах сырости и плесени. Я смотрю на толстый железный стол перед собой. Он крепко прикручен к полу, как будто я опасный преступник. Моя попа болит от долгого сидения на жестком стуле. Хотя я одета в теплый свитер и джинсы с начесом, мне все равно холодно. Я обхватываю себя руками, пытаясь согреться. Смотрю на охранника в синей форме, который стоит у двери. Он смотрит на меня своим каменным лицом, без малейших эмоций.

— Ну, долго еще? — нетерпеливо спрашиваю у мужчины.

Я вся в напряжении. Моя нога нервно подергивается, отражая мое волнение. Не знаю, что меня ждет за этой дверью. Вдруг она открывается с грохотом. В комнату входит мужчина, выглядящий старым и усталым. Он одет в серую футболку и черные трико, которые не скрывают его худобу. Он садится напротив меня и улыбается, как будто мы старые друзья.

— Привет, Лилия, — обращается ко мне Павел, грустно улыбаясь. Я киваю ему в ответ, не желая вступать в разговор.

Я приехала в это место, чтобы выразить свою благодарность за восемь лет жизни. Этот мужчина взял меня в свою семью, когда я была одна и беззащитна. Он дал мне крышу над головой, еду на столе и тепло в сердце. Но он также обманул меня, обворовал меня и предал.

Не знаю, что чувствовать к нему: любовь или ненависть, уважение или презрение, жалость или гнев. Я пришла сюда, чтобы увидеть его в последний раз.

— У нас нет времени на лишние слова, поэтому давай сразу к сути, — он сцепляет руки в замок и пристально смотрит на меня. — Я хочу извиниться перед тобой, Лилия, за все, что я тебе сделал.

— Извиниться? — я удивленно поднимаю брови и улыбаюсь ему. — А зачем вам это? Вы же никогда не признавал своей вины.

— Я знаю, знаю… Я был жестоким и бесчувственным, но теперь уже ничего не изменить. Жизнь сама меня наказала за мои поступки, — он горько смеется и кашляет.

— Не жизнь вас наказала, а вы сами. Вы выбрали свой путь, свою судьбу, — отвечаю ему, откидываясь на жесткую спинку стула.

— Может быть, может быть… Но я все же хочу загладить свою вину, хотя бы частично. Я попросил своих сыновей вернуть тебе наследство, которое ты должна была получить от своего отца. Я не знаю, сколько от него осталось, но в ближайшее время ты его получишь.

— Хорошо, — говорю я, хотя мне уже все равно. Его сыновья и так исполняют все мои желания.