Патрик, Патрик… Ты так старался меня спасти! Кто же знал, что злобное существо, выползшее, возможно, из самой преисподней, нас переиграет.

Патрик. Хоть бы раз тебя увидеть. Обнять.

Я замерла, покосилась на джинна. Я понимала, что это глупо и опасно, но, если все равно скоро конец, какая разница?

– Иди сюда, – приказала я, поднимаясь на ноги: колени тряслись, но я держалась. – Ближе. Я хочу тебя видеть.

Джинн шагнул из тени в неяркий круг света, оставленный фонарем. Смотрел с презрением, как на пыль.

– Я желаю, – прошептала я и закричала, пронзенная внезапной надеждой: – Верни мне родителей! Верни мне Патрика!

– Невозможно, – бесстрастно ответил джинн. – Мертвых не воскресить.

В глубине души я знала это, но боль была такой сильной, что я не хотела отступать.

– Я желаю! Я хочу видеть Патрика!

– Да будет так.

На том месте, где только что стоял джинн, появился мой брат. Живой, настоящий! Совсем такой, каким я видела его час назад. В нарядном сюртуке, с веселой улыбкой. Он привычным жестом сунул левую руку в карман, и рука была не ранена. И сам он был невредим!

– Патрик!

Я бросилась к нему, обняла крепко-крепко, положила голову на грудь.

– Патрик…

По моим щекам катились слезы. Я знала, кого обнимаю на самом деле… От Патрика никогда раньше не пахло специями и пряностями.

Он вдруг застонал. На груди разверзлась глубокая рана, сюртук на моих глазах пропитывался кровью. Я шарахнулась, зажимая рот рукой.

Патрик смотрел на меня мертвыми глазами и улыбался.

Вернее, улыбался джинн, очень довольный тем, что нашел еще один способ меня помучить.

Я раньше никогда не падала в обморок, а сейчас словно провалилась в бездонную яму. И, теряя сознание, очень надеялась, что больше не очнусь.

Солнце припекало босые ноги, ласково гладило лучами по щекам. Я не сразу вспомнила, где нахожусь, и блаженствовала в дреме. Сегодня день моего совершеннолетия. Вечером придут гости, я в первый раз надену взрослое платье, и все станут смотреть на меня по-новому. Надарят подарков! Самым первым, конечно, придет поздравить Патрик…

Патрик! Ужас вчерашнего вечера хлынул в душу мутным потоком.

Я распахнула глаза. Кошмар наяву продолжался. Меня окружали изъеденные временем и влагой стены, мрачные даже в утреннем свете. Я лежала, закутавшись в грязные тряпки – одежду, оставленную предыдущими смертниками.

Не шевелясь, потихоньку огляделась. Где эта лживая тварь? Он не мог спрятаться в браслет, потому что я не приказала ему убираться. Значит, все еще здесь, замер каменным изваянием и пялится на меня огненным взглядом. Удивительно, что дырок на мне не прожег, пока я валялась без сознания!

Я так ясно представила его злобную физиономию и сжатые в кулаки руки, что картина, которая предстала перед глазами, когда я наконец увидела джинна, заставила меня несколько раз быстро моргнуть.

Джинн сидел, поджав под себя скрещенные ноги, в квадрате солнечного света, падающего из узкого оконца. В его глазах больше не плясали языки пламени, это были обычные глаза, разве что чуть темнее привычных карих. Он выглядел как… Человек! Молодой мужчина, разве что чуть старше Патрика. Ничего потустороннего и жуткого в его облике я не видела, просто парень, выходец из южных земель – смуглый, черноволосый. Джинн вертел в пальцах соломинку, золотившуюся в лучах солнца, и разглядывал ее с таким любопытством, будто сто лет не видел ничего интереснее. Вот он поднес ее к носу и понюхал.

Безобидный облик джинна сбил меня с толку, слова «Я желаю, чтобы ты вернулся в заточение!» замерли на губах. Я приподнялась на локте и сказала:

– Ты на самом деле хочешь моей смерти?

Глупый вопрос, я знаю. Легче мне станет, когда я получу в ответ «Да»? Или я надеялась услышать другое?

Взгляд черных глаз ожег, как горячие угли.

– Мне не дозволено желать чего-либо, – бесстрастно, по своему обыкновению, сказал он, помолчал и добавил: – Но, если бы меня спросили, чего я желаю, я бы ответил: «Забвения».

Теперь он смотрел на браслет, все еще надетый на мою руку и спрятанный широким рукавом рубахи. Я села и приподняла ткань, снова, как в первый раз, изучая вместилище джинна. Странная работа, варварская и будто сделанная впопыхах. Бабочка эта оплавленная… Почему бабочка?

– Ты думаешь… – медленно произнесла я. – Что меня казнят, снимут браслет с моего тела, переплавят в металл и больше никто не сможет тебя призвать?

По сузившимся глазам джинна я поняла, что угадала верно.

– Тюремщики народ простой и не побрезгуют поживиться вещью, снятой с покойника, это правда, – продолжила я, осторожно подбирая слова. – Наверняка они решат, что я его украла. И все же кому-то из них может прийти в голову мысль, что это необычный браслет. Достаточно показать его любому ювелиру, и станет ясно, что вещица стоит целое состояние. А коллекционеры вроде герцога Алдона готовы душу отдать за подобный артефакт. Говорят, он не слишком-то боится джиннов. Раба перстня он постоянно вызывает. Видно, есть у него какие-то способы договориться… Хочешь стать частью его выставки? Тогда никакого покоя и никакого забвения!

Джинн не перебивал, внимательно слушал и молча меня рассматривал.

Понять бы, что там делается, в его темной потусторонней голове!

– А я могу предложить тебе забвение! – вкрадчиво сказала я. – Потом, когда все будет закончено…

– Когда все будет закончено? – повторил он с вопросительной интонацией. – Это когда же, маленькая дрянная лгунья?

Слова злобного чудовища вроде бы не должны были меня ранить, а ведь, поди ж ты, ранили!

– Я не лгунья! – прошипела я.

– Вы все лжецы. Все ваше племя.

Так, ладно. Представления не имею, о чем он, просто пропущу мимо ушей.

За окнами началась перекличка, залаяла собака. Который сейчас час? Тюремщик сказал, что казнь состоится утром, а значит, у меня почти не осталось времени.

– Все будет закончено, когда я отомщу графу Дейтону и Адриану, – выпалила я, только в этот миг сообразив, что на самом деле желаю этого всей душой.

– Ты? – усмехнулся джинн. – Слабая, жалкая, пустая…

С сухим щелчком он переломил пополам соломинку, которую держал в руках, с таким видом, будто представлял при этом мою шею.

Я зачем-то вспомнила слова Патрика: «Ты слишком уж покорная дочь, Виви». Я действительно всегда была послушной девочкой, совсем не бойцом. Вероятно, милосерднее со стороны джинна будет позволить тюремщикам придушить меня.

Но упрямство и злость, которых я от себя вовсе не ожидала, поднялись со дна души.

– Я отомщу! – крикнула я. – Или умру!

Джинн презрительно дернул уголком рта. И надолго замолчал.

Я с волнением прислушивалась к звукам проснувшейся тюрьмы. Потянуло дымком и запахом пригоревшей каши. Интересно, меня хотя бы покормят перед казнью? Желудок тоскливо сжался. Вряд ли кто-то станет тратить провизию на смертницу.

– Герцог Алдон призывает своего раба? – спросил джинн. – Чего он от него хочет?

Неожиданный вопрос, но я почувствовала, что могу зацепиться за эту ниточку. Хотя и не знала, куда она меня приведет.

– Я не знаю. Правда. Я только слышала, что раб перстня – девушка.

Джинн сжал губы и раскрошил в кулаке многострадальную соломинку.

– Я хочу заключить с тобой сделку.

– Сделку? – пробормотала я, совершенно сбитая с толку, не зная, радоваться ли, бояться или это новое коварство.

– Да. Ты соберешь все артефакты, где заключены джинны. О скольких ты знаешь?

Я перечислила все, что смогла вспомнить: медный кувшин в Академии магии, перстень у герцога Алдона, алмазный венец в королевской сокровищнице.

Но невозможно было представить, что я доберусь хотя бы до кувшина, не говоря уже о венце в охраняемой сокровищнице. Это было примерно так же реально, как достать луну с неба: никакой надежды на успех.

– Как это поможет мне отомстить?

Джинн снова усмехнулся краешком губ. Как ему только удается эта насмешливая и одновременно брезгливая ухмылка? «Ты пыль, – говорила она. – Лживое никчемное существо…»