Она выглядит так, словно увидела привидение. Ее лицо бледнеет, и она покачивается на ногах, не сводя глаз с драгоценностей в руке.

— Вы не могли получить его, — шепчет она, широко раскрыв глаза. — Оно должно быть на дне реки.

Я слишком ошеломлен, чтобы говорить.

Я не могу уловить смысл ее слов.

— Нет, это не должно быть у тебя, — выдыхает она. — Это мое.

Ее запах наполнен ужасом, запах более сильный, чем когда я впервые взял ее.

Ее глаза снова встречаются с моими, и до меня доходит ужасающее осознание.

Этого не может быть.

— Ребекка? — Нерешительно спрашиваю я. С надеждой.

Она вздрагивает при упоминании имени и издает сердитый всхлип. Затем она открывает дверь и убегает.

Кольцо падает на пол, когда я следую за ней, наши босые ноги шлепают по грязи и льду, мы оба в дикой погоне.

Я легко одолеваю ее, хватаю за плечи и притягиваю к себе. Она извивается в моей хватке, и ее ноги скользят по грязи. Я поднимаю ее, чтобы она не упала, и грубо хватаю за верхнюю часть ее рук, мои пальцы отчаянно цепляются за нее.

— КТО ТЫ?! — Я кричу ей сквозь рев ветра. Но ее лицо искажено в беззвучном крике, и она мотает головой, сопротивляясь мне.

— СКАЖИ МНЕ! — Я рычу. Мне нужно услышать, как она это скажет.

Мне нужна правда.

Она наконец поднимает на меня взгляд сквозь дождь и ветер, ее красные глаза затравлены.

— Ты не можешь быть моей парой, — выдыхает она. — Ты просто не можешь.

Я смотрю ей в глаза, отчаянно пытаясь понять.

Отчаянно хочу узнать.

— Ребекка? — Я снова произношу это имя, и слезы катятся по ее щекам, смешиваясь с дождем. — Ребекка Грин?

Ее лицо искажается.

— Почему у тебя мое кольцо? — она хрипит, ее голос едва слышен из-за шума ветра.

Этого не может быть.

Моя пара стоит передо мной.

Моя пара.

Она в моих объятиях, перепачканная грязью, в глазах ужас, губы дрожат.

Эмоции всплывают на поверхность, угрожая выплеснуться у меня изо рта.

— Ты должна была быть мертва, — шиплю я. — Ты умерла. Ты утонула. — Я отчетливо помню свидетельство о смерти, сочувствующие глаза Конрада и оцепенение, охватившее мою душу, когда я оплакивал ее.

Каждая бессонная ночь, каждый кошмар были из-за нее.

И все же она стоит здесь, живая и настоящая.

Ее красивое лицо искажается ужасной гримасой, когда она кивает, срываясь на рыдание.

— Почему это ты? — Она плачет, вырываясь из моей группы. — Почему из всех людей это должен был быть ты?

Ее запах отмечен отчаянием, ее паника и страх топят меня в чувстве вины.

Я только и делал, что терроризировал ее с тех пор, как она здесь.

И она моя пара.

Затем я вспоминаю мягкую кожу ее шеи, подтверждающую, что она Бета…

— Ты вырезала свой чип? — спрашиваю я в ужасе. Она прижимается ко мне, тихо всхлипывая, когда я обнимаю ее.

Ее маленькая фигурка дрожит рядом со мной, когда она кивает.

Она рисковала смертью, чтобы исчезнуть.

Я в ярости.

— Как ты могла сделать что-то настолько глупое? — Я рычу, тряся ее. Она прижимается ко мне, пытаясь вырваться, и я позволяю ей, мой Альфа воет в отчаянии.

Она поднимает на меня взгляд, ее глаза с красными ободками прожигают мои. Ее темные волосы прилипли к лицу из-за дождя, слезы, смешанные с дождевыми каплями, стекают по ее лицу, когда она смотрит на меня с отвращением.

— Хочешь знать почему? — Хрипит она. — Значит, я бы не оказалась там, где я сейчас. Привязанная к монстру.

Над нами ударяет молния, завывает буря, но никто из нас не двигается.

— Я думал, ты год была мертва, — рычу я. — Я думал, ты, блядь, мертва!

— Хотела бы я быть такой, — возражает она. Но огонь в ее глазах погас, на лице появляется выражение поражения. Она опускается на колени в грязь, в ее глазах тревога.

Теперь все имеет смысл.

Необъяснимое влечение, которое я почувствовал с первого дня.

Наслаждение ее запахом больше, чем следовало бы.

Чувство вины, которое я так упорно старался игнорировать каждый раз, когда пугал ее.

В течение многих лет я представлял, что буду делать, когда найду свою пару.

Было так много вещей, которые я хотел сказать и сделать, когда встретил ее.

И я все испортил.

Я в ярости на нас обоих и опустошен сложившейся ситуацией.

Вместе с запахом ее страха на поверхность поднимается другой запах, пересиливая все остальное.

Ее течка возвращается в полную силу.

ГЛАВА 17

АРИЯ

Мир рушится.

Он у меня перед глазами, его идеальные черты искажаются, когда я наблюдаю за множеством эмоций, играющих на его лице.

Надежда. Отчаяние. Ярость. Тоска.

Его запах усиливается при каждом жестоком изменении.

Я опускаюсь на колени, позволяя себе пасть жертвой грязи и дождя, поражение захлестывает меня.

Он моя пара.

Знаки были налицо с самого начала.

Мое безумное влечение и то, как мое тело умоляло о нем в моем самом уязвимом состоянии. И успокаивающее, приглашающее тепло его запаха, несмотря на жестокость, которой я подверглась от него за несколько мгновений до этого.

Год, в течение которого я пряталась, был напрасен. Все мои усилия были бессмысленны.

— Делай то, что собираешься делать, — бормочу я, уставившись в грязь. Наверху гремит гром, мы тонем в шторме, но мне просто все равно.

Он мог укусить меня прямо сейчас, втоптать в грязь, и я была бы привязана к нему навсегда. Я не смогла бы отбиться от него, даже если бы попыталась. Он навсегда останется в моей крови, его душа смешается с моей. Я никогда не смогу оставить его, каким бы чудовищем он ни был для меня.

В то же время мое тело реагирует на него, меня пронзает сильная судорога, когда ко мне возвращается тепло.

Пройдет всего несколько минут, прежде чем я снова буду умолять его, превратившись ни в что иное, как в ноющую дырочку, которую нужно трахнуть.

Я сосредотачиваюсь на черноте его грязных ботинок, ожидая его сильного прикосновения, когда он говорит.

— Кто такая Клара?

Ее имя, произнесенное его устами, приводит меня в бешенство, напоминая мне, для чего все это было, и как он все это у меня отнял.

— Моя сестра, — плюю я в него, и он слегка хмурится. — Моя сестра, которую ваши люди забрали, пока я пряталась в гребаном шкафу.

Он хранит молчание.

— Ты коллекционировал в тот день, помнишь? — Я рычу. — В августе. Может быть, это ты разрушил мою жизнь.

Он начинает говорить, но я продолжаю.

— Я не видела ее с того дня, — выдыхаю я. — Так что прости меня за то, что я не хотела закончить, как она.

Ветер завывает у меня в ушах, а холод впивается в кожу. Мой желудок сводит судорогой, и я шиплю, сгибаясь пополам, скользкая, смешивающаяся с грязью и дождем.

Я грязная.

Он делает шаг ближе, его запах наполняет воздух. Я закрываю глаза и жду неизбежной атаки.

— Нам нужно укрыть тебе от дождя, — ворчит он. Он наклоняется ко мне, и я отказываюсь открывать глаза.

— Я боюсь не дождя, — бормочу я. — Я не хочу провести еще один день в этой комнате.

Его рука тянется, чтобы коснуться моего плеча, но я отстраняюсь.

— Ты этого не будешь делать, — говорит он.

Я открываю глаза и встречаюсь с ним взглядом. Гнев исчезает, сменяясь печалью, смотреть на которую едва ли не хуже, чем на его ярость. Он подхватывает меня на руки и несет так же, как в ту ночь, когда похитил.

Я закрываю глаза, лицо Клары всплывает в моем сознании, когда я поддаюсь изнеможению.

* * *

Я лежу на чем-то мягком. Я в комнате кремового цвета, свет от шторма проникает в окно рядом с кроватью. Запах Калума успокаивает меня, как теплое одеяло.

Я в его комнате.

Начинается еще одна судорога, на этот раз хуже предыдущей. Несмотря на озноб, мое тело горит, начинается лихорадочный бред. Я стону, сворачиваясь калачиком на боку. У меня болит влагалище, и я сжимаю бедра, пытаясь найти хоть какое-то облегчение.