Положение нового фараона было нелегким, но его мероприятия показывают, что он прекрасно разбирался в той сложной обстановке, в которой ему приходилось править страной. С одной стороны, он должен был иметь поддержку жречества, с другой — не допустить его слишком прочного укрепления. Чтобы привлечь жрецов, Хоремхеб начинает решительно уничтожать все связанное с памятью Эхнатона и в то же время дарит храмам землю, рабов, скот, великолепные статуи божеств, драгоценную утварь. Львиную долю богатств получают, разумеется, храмы Амона в Фивах. Хоремхеб возводит новые святилища, стараясь их масштабами и пышностью превзойти все, что было построено до него. Чтобы представить себе размах его строительства, достаточно упомянуть хотя бы возведение в Карнаке трех пилонов, в том числе колоссального — высотою в 40 и длиной в 100 метров, и начатое там же сооружение самого гигантского из египетских гипостилей со 134 колоннами, занявшего огромную территорию в 103 на 52 метра. Характерно, что рельефы новых фиванских храмов всемерно подчеркивали получение власти Хоремхебом от Амона.

С памятниками своих предшественников фараон не стеснялся. Ему нужны были и скульптуры и строительный материал. Поэтому все, что можно было, он просто присваивал, особенно статуи, на которых имена Тутанхамона и Эйе выскабливали и заменяли его собственными. Таким образом, ряд статуй Тутанхамона превратились в статуи Хоремхеба, хотя лица явно выдавали оригинал. Даже на стеле с текстом коронационного декрета Тутанхамона имя последнего было заменено именем Хоремхеба, однако дата осталась прежней.

Все, что мешало постройкам Хоремхеба или могло быть использовано для их сооружения, начисто уничтожалось. Так, для внутренней кладки пилона и фундаментов гипостиля употребили разбитые камни и рельефы храма Атона, построенного Эхнатоном, равно и части молелен, которые успели возвести Тутанхамон и Эйе.

Следуя за Эйе, который присвоил заупокойный храм Тутанхамона, Хоремхеб решил использовать это же святилище для своего заупокойного культа, но при этом значительно расширил размеры здания. Свою гробницу он приказал вырубить, по традиции, в Долине царей фиванского некрополя. Таким образом, целым рядом мероприятий Хоремхеб показывал свое твердое намерение поддерживать старых богов, отдавая особое внимание фиванским храмам.

Одновременно он не менее последовательно добивался укрепления царской власти. Понимая, что ее опорой служат войско и средние слои свободного населения, новый фараон, чтобы обеспечить сторонников и в среде жречества, начал вводить в его состав преданных себе воинов. Прекрасно зная положение Мемфиса как военного центра и соперника Фив, Хоремхеб всячески расширял этот старинный город. Он также издал декрет, защищающий интересы средних слоев населения; в декрете перечисляются жестокие наказания, которым должны подвергаться чиновники, вымогавшие под видом получения податей незаконные поборы, а подчас и насильно отнимавшие имущество мелких землевладельцев, торговцев, рыбаков.

Одним из первых мероприятий, несомненно, получившим полное одобрение жречества, было уничтожение Ахетатона. До этого времени город еще как-то существовал, хотя его покинул двор, уехала основная часть жителей, в том числе и скульпторы, и работники некрополя. Однако покинутые дома еще стояли.

Все здания Ахетатона по приказу Хоремхеба были разрушены. Уничтожение было беспощадным. Особенно жестоко разгромили храм Атона. Его великолепные рельефы и статуи были разбиты на мельчайшие куски, не поддающиеся реставрации. То же сделали и со скульптурами дворца.

Не избежала общей участи и мастерская Тутмоса. Уезжая из Ахетатона, скульптор не рискнул взять с собой свои шедевры — спрятанные в маленькой комнате его дома бюсты царя и царицы и другие скульптурные модели. Характерно, однако, что он их и не уничтожил. Раскопки позволяют восстановить картину гибели мастерской: когда посланцы Хоремхеба вошли в маленькую комнату, естественно, что им бросились в глаза стоявшие отдельно бюсты Эхнатона и Нефертити. Поскольку в первую очередь преследовали изображения фараона, сразу раздробили его лицо и по какой-то счастливой случайности не тронули бюст Нефертити.

Конец Ахетатона был знаменательным событием. Противники Эхнатона, смертельно его ненавидевшие, считали, очевидно, что от всех новшеств теперь не осталось никакого следа и даже само имя царя не сохранится в памяти потомков. Во всяком случае, в официальных летописях годы царствования Эхнатона и трех его преемников присчитывались к годам правления Хоремхеба, который, таким образом, как бы непосредственно следовал за Аменхотепом III. Если же иногда, например в процессе судебного следствия, при уточнении какого-либо события, требовалось все же упомянуть годы правления Эхнатона, то в документах писали, что данное событие произошло во времена «врага из Ахетатона». Тем не менее, несмотря на попытки истребить все, что могло напомнить наследие прошедших лет, сделать этого не удалось.

Противоречия между царской властью и жречеством не были изжиты, и почва для борьбы между ними оставалась, в том числе и для борьбы идеологической. А за истекший период сдвиги в идеологии были слишком значительны, чтобы их можно было зачеркнуть и вернуться к годам Аменхотепа III так же легко, как это сделали в летописях. Художники и скульпторы также не могли забыть и отказаться от всего, что дало им освобождение от старых канонов. Памятники, созданные в годы правления преемников Эхнатона, ярко свидетельствуют о жизненной силе наследия Ахетатона и о тех сложных путях, по которым пошло развитие искусства.

Внимательное изучение материалов археологических исследований фиванского и других некрополей, фиванских храмов, развалин Ахетатона, дворца Тии в Мит-Рахине, поселка и гробниц работников некрополя в Фивах возвращает красноречивых свидетелей одного из интереснейших периодов истории Древнего Египта. Особенно интересны в этом отношении были два археологических открытия. Одно, подарив нам несколько прекрасных произведений искусства, разъяснив некоторые вопросы и вызвав из тьмы веков новое действующее лицо далекой драмы, все же не разрешило до конца возникшие в связи с этим открытием загадки. Другое, добавив новые детали к уже известным историческим событиям, поразило необычайным количеством великолепнейших уникальных памятников, своей ценностью — и материальной и художественной — превзошедших все ожидания.

Оба открытия были сделаны в Долине царей фиванского некрополя. Первое, происшедшее в январе 1907 года, доныне остается источником споров и интереснейших выводов. Тогда в Долине велись раскопки на средства любителя египетских древностей богатого американца Теодора Дэвиса, под руководством археолога Эдварда Айртона. Небольшая экспедиция Дэвиса работала не первый год и уже имела значительные результаты: в 1902 году была найдена гробница фараона Тутмоса IV, в 1903 году — царицы Хатшепсут, в 1906 году — очень важное в историческом отношении погребение Юи и Туи, родителей царицы Тии.

В 1907 году Дэвис продолжал обследовать Долину царей в районе усыпальницы Рамсеса IX, и здесь неожиданно были открыты каменные ступеньки, очевидно, спускавшиеся к какой-то гробнице. И действительно, они привели к замурованному входу, на котором сохранились оттиски печатей чиновников фиванского некрополя — верный признак того, что здесь была гробница или тайник, куда никто не входил в течение истекших тридцати двух с лишком веков. Как всегда в таких необычайных случаях, были вызваны из Каира представители Службы древностей. В Фивы немедленно прибыл известный египтолог Гастон Масперо со своими помощниками.

Замурованный вход был вскрыт, и за ним оказался коридор, ведший в глубь скалы и заполненный строительным мусором. На этом мусоре лежал большой странный предмет — нечто вроде деревянной двери, покрытой листовым золотом. Проникнуть дальше было трудно — дверь занимала почти всю ширину прохода, а сдвигать ее, не обследовав, тоже было нельзя: она могла рассыпаться. Выход был найден: принесли узкую доску и положили ее рядом с дверью. Масперо, окинув взглядом присутствующих, предложил самому худощавому из них, американскому художнику Джозефу Смиту, проползти по доске и, осмотрев дверь, сделать ее зарисовку.