— О чем речь.

— Господин Тайль просил его извинить.

— А?

Я не сразу сообразила, что речь о Раване.

— Срочные дела, — пояснила женщина. — Господину потребуется какое-то время. Он сказал, что, возможно, вы захотите вернуться в таверну.

Что мне там делать? Обслуживать странных посетителей, которых вижу только я? Нет уж, это шизофренией попахивает. И вообще, как котоняня на контракте я должна быть при коте, который, впрочем, усвистел в неизвестность.

Между тем женщина налила в чашку чай и откинула с плетеной корзинки белую полотняную салфетку, скрывавшую печенье. Она гостеприимно улыбнулась, приглашая попробовать, а я, замерев, с недоумением смотрела на чашку. Всего одну. Я могла понять, почему детям чай не предлагают, хотя, на мой взгляд, устраивать посиделки у них на глазах не совсем верно, тогда бы надо уйти в закрытую комнату. Но почему женщина не налила себе?!

— А вы что же? Чай не будете? — вырвалось у меня.

— Ох, ну что вы, — смущенно потупилась она. — Я давно не ребенок, понимаю, где мое место. И оно уж явно не за одним столом с госпожой.

От неожиданности я едва не села мимо скамьи. В последний момент успела ухватиться за ее спинку и удержаться на ногах. Да так и осталась стоять, круглыми глазами уставившись на Анику.

— Эти негодники вас не беспокоили? — тем временем поинтересовалась женщина вроде как сурово, но на ее лице при этих словах проступила нежность, а губы растянулись в легкой улыбке. — Господин Тайль их разбаловал ужасно, других высокопоставленных особ они не видят, вот и могут подумать, что разницы нет и можно себя вести как… Ох, что это я. Сама же вам и надоедаю глупыми разговорами.

— Аника, я буду очень признательна, если вы выпьете чаю вместе со мной. В идеале и с остальными вашими домочадцами, — заверила я ее. — Им наверняка ведь тоже хочется сладкого.

Но на последних словах засомневалась, стоило ли их произносить. Корзинка с печеньем небольшая, в то время как я понятия не имею, сколько сейчас в приюте проживает детей.

— Ох, благодарю, госпожа. — Аника аж порозовела от удовольствия. — Мелкие безобразники сейчас в кухне доедают печенье прямо с противня. Вы правы, сейчас созову всех, представлю вам как полагается. Старею, видать, сама не додумалась…

— Нет-нет, — выпалила я поспешно, стоило мне представить себя, окруженную детьми.

Да еще и выстроенными в ряд, как в каком-нибудь кадетском училище. Не факт, что все происходило бы именно так, но представленная картинка получилась чересчур уж живой. Я к детям, конечно, хорошо отношусь, но понятия не имею, что с ними делать в таком количестве… Боги, и о чем я вообще думаю? Поймав озадаченный взгляд домоправительницы, постаралась исправиться.

— Эм… Зачем их дергать попусту? А вы присаживайтесь, — повторила я и со второй попытки сама нормально села за подоконник-стол.

Аника, пробормотав снова слова благодарности и окончательно меня смутив, позвала кого-то из детей, и вскоре ей принесли чашку. Но кто из мелкотни это сделал, я рассмотреть не успела. Нечто совсем худое, мелкое, чумазое и патлатое быстро прошмыгнуло, не поднимая глаз от пола, ткнуло чашку в руки Анике и куда-то ускакало, на ходу роняя крошки.

— Марси, снова полон рот печенья? Сколько повторять, что есть нужно аккуратно? — всплеснула руками Аника, но Марси уже и след простыл. — Ох, простите, госпожа, за ними глаз да глаз.

— Ко мне можно на «ты», какая я госпожа? Просто Лилия, — улыбнулась я, делая глоток ароматного чая.

— Госпожа Тайль, жена господина Тайля, — уверенно произнесла Аника, отчего у меня рука непроизвольно дернулась, и я пролила на себя чай, благо он успел подостыть.

— Ой, да как же это! Сейчас-сейчас, — захлопотала Аника, хватая салфетку, и нерешительно замерла, будто не зная, можно ли ей меня касаться. Я на автомате взяла салфетку и сама промокнула пятно на юбке.

— А вы откуда знаете, что я и Раван это самое?.. — только и выдавила я несчастным тоном.

— Браслеты брачные у вас, сразу видно. Двух одинаковых пар не бывает… Простите, вы их не прячете, я и подумать не могла, что вы не желаете афишировать свой брак, — растерялась женщина, в который раз за наш разговор смутившись.

— Да нет, не скрываем… — пробормотала я.

— Тогда, быть может, вы поделитесь романтичной историей вашего знакомства? — мигом воспрянула духом стеснявшаяся было Аника и посмотрела так просительно, что кот из «Шрека» отдыхает. А у меня невольно промелькнула мысль, что, возможно, знакомство со всеми детьми разом было довольно неплохой альтернативой.

Улыбнувшись женщине, я поняла: молчание затягивается. Мне не хотелось обижать Анику отказом, когда она только начала оттаивать и держаться со мной как обычная собеседница, а не как подчиненная. Но сказать мне ей было нечего. Реальная история ни разу не романтичная, а врать — только хуже сделать.

Поэтому я вздохнула и в знак извинения развела руками. Одновременно я подалась вперед и доверительно к ней наклонилась. Аника с готовностью подставила ухо.

— Девочки уже греют уши, и за всеми мы не уследим.

— Да, госпожа, вы правы. — Аника оглянулась на окно.

Я же поторопилась воспользоваться шансом и сменить тему:

— Признаться, я не подозревала, что Раван занимается приютом.

— Господин не любит об этом говорить, — согласилась она.

— Почему? — удивилась я. — Хорошее ведь дело. Чем больше людей знают о приюте, тем… лучше. Я же вижу, что участие благотворителей принесет ощутимую пользу.

Раз детей угощают чаем и печеньками, значит, с продовольствием проблем нет, да и одеты дети пусть бедно и скромно, но не в старье или лохмотья. Однако…

Я обвела глазами холл.

Труднообъяснимое чувство. Вроде бы ничего особенного, обитые доской стены, деревянная мебель. Очень похоже на обстановку, которую мы видели в таверне, где обедали. Разве что связок чеснока в качестве украшений не хватает. Но там у меня было яркое ощущение жизни, а здесь словно… тайный траур?

— Так к нам только слабосилки попадают, — ответила Аника таким тоном, будто ее непонятная фраза должна мне все объяснить.

— М-м-м?

Я сделала глоток чая и откусила от печеньки край.

— Сперва только госпожа была добра, но госпожа лишь один раз приезжала, через год после создания приюта, и…

— Да? — подбодрила я.

— Госпоже тяжело далась поездка. Как сейчас помню, госпожа была бледна и постоянно покашливала, а на поясе держала фляжку с лечебным зельем, без которого ей совсем худо становилось. Но госпожа приехала, осмотрела. Даже переночевать в приюте не побрезговала. Но потом вернулась в столицу, а через несколько месяцев мы узнали, что госпожи не стало.

— Вот как.

Аника достала платок и промокнула уголок глаза.

— Господин, насколько я знаю, в то время учился аж за границей! Когда он вернулся, когда узнал про нас… — На ее лице расцвела искренняя улыбка.

Я тоже улыбнулась, сделала еще один глоток.

Может, сказать, что я иностранка? Это даже не ложь, скорее, неполная правда. Раван вроде бы не возражал…

Зато какой намек на романтичную историю — Аника порадуется.

Подавшись к ней, я дождалась, когда Аника тоже наклонится.

— Признаться, я иностранка.

— Ах! — воскликнула она.

Судя по восторгу в ее глазах, у женщины было живое воображение, и оно быстро дорисовало то, чего я не сказала.

Мне оставалось лишь кивнуть и загадочно подмигнуть.

Я снова подалась к Анике.

— Что вы имели в виду, говоря, что приют для слабосилков благотворителям не интересен?

— А кому нужны обреченные? — удивилась Аника. — Разве у вас на родине не так? Как у вас поступают со слабосилками? У нас законом запрещено держать их вместе с неодаренными детьми, потому что это опасно. У нас тут во все стены вшиты сдерживающие чары.

— У нас… — замялась я, понимая, что хочешь не хочешь, а что-то соврать надо. Ну не объяснять же, что я из краев, где магии днем с огнем не найти. — Отдельных приютов вроде бы нет. Я сама ни разу не видела.