Вокруг хорошенькой, как кукла, Оленьки постоянно вилось достаточное количество кавалеров. Правда, почему-то они возле нее долго не задерживались, и не раз она по ночам ревела от злости — очередной парень всё больше и больше времени проводил с насмешливой, острой на язык, резкой в движениях и поступках Янкой. А та была для них «своим парнем», не пыталась кокетничать и завлекать ребят, хотя при желании вполне была на это способна. Но это кокетство было лишь игрой, Янка просто развлекалась таким образом. В отличие от Ольги, которая все делала всерьез.

А к середине десятого класса появился у Оли постоянный кавалер. Да такой, что впору ей было самой себе позавидовать. Парень был не чета сопливым пацанам-одноклассникам или Янкиным раздолбаям-студентам. То есть студентом он был, но из очень даже обеспеченной семьи. Мамаша у Кирилла заведовала большим универмагом, а папочка был крупным чином в ОБХСС — тот ещё семейный подряд! Кирюша был единственным их отпрыском, да ещё и поздним ребенком, и родители обожали его без памяти. А сам Кирилл без памяти влюбился в широко распахнутые Оленькины голубые глазам пепельные кудри до плеч, называл ее Мальвиной и закармливал шоколадными конфетами. К сожалению, особой привлекательностью парень не отличался, более того, был невзрачным заморышем, к тому же весь в прыщах.

Ольга всё же нет-нет да и задумывалась: так ли уж надо ей грызть гранит науки и чахнуть над надоевшими за десять лет учебниками? Обеспеченная жизнь — вот она, рядом, только руку протяни. Но прыщавый Кирюша вовсе не был похож не только на сказочного принца, но даже и просто на крутого парня. Кроме того, Оля так долго была уверена в необходимости высшего образования, что отказаться от своей цели просто не могла. Диплом никогда не помешает, будь она хоть сто раз замужем.

Однако стать дипломированным юристом ей, видимо, было пока не суждено. По крайней мере так решила сама Ольга, не поступив в институт с первой попытки и сразу отказавшись от второй. Поревев вечером после того, как были вывешены списки принятых в институт, и пожаловавшись беззаботной Янке на горькую судьбу и хроническое невезение, Оля задумчиво и многозначительно произнесла:

— Ну и черт с ним! Мы пойдем другим путем…

— Н-да? И каким же? — немного скептически осведомилась Янка, забравшись с ногами в кресло и увлеченно грызя арахис.

Ольга тяжко вздохнула, как будто решила добровольно пожертвовать собой во имя спасения мира, и озабоченно пояснила:

— Как ни крути, а придется мне за Кирилла замуж выходить.

— Это на какой фиг? — оторопела Яна от такого решения.

— Да вот на такой… Кормить меня никто не станет, пока я буду ещё год к поступлению готовиться. Стало быть, придётся работу искать, а тогда какие уж занятия! Это тебе хорошо — и поступила сразу, и пять лет родители тебя содержать будут.

— Ну, положим, этого я сама не хочу. — возразила Яна. — Нужно будет сразу же в какой-нибудь газете работу искать, хоть внештатником.

Ольга только рукой махнула:

— Если и не найдешь, всё равно не помрешь с голоду. А вот я — дело другое. Нет, Янка, со всех сторон посмотри — надо за Кирилла выходить. И обеспечена буду во как, и в институт поступить его папочка с мамочкой мне помогут.

— А прыщи? — лукаво спросила Яна. — Ты же говоришь, что твой Кирилл — прыщавый и противный.

— Прыщи выведем! — решительно заявила Ольга.

Ночью прошел дождь, и сильно похолодало. Вот тебе и жаркие первомайские праздники! Горожане, еще вчера разгуливавшие в майках и шортах по своим дачным участкам, сегодня зябко кутались в куртки и плащи. Вид у спешивших прохожих был озабоченный и недовольный. После нескольких дней отдыха и хорошей погоды приходилось начинать новую рабочую неделю, да еще и погода испортилась. Хорошо еще, что на рассвете ветер немного разогнал тучи, и теперь сквозь них изредка проглядывало яркое майское солнце.

Яна тоже шла на работу злая, как ведьма. Ещё бы ей не быть злющей после недавней сцены! Разом потерять любимого мужчину и школьную подружку — это уж слишком. Ну, Ольга — змея ещё та, это видно было невооруженным глазом давным-давно. Никаких иллюзий по её поводу Янка не питала, и потеря подобной подруги для нее особым горем нс была. А вот Олег… Конечно, ссорились они нередко, особенно в последнее время, но идеальных отношений не бывает. Они же не буколические пастушок с пастушкой, и жизнь их не игра дуэтом на дудочке на зеленой лужайке. Правда, её образ жизни действительно не слишком нравился Олегу, но ведь устраивал его до вчерашнего дня, пока не влезла эта гадюка.

После того как за Олегом и Ольгой захлопнулась дверь, Янка некоторое время сидела в полном оцепенении, не двигаясь и ни о чем не думая. Ей казалось — если не нарушить этот хрупкий покой ни одним движением и ни одной отчетливой мыслью, что-то еще можно будет вернуть.

Вскоре она поняла, насколько нелепой была ее поза — на кухонном табурете, с зажатыми между колен руками и вытянутой шеей.

— Идиотка, — сказала вслух Яна сама себе и, немного подумав, добавила: — Клиническая.

Ей было так противно, как будто она вымазалась в дерьме с ног до головы. Противно и стыдно за свою несдержанность. Именно от этого, а не от ссоры с Олегом и не от издевательских слов Ольги ей сейчас было так больно.

Яна походила немного по квартире из угла в угол. Вышла на балкон. Вновь вернулась в комнату и поняла, что ни оставаться одна, ни идти куда-то, где много веселых, беззаботных людей, она сейчас просто не сможет. Выход напрашивался сам собой. Он был прост и незатейлив — Яна позвонила своему приятелю Лукашину.

— Сашка, ты где сейчас?

— Дома, — грустно ответил Лукашин.

— А сбежать хочешь?

— А то! Только вот тут проблема одна, — голос Лукашина понизился до таинственного шепота, — у меня денег нет.

— На черта мне твои деньги, я никуда идти не собираюсь. Подгребай ко мне.

— Хорошо, Яна, я через полчаса буду. Неохота, конечно, но работа есть работа, — ответил Сашка уже громко.

— Конспиратор хренов, — не удержалась Яна. — Ладно, жду.

Знакомых у нес было, конечно, великое множество, но Яна пригласила именно Лукашина, поскольку была уверена: приставать он к ней не будет. Этот аспект взаимоотношений они выяснили раз и навсегда в самом начале совместной работы. Кроме того. Янка совершенно не соответствовала Сашкиному идеалу женщины, то есть не была высокой крупной блондинкой. Впрочем, блондинкой-то она как раз периодически бывала, но вот прочие ее параметры Лукашин скептически определял словом «пигалица». Яна не обижалась. На Лукашина вообще редко кто обижался.

Перед Сашкиным приходом она проверила свои запасы спиртного. Их хватило часов до четырех утра, а потом пришлось вдвоем, не слишком твердо держась на ногах, отправиться в ночной магазин. Лукашин ушел только через сутки, помятый, небритый, с красными глазами. Янка отрубилась, не раздеваясь, проснулась через несколько часов и попыталась сориентироваться но времени. Оказалось, что было четыре часа дня, и завтра нужно было уже выходить на работу. Она заставила себя выпить кефир, приняла ванну, чуть не утонув при этом, и вновь заснула часа на три.

Вечером Яна уже чувствовала себя получше, даже поела немного и вновь завалилась спать, на этот раз уже до утра, пока не заголосил будильник. Критически осмотрев себя в зеркале, девушка решила, что до свежести утренней фиалки ей далековато, но для работы сойдет. Острая боль где-то внутри (там скорее всего и находится в человеческом организме душа) отступила, оставив лишь мерзкое настроение и желание делать гадости.

Быстро шагая по тротуару, Яна нечаянно с размаху чиркнула подошвой по луже, подняв целый фонтан ослепительных брызг. Несколько капель попало на толстую тетку с неприятным мучнисто-бледным широким лицом, на котором по-вампирски выделялись ярко намазанные губы. Вампирша, как и следовало ожидать, немедленно разразилась гневными воплями: