— Ну, хоть шерсти клок, — милостиво согласилась Чубарова. — Давай свою кассету. Да скажу я, скажу про ваш беспримерный героизм, давай кассету!

Дальше все происходило примерно так, как и представляла себе Яна. Впрочем, сейчас даже маленький ребенок знает, как происходит съемка. Паша установил камеру на штативе, немного повозился с ней, следователь приосанился и выдал свой текст. Вот, собственно, и всё.

Первый опыт не показался Яне особо страшным. Приехали, поговорили, уехали. Правда, уже позднее, когда Эдик велел ей присутствовать на монтаже сюжета, она вновь запаниковала. Янке показалось, что она никогда в жизни не сможет разобраться: почему эти кадры ставить рядом можно, а другие — ни в коем случае, зачем может понадобиться перевернуть картинку, что такое звуковая дорожка и с чем ее едят. Премудростей было столько, что у Янки мутилось в глазах.

Однако дело у нее пошло быстро. Вскоре Эдик поручил Яне самостоятельное задание, а уже через месяц девушке казалось, что она полжизни проработала на телевидении.

Переход от вольной студенческой жизни к напряженной работе дался ей довольно легко. Правда, в первое время Яну поражала способность более опытных коллег развлекаться ночь напролет, а рано утром, если возникала такая необходимость, уже отправляться на съемки. По дороге, в машине, журналист и оператор в таких случаях дружно стонали, запивая минералкой аспирин или панадол, матерились и кляли свою работу на чем свет стоит. Однако, приехав на место и вооружившись микрофоном и камерой, они преображались.

У Янки было два пути — или быстро втягиваться в работу, или уходить. Она поняла, что работать на телевидении могут лишь люди, больные на всю голову, но все-таки выбрала работу. И как считала до сих пор, не прогадала. Дело было не в деньгах — их-то как раз лопатой не гребли. Правда, платили побольше, чем на остальных студиях города, но суть была не в зарплате. Просто оказалось, что это именно ее работа, и Яне повезло, что она попала в сумасшедший дом, именуемый телекомпанией. По крайней мере она думала так почти всегда, разве лишь в дни неудач или сильной усталости начиная мечтать о более спокойном существовании. А через год после начала работы Яны на «Эхе» с телекомпании ушла Нина Чубарова. Янка, честно говоря, обрадовалась — с Ниной отношения у нее никак не складывались. Через пару дней после ухода Чубаровой Яне позвонила Ольга. Собственно говоря, звонила-то она постоянно, да и виделись подружки часто, но на этот раз Оля попросила ей помочь.

Её дружба с Ольгой тянулась ещё с детства — точнее, с шестого класса. Тогда Оля, хлопая длинными ресницами, в нерешительности застыла в дверях класса. Ее семья переехала в другой район, и девочке пришлось сменить школу. Новеньких же, как известно, всегда принимают сначала недружелюбно. Девчонки окидывали ее пренебрежительными взглядами, а мальчишки отпускали неумные шуточки. Ольга вполне могла ответить обидчикам, да так, что мало не показалось бы, но зачем сразу портить отношения? Придется терпеть, хотя это очень неприятно. Лишь невысокая худенькая девочка, сидящая у окна, приветливо помахала новенькой:

— Садись сюда.

Оля обрадованно плюхнулась на свободное место. А девочка подмигнула ей и шепнула:

— Тебя как зовут? Меня — Яна.

Вот так и началась обычная школьная дружба двух девчонок. Правда, по характеру Яна и Оля были совершенно разными. Но какое это имеет значение в тринадцать лет, когда главное — это совпадение взглядов на модную музыку и знакомых мальчишек. А со временем, когда выяснилось и различие музыкальных вкусов, Яна с Ольгой уже настолько привыкли к постоянному общению, что менять что-либо никому из них и в голову не приходило.

Ольга всегда казалась старше Яны. Вернее, не старше, а взрослее. Быть может, её к этому приучила жизнь в небогатой семье. Впрочем, какая там семья — одна мать, да и та постоянно озабоченная тем, как урвать лишнюю копейку. Урвать не особенно получалось, поэтому приходилось экономить. Ольга относилась к деньгам с почтением в отличие от бесшабашной Янки. Та, правда, получала от родителей на карман не слишком много, но родительское отношение к деньгам — будет день, будет пища — передалось и ей. Янкины родители не были особо состоятельными людьми, однако профессорской зарплаты отца и доцентской получки матери вполне хватало на все. А потом, когда времена изменились и стали более суровыми, мать стала преподавать свою экономику в институте торговли, превратившемся в коммерческий. Словом, все оставалось в порядке.

Ольга любила бывать у Яны. Ей очень нравилась комната подружки — светлая, с яркими плакатами на стенах, с удобным диваном, застеленным клетчатым нарядным пледом, с хорошим магнитофоном. Правда, Янка, по мнению Ольги, слушала какую-то дурацкую музыку, но в ее большой коллекции записей всегда можно было выбрать что-то, приемлемое для обеих девчонок. Нравилось Ольге и то, что родители никогда не входили к дочери, не постучав в дверь. Сначала это удивляло девочку.

— А чего это они? — спросила она как-то подругу.

— В смысле? Зачем стучат, что ли? — удивилась Яна. — А как иначе?

Ольга лишь вздохнула и промолчала. Они с матерью жили в однокомнатной хрущевке. А самое неприятное — мать без малейшего колебания лазила по карманам дочери, шарила в ее сумке и ящиках стола. Таким образом она пыталась контролировать Ольгу — не таскает ли ее акселератка-дочь с собой сигареты или, упаси Бог, презервативы. А Янка в десятом классе взяла и закурила при родителях. Это произошло при Ольге, и та обомлела от ужаса. И что же? Да ничего! А Янка, поняв, что это расстраивает предков, сама больше не повторяла этих экспериментов. Покуривала на улице, особо не скрываясь, однако дома больше этого нс делала.

Нравились Ольге и веселые вечерние чаепития в семье Соколовых. Елена Сергеевна, Янкина мама, пекла изумительные пирожки, пироги и печенье. От одного запаха текли слюнки — горячее сдобное тесто, ваниль, корица, яблоки… С ума сойти! Дома такого никогда не было. Сосиски (самые дешевые), макароны, пшенка — вот и все деликатесы. Готовить матери было некогда, да и не на что. Ольга с удовольствием осваивала кулинарные премудрости под руководством приветливой Елены Сергеевны, удивляясь полному равнодушию Яны к этой веселой науке. А Елена Сергеевна только разводила руками:

— Ну никак не могу Янку к хозяйству приучить! Зато тебя, Оля, научу — в жизни всегда пригодится. Правда, если Яна Владимировна соизволит к плите подойти, у нее все сразу получается. Видно, кулинарные способности передаются генетически!

Действительно, Янка могла при желании творить маленькие кулинарные чудеса — не задумываясь, без всяких усилий. Ольга нередко втайне завидовала ей. Впрочем, как и во многом другом. Янка блестяще писала сочинения, прекрасно знала английский — вообще все гуманитарные предметы давались ей без малейшего труда. Ольга же не обладала особыми способностями ни к гуманитарным, ни к точным наукам. Приходилось просиживать над уроками долгие часы, чтобы учиться прилично. А то, что учиться нужно хорошо, она знала твердо. Рассчитывать в жизни придется только на себя. Ну и на тех людей, кого можно использовать, — но это практически то же самое, что на себя. Использовать человека — тоже искусство.

В результате школу Ольга закончила с оценками даже получше, чем у Янки. Та не обращала внимания на такую скукотищу, как физика с химией, и трояки по этим предметам ее совершенно не смущали. Занималась она своими любимыми языками да литературой и в ус не дула. Конечно, не поступит она в институт в этом году, так поступит через год. Папа с мамой прокормят. А вот Ольгу никто кормить не стал бы, это уж точно. Вот и приходилось ей зубрить, зубрить до тошноты…

Вот только получилось в результате всё наоборот. Янка поступила в университет на факультет журналистики, а Ольга, решив заполучить солидную профессию юриста, пролетела. Собственно говоря, могла бы, наверное, и поступить, но в самый неподходящий момент в ее голову закрались сомнения: а стоит ли это вообще делать?