За первые два года своего обучения в университете, Иван ходил на дополнительные занятия по фехтованию. Русский представитель в империи оплачивал все, что касалось учебы посланных царем Борисом Годуновым парней. Достаточно было послать письмо и уроки фехтования Ивана были оплачены на полгода вперед.

Однако, в тот злосчастный вечер, когда Маслов, снова напившись, пришел под окна Марты читать только что сочиненный сонет, парень был без новомодной рапиры. А вот нож был. Спроси у молодого мужчины, обладающего феноменальной памятью, что именно произошло, он не ответит. К Ивану подошли двое мужчин, что-то говорили, что явно не понравилось Маслову… нож в руке — два трупа на тротуаре.

Иван бежал, куда смотрели его заплаканные глаза, ночевал в лесах, постоянно оглядываясь и жалея себя, проклиная протестантского Бога. Убийца нашел причину трагедии своей жизни — смена веры.

Глаза вскорости привели молодого мужчину во Фландрию, там он снова пил, пытаясь в хмельных жидкостях утопить свою горечь. Средства стал зарабатывать юридическими консультациями. Учился-то на «отлично» так, что в скорости многие торговцы пошли к пьющему, грамотному, но, что было главнее всего, мало берущему юристу.

Снова побег, когда власти узнали о некоем юристе, что работает без лицензии. После был Амстердам, и наем на торговый корабль. Два года плавания и излечение от алкоголизма. В море сухой закон. Корабль лишь в Амстердаме был торговым. На самом же деле — это были морские гезы [повстанцы-голландцы времен Нидерландской войны на независимость с Испанией] Два абордажа и годичное каперство в Карибском море. Снова Амстердам, потом Ревель.

Близость родины защемила грудь мужчины, и Иван бежал с корабля, направляясь в Москву.

Та тоска по родным местам стала последней, которую испытал Иван Маслов. И сейчас даже присутствие государя ничего не всколыхнуло внутри.

— А я тебя вспомнил! — воскликнул человек, которому государь поручил проверить знания троих мужчин. — Ох, изменился ты, был тогда сущим дитем, а нынче…

Лука Мартынович полчаса говорил с Масловым, который лаконично, но всегда информативно и правильно отвечал на все вопросы. А после… Иван вновь ощутил эмоцию: перед ним оказался рисунок солнечной системы. Интерес, неверие и давно забытое чувство радости от познания нового. Да! Именно так, эллиптическая орбита… другие планеты… Откуда эти знания?

Глава 12

Смоленск

12 октября 1606 года

Трое мужчин стояли и смотрели вслед быстро удаляющимся ладьям. Более тридцати кораблей были собраны для того, чтобы совершить масштабный набег на литовские земли. Стояли мужчины, которые уже много положили усилий во славу Отечества, а кому-то еще предстояло совершить подвиги, чтобы увековечить свое имя. Это были Михаил Борисович Шейн, Дмитрий Михайлович Пожарский и Федор Савельевич Конь.

— По весне буде война! — спокойно, в своей манере уставшего от жизни человека, сказал первый воевода Смоленска, Шейн. — Такого карл Жигимонт не простит.

— А мы должны были прощать все козни, что Сигизмунд супротив державы нашей делал? — спросил князь Пожарский.

Воевода и князь часто спорили. Хотя, учитывая характер Шейна и редкое проявление в этом человеке эмоций, Пожарский спорил с пустотой, а воевода делал все равно по-своему. Впрочем, Дмитрий Михайлович соглашался с воеводой в большем, не сходясь лишь в мелочах.

А вот кто натерпелся от споров двух начальников, так это Федор Конь. Пожилой великий русский зодчий не успевал вычерчивать на бумаге систему оборонительных сооружений на подходе к Смоленску. То вал не тут, а через пятьдесят шагов, то частокол на земляной насыпи, то без частокола, но места для артиллерии. Но, так или иначе, буквально вчера, проект был согласован. Теперь Сигизмунда будет ожидать не просто крепость, а большой укрепрайон. Король будет обязан пойти войной именно на Смоленск, исходя из стратегического значения города и, как бы, нависания крепости над литовскими землями. Поэтому этот город будет готовиться более остальных, хотя и Брянск с Черниговым подготовятся.

— Ляхи зело обозлятся, — констатировал Шейн.

Воевода не особо был согласен с тем, чтобы провоцировать Речь Посполитую начать полноценные военные действия. И не потому, что боялся, скорее, польско-литовское государство сейчас лишь казалось сильным. Казацкие волнения, то же восстания Северина Наливайко, магнатские войны, рокош — хватало проблем в Речи Посмолитой. Но Московское царство… Российская империя, ослабла, а поляки пока, вопреки всему, прирастали мощью.

Это позже, когда Шейн начтет разворачивать свою агентурную сеть и более погрузится в изучение польских дел, поймет, что государь Дмитрий Иоаннович выбрал вполне удачное время, чтобы продемонстрировать силу России и показать, что никакая интервенция более не может быть осуществлена. Нужен был прочный мир с Польшей, как это не странно звучит, но крепкого мира не может быть без того, чтобы пролилась кровь, и Россия не показала бы свою силу.

— Ляхи обозлятся, то будет. Токмо мы готовы, — говорил Пожарский. — У тебя, в Смоленске, уже шесть тысяч гарнизона, пушек много, пороху много. Коли со шведами договоримся, а я думаю, что сговоримся, то двадцать тысяч свеев придут. Пять тысяч казаков еще. Государь пришлет войско не меньше двадцати тысяч, в том я уверен. И что получится? Более пятидесяти тысяч!

— То так…- отвечал Шейн. — Вот только Баторий приходил под Псков имея более семидесяти тысяч.

— Так Баторий тогда много наемников приводил. Не дадут Сигизмунду столько серебра, кабы набрать наемников, — привел свой контраргумент Пожарский.

Могло показаться, что Шейн малодушничает, но это было не так. При всем своем видимом пессимизме, Михаил Борисович Шейн был упорным и никак не собирался сдаваться. Мало того, на территорию Литвы уже отправлены люди, которые станут селиться в местечках и городах рядом с границей, чтобы точно знать о прибытии королевских войск. Были отправлены люди и пожить в Вильно, Минск, даже в Пинск. Эти должны были заметить приготовление к войне за месяцы до начала военных действий. Так что разведка работает, продовольствием заполнены все смоленские склады, пушек стало больше, гарнизон увеличен, а по весне еще два полка обещали прислать. От чего так не воевать за стенами только что выстроенной крепости? Кроме того, сейчас уже начались подготовительные работы по сооружению укреплений и на подходе к Смоленску с опорой на крепость.

— Коли все сладить, как задумано, то Смоленск выдержит осаду и ста тысяч, — неожиданно сказал молчаливый старичок, лучший русский зодчий, Федор Конь.

*………*………*

Захар Петрович Ляпунов стоял на палубе ладьи и рассматривал берега по обе стороны, крутя головой до ломоты в шее. При пересечении границы ладьи были обстреляны из луков с берега, и пришлось останавливаться и смотреть, что это был за отряд. После недолгих споров, все пришли к мнению, что огрызнулся и сбежал очередной отряд шляхты, который собирался сходить пограбить на русские земли.

Ничего особенного в том, что один конный отряд находился на границе, не было. Нормальная, уже давно установившаяся практика пограничья, когда литвинские отряды ходили на Смоленщину, чуть реже, но все-таки и русские отряды гуляли на литовских землях. К городам такие отряды не подходили, но редко какие деревни могли просуществовать в пограничье дольше пяти лет.

— Они могут сообщить, и нас будут ждать, — сам себе сказал Захар Петрович, но никаких приказов на изменение плана, не последовало.

Речная флотилия из тридцати двух ладей, с восемью сотнями воинов на борту, должна была ударить по литовским городам, что находятся на берегу Днепра. При этом первостепенной целью был Школов. Город, откуда родом был Богданко-Лжедмитрий. Государь приказал разорить Шклов особливо. Еще одной целью операции было отвлечение могилевского гарнизона от основного направления комбинированного набега на литовские земли. Орша, Шклов — это к северу от Могилева. И когда станет известно о том, что русские устроили набег, что дежурные полки, которые дислоцировались в Могилеве, рванут в тот же Шклов, который всего-то в тридцати пяти верстах к северу.