Когда Игнатий сказал, что нужно решать вопрос с Иовом, государь одернул его и повелел решить иные важные дела, прежде, чем беспокоить слепого старика. Игнатий не знал, да, и зачем духовному лицу, словно Римскому Епископу, окунаться в грязь и грехопадение, но, вопрос с Иовом уже решался. В Старицу отправился Захарий Петрович Ляпунов для того, чтобы либо убедить патриарха Иова отречься, либо заставить это сделать, на крайний случай, прервать жизнь первого русского патриарха. Предпочтительнее было, чтобы сработал первый вариант и передача полномочий и духовной власти произошла спокойно, принародно, так как это согласовывается с внутренней политикой царя, направленной на преемственность династий и поколений.
Для того, чтобы сработал первый вариант, и патриарх Иоф добровольно, возможно и на Лобном месте, отказался от сана патриарха, использовался фактор возврата и возвышения Ксении Борисовны Годуновой. Иоф был и остается ближайшим другом и соратником уже павшей династии. Такой вот верный слову старичок. Так что роль Ксении Борисовны в политике Димитрия Ивановича приобретала действительно важное значение. Но, даже это не было причиной или поводом к тому, чтобы русский государь лично ездил на поклон к сестре убитого государя [имеется в виду сын Бориса Годунова Федор Борисович].
*…….…*………*
Я сидел во главе большого, массивного, выделанного из дуба, стола, и рассматривал людей, которых сам же пригласил на первое заседание нового органа государственного управления в России — Военного Императорского Совета.
Закончилась эпоха Московского царства, начинается эра Российской империи. Мой предшественник, обладатель не лучшего тела, отчего я испытываю дискомфорт, постоянно называл Московское царство империей, а себя, собственно, императором. И это одно из тех явлений-наследия, которое я признавал за благо.
Петр Первый объявит себя императором и будет искать поддержку европейских государей, чтобы те признали Россию империей. При всей своей кажущейся бескомпромиссности, царь действовал с оглядкой на Европу. Я же считаю, что государство доказывает, что оно империя своим истинным величием, и, когда страна Великая, никакие иные доказательства ее величия не требуются. Пусть недруги доказывают обратное. Формально же Московского царство давно стало империей. Уже сейчас при перечислении всех земель, что входят в состав Российской империи, можно выспаться, а территориально, даже не знаю, есть ли кто-то, обладающий большими территориями [испанские владения в этот период больше, чем освоенные в России территории].
На некотором аналоге такого органа власти в будущем, под названием Совет Безопасности Российской Федерации, присутствовали Скопин-Шуйский, Пожарский, Заруцкий, Шаховский, Прокопий Ляпунов, Ураз-Мухаммед. Это были те люди, которые привели меня к власти, либо без которых, как я считал, эту власть мне будет сложно удержать. Будут еще другие персонажи, и будет Государев Императорский Совет, но я пока что не знал, кого назначить ответственным за экономику, промышленность, дипломатию. Так что, по сути, Военный Совет, был сейчас в одном флаконе и Боярской Думой и всем остальным. Тем более, что военные вопросы были актуальнее иных. Пока не отобьёмся от недругов и не покажем, что быть с нами в ссоре — это больно. Решать иные вопросы крайне сложно.
— Ваши мысли о том, что нужно сделать, — сказал я, после небольшой паузы, как только все уселись на скамью. Нужно стульев смастерить побольше.
Форма проведения совещаний была инновационной. Все сидели за общим столом, где я чуть возвышался над остальными. Восседать на троне мне было неудобным и казалось не продуктивным. Слишком много церемониала, когда нужна была конструктивная работа. Вместе с тем, я, при равных, казался маленьким. Тот же детина, Скопин-Шуйский, под метр девяносто или более того будет.
Никто не спешил высказываться. Было явной ошибкой призывать к дискуссии, когда вокруг сплошь местничество, на грани мистицизма. Даже Заруцкий, для которого, казалось, нет авторитетов, кроме царя, потупил взор.
— Михаил Васильевич, — обратился я к Скопину-Шуйскому. — Что думаешь о Севере, Новгороде?
— Тяжко буде, коли шведы более десяти тысяч войска приведут. Немцы воюют по-новому, яко голландцы, наши конные их не одолеют, — сказал Скопин, ловя на себе осуждающий взгляд Заруцкого, которого обидели слова про немощность конницы.
— А что Иван Мартынович, казаки твои проскочат пики, что и мы пользуем? — спросил я, понимая причину недовольства казака. — Молчишь. Вот то-то и оно. Воевать нужно, как немчины, но с тем, что есть. С тебя, атаман, спрошу. Отчего так и не отбили казну у Шуйского, его самого не догнали, да и Мстиславского с иными упустили?
Я спрашивал, но знал ответ. Никогда нельзя доверять только одному источнику информации. Я придерживаюсь такого принципа, когда лучше два сомнительных информатора, чем один, но, якобы, заслуживающий доверия. Две версии всегда можно сравнить и сопоставить, вычленяя истину.
В рядах Заруцкого было уже два человека, которые, условно, «стучали».
Захарий Ляпупов работал. Пока только по моей указке, примитивно и очень дорогостояще, но дело тайного сыска и государственной безопасности начало двигаться. А Заруцкий, исходя из того, что я про него знал, да и лично успел убедиться, являлся персонажем ненадежным, пусть и нужным. Вот и пришлось искать в его среде продажных людей. А как там в поговорке про то, кто ищет?.. Нашли, пусть и за немалые деньги.
— Кто ж знал, государь, что Шуйский отправит охранять казну тысячу оружных конных? — сокрушался Заруцкий.
«Вот не был бы ты мне нужен, так уже сейчас за вранье твое прижучил», — подумал я, но вслух ничего не сказал.
Я знал, что имела место быть безалаберность, отсутствие взаимодействия между подразделениями.
— Дмитрий Михайлович добавить есть что? — спросил я у Пожарского.
Заруцкий, казачий атаман и князь, не самый далекий в местнической книге, переглянулись.
— Да, государь, так и было. Сперва я послал вслед людей, так побили их, — говорил Пожарский.
И вот как мне быть? Показать, что я знаю, и о количестве охранников обоза, и о том, как именно обстояло дело погони?.. Нет! И в этом времени люди вполне сообразительные, чтобы с ними играть в примитивные игры. Вполне? Да они более усидчивые и думающие, чем в покинутом мной будущем. В этом мире не столь много информации, которую нужно воспринять человеку, поэтому головы светлые и готовые впитывать знания и размышлять. Поэтому и не только, я смолчу.
Не буду говорить, что знаю о том, что казну охраняло только пять сотен конных. Это профессиональные воины, но не столь вооружены, чтобы суметь выдержать атаку слаженного отряда вдвое больше численностью. Но сперва Пожарский отправил три сотни конных в погоню. Из трехсот человек вернулись меньше пяти десятков. После уже Заруцкий отправил как раз-таки пятьсот человек. Вернулись многие, но и они не разбили охрану и не отбили казну. Так что через два дня, как вернулись казаки и ни с чем, уже не было смысла посылать в погоню новый отряд. Примерно то же самое получилось и с погоней за Мстиславским. Но там сработала тысяча головорезов полковника Лисовского, которые и разбили погоню.
В итоге, потеряны четыре сотни хороших бойцов, с очень неплохими лошадьми. Это много, но важно и то, что казна улизнула. Не менее ста тысяч рублей в наличии у Шуйского. Тут можно не только оплатить на год шведский корпус, но и рассчитывать на иных наемников.
— Тебе атаман особливая моя воля, — говорил я Заруцкому. — Продумай, как изловить Лисовского. Много бед он принесет России. Никакого обоза, токмо добрые кони. У него тысяча конных. Думай, Иван Мартынович!
— Дмитрий Михайлович тебе продумать, как снимать осаду с Брянска. Все свои войска возьмешь, такоже дам тысячу казаков и пушки, — нарезал я задачи и Пожарскому.
— Михаил Васильевич! — я посмотрел на Скопина-Шуйского. — Неможно нам отдать шведам русские земли. Думай! Головой всему ты! Назначаю головным воеводой.