В следующее мгновение я уже состояла в прямой и бесстыдной любовной связи с королем Норрбергских земель Феликсом Третьим. Грубый он, как сапожник! Я бы вообще не выдержала, но законные забавы с мужем еще согревали мое тело. Ай, разрази тебя гром, мужлан! С каких это пор на трон жеребцов сажают⁈
Я опомнилась — все же в моей собственной власти. Схватив за бороду, я заставила короля смотреть в глаза:
— Нежнее, мой король!
Словно на кнопку нажала. Он качал меня плавно, но сильно. Мы стояли посреди темного и пустынного тронного зала, а я плыла, словно в каюте каравеллы. Держаться за широкий ворот мантии оказалось вполне удобно, пальцы щекотал горностаевый мех, самодержец завороженно смотрел мне в глаза. В этом что-то было…
Я начала постанывать и прощать королю недостаток манер. Но бабуля меня отпустила ненадолго, а мы еще не всё попробовали. Вообще-то мне нравилось, что король столь неутомим, но иной раз девушке приходится чем-то жертвовать.
— Дорогой, тебе тяжело. Посади меня… вот туда.
Он сразу понял:
— Да! На трон. Ты сядешь рядом со мной. Очень скоро! Клянусь, я сделаю это!
Вот! Я здесь первый день, а двое первых лиц государства клянутся, что я скоро сяду на трон. Один, правда, раздумывает, когда меня убить — завтра или послезавтра? Такова дворцовая жизнь, здесь времени зря не теряют.
Король тоже не желал терять время. Он меня не отпустил. Не без приятности раскачиваясь на каждом шаге, мы поднялись по ступеням и я оказалась на Норрбергском троне…
Нужно признать, это не самая удобная мебель. Подушка могла бы быть помягче, а спинка не давить. Предполагалось, что это будет как-то романтичнее и приятнее. Я запомнила момент, потолок в чудных дубовых кессонах, свои ножки на плечах, облаченных в мантию, и решила, что достаточно. Не нравится мне это самодержавное однообразие. Не воспарю.
— Хватит!
Думала, король не отпустит. Но Его Величество покорно отшатнулся. Вид у него, так смертельно жаждущего продолжения, неудовлетворенного, в разодранных лосинах, был откровенно жалкий. Мне даже стало немного стыдно. Но уж очень давил этот проклятый трон. Я соскользнула с неудобной мебели и мягко сказала:
— Меня муж ждет. Завтра приду, это если ничего не случится. Дайте плащ, здесь прохладно.
Феликс Третий послушно развязал шнуры мантии. Я укуталась и пошла к двери. Оглянулась — он потерянно смотрел на волочащийся по полу шлейф мантии. Все же женская магия — великая сила! Правда, король и до наших чар особым интеллектом не отличался. Жену молодую вон до чего довел, мерзавец этакий.
Но все же я помахала ему на прощание.
Грауэ ждал и был готов действовать.
— Только чтобы это было не очень больно — попросила я.
Верный телохранитель закивал. Садистом он не был и всегда прислушивался к моим просьбам. Разве не идеальный друг⁈ Я поцеловала это сокровище и спешно двинулась к себе. Мантия была, конечно, шикарная, но ноги все равно мерзли.
В новобрачных покоях все оставалось по прежнему: следы бурной страсти, разбросанная одежда, чуть увядшие лепестки роз. Я знала, что времени в обрез, поэтому сразу зажгла свечу, достала нитки и принялась за дело. Кроить из мантии пришлось шпагой моего любимого мужа, кинжала-то под рукой не было. Работали мои руки на удивление ловко — оказывается, Грета любила рукодельничать. Я успела обметать, оставалось пришить завязочки, но тут раздался страшный крик из глубин замка… Ничего, дома доделаю.
Особенно спешить мне, как принцессе чужестранной, робкой и неопытной, не пристало. Я надела утреннее платье, довольно симпатичное, с уймой кружев на манжетах и у горла. Все крючки на спине застегнуть не удалось, а звать служанок было как-то неловко — заняты они.
За дверями спальни царил паника: бегали, всё роняли, звенело серебро с опрокинутых столов. Крики: «Король убит! Это измена! Король мертв!» расходились по замку подобно кругам от брошенного в пруд камня. Скоро весть дойдет до города, до свиты принцессы Маргареты — с настоящей принцессой мы, увы, так и не познакомились, только бабуля знает, куда делась та бедняжка. Но люди думают, что я — она и есть. В общем, истинное веселье уже началось.
Но опаздывать к ключевому акту спектакля я все равно не хотела.
Меня с трудом, но пропустили в тронный зал, в первый ряд я благоразумно выбираться не стала, пристроилась за пышнотелой дамой. Слуги, стражники, важные королевские приближенные замерли в глубоком молчании. Король Феликс Третий полулежал на троне. Выглядел он совершенно мертвым, неверящие могли убедиться, глядя на кинжал, всаженный по рукоять в сердце монарха. Кинжал был роскошный, очень узнаваемый — во время свадьбы он красовался у пояса моего горячо любимого жениха. Правда, крупного ценного сапфира, украшавшего навершие, сейчас на парадном оружие не было. Люди переглядывались. Мрачной темной тенью возвышался епископ, утомленно опирающийся на трость. О, а я думала, у него сил не хватит из постели выбраться. Все же какая сильная у них кровь. Была.
В сопровождении герцога Краульсмана вошел мой молодой муж. Уставился на тело отца. Выглядел принц Иероним, как человек с крепкого похмелья. Не проспавшийся, дурно соображающий и небрежно одетый. Изумленный. Мужлан-герцог тоже пасть от удивления приоткрыл. Наконец, принц повернулся к окружающим его людям:
— А почему…
Видимо, мой Иероним хотел спросить, какого черта его кинжал делает в груди короля? Но не успел.
Откуда-то из толпы закричал испуганный женский голос:
— Принц заколол короля! Ой, что будет!
Бабуля всегда умела славно менять голос и находить простые доходчивые слова.
Мой муж в ярости закрутился на месте, хватаясь за пояс, на котором должна была висеть шпага. Но шпага участвовала в более важном деле и теперь отдыхала. Не обнаружив клинка, Иероним просто закричал:
— Кто смеет меня обвинять⁈
Тут при резком повороте красивого торса принца, из его одежды вылетело что-то маленькое, но ярко сверкнувшее в свете зажженных канделябров и бра. Множество глаз уставилось на эту вещицу, и все присутствующие убедились, что это тот приметный сапфир с рукояти кинжала. Принц тоже смотрел на камень, причем с самым глупым видом.
Выковырнуть камень из рукояти и вложить в колет принца мне никакого труда не составило. Вот заставить вещицу явиться в нужный момент — это уже бабулино искусство!
Зал замер, не в силах поверить в увиденное. Но тут шевельнулась темная истомленная тень епископа:
— Это измена, принц Иероним! Вы — отцеубийца!
— Что⁈ — взревел герцог Краульсман. — Да как ты смеешь, святоша!
У герцога шпага как раз имелась, и он не замедлил ее выхватить. Епископ попятился и сипло закричал:
— Стража!
Стражники не спешили, не понимая, что делать. Но вокруг епископа образовался круг довольно бойких монахов с посохами в руках, посохи начали разделяться, сверкнули длинные храмовые кинжалы. Возможно, все бы обошлось, но тут в дверях за троном рухнул стражник, с хрипом пополз по полу, оставляя за собой кровавый след.
— Это заговор! — сипло взвыл епископ. — Стража, ко мне!
Зазвенела сталь… У моего мужа и герцога Краульсмана тоже нашлись сторонники. Но кто возьмет верх в тронном зале, я наблюдать не стала. Прислуга и иные мирные обитатели замка с визгом стали разбегаться, а ведьмы ведь тоже, в сущности, безоружные и робкие существа…
Мы собрались в условленном месте — сейчас отдаленные покои королевы Марты, и так не особо популярные, выглядели надежным убежищем. Бабуля наложила на дверь заклятие, изредка снаружи кто-то пробегал или вопил, но внутрь ломиться не думал.
Мы наблюдали из окна за городом и замком: вдали уже горели пожары, видно было отлично. Можно было догадаться, что свита принцессы Маргареты еще держится в осажденных покоях, что монахи штурмуют убежище герцога Краульсмана, а вот кто рубился у пристаней, мы так и не поняли. Грауэ пытался объяснить, размахивал лапами, но рассказчик из него так себе. Куда лучше он действует кинжалом и иным оружием. Но как виртуозно бабуля Аннет людей закрутила и опутала! Всего лишь там слово, здесь два, намек, лицемерное сожаление, пущенный слух, подсказка, вовремя отыскавшееся фальшивое письмо, тому человечку отвести глаза, этому господину открыть глаза — мелочи, но какие точные мелочи! И город горит, режет сам себя.