— Ах, Мэгги! — юный ангел облизнулся.

— Я тоже буду скучать, Донни — заверила я. — Проход свободен?

— Конечно! Счастливого пути, Мэгги!

Мы с грузом проследовали вглубь здания и оказались у двери пожарного выхода. Дверь была отперта. Я всегда верила в моих мужчин!

Меня ждет знакомый желтый автомобиль. Шофер Гарри Джекала молча распахивает передо мной дверь, я загружаю пакеты и проклятущую вазу. Но сажусь на переднее сидение рядом с водителем.

— Как прошло? Я переживал за тебя — признается он.

У этого мужчины чертовски приятный низкий голос.

Я улыбаюсь, снимаю с него фуражку, ласкаю бритый затылок и шепчу:

— Как я ждала…

Ласкать на скорости выше ста миль мне нравится. Еще больше нравится, что этот мужчина любит все, что я ему делаю. Такой же не избалованный, как и я.

Вот и аэропорт. Я смотрю в зеркальце и привожу в порядок свои губы.

— С днем рождения, Мэгги! — блаженно бормочет мой шофер.

— Спасибо, милый! Ты лучше волшебника!

Мы достаем из багажника мой чемодан, достаем пакеты и вазу из салона, водитель провожает меня за отдаленное строение и исчезает из моей жизни. Передо мной летное поле: огни прожекторов, мачты причалов, серебристые и красные тела величавых дирижаблей, а дальше смешные маленькие самолетики. С интересом разглядывая этот незнакомый мир, я переодеваюсь. В чемоданчике, прикрывая мешочки с драгоценностями, косметикой и снятыми со счета деньгами, меня ждали клетчатая опрятная юбка, джемпер, каштановый парик и симпатичный жакетик. Снова порхает снег, расставаться с уютным манто мне жаль. Но я сообщаю печальной куче меха:

— Папочка мне говорил: если вытоптано одно пастбище, плюнь и перейди на другое. Сегодня мне тридцать лет и самое время откочевать. Двину в Буэнос-Айрес. Не знаю где это, но звучит заманчиво, и там точно есть фермы. Но тебе-то что там делать?

Манто, в общем-то, согласно. Я перекладываю содержимое одного из денежных пакетов в чемодан. Вот, так гораздо удобнее! Меня ждет рейсовый дирижабль, а огни прожекторов блекнут — это рассвет.

Я проснулась в испарине и жгучем стыде. Разрази меня гром, эта Маргарет такая отъявленная… А, разрази меня гром, пить как хочется. Я сползла с дивана и чуть не растянулась, запутавшись в мягком капкане — под ногами валялось скомканное манто. Да не надо мне вот этого! Тут я разглядела стоящую на телевизоре китайскую вазу и застонала. Получилось очень невнятно. Пить!

Я запивала неоднозначный привкус сна, пока бутылка минералки не опустела. Потом я подняла и отряхнула манто, убрала в шкаф. Глупо думать, что я буду носить подобную вещь. Да она, проклятая, и половину моего шкафа заняла. Но мех не виноват, придумаю для него что-нибудь. Я вытряхнула на кровать содержимое вазы: да, деньги, не слишком-то экзотические, знакомые, зеленые, разве что частью потрепанные. Даже здесь эта… стерва пожадничала. И ведь какой силы воли эта неразборчивая в средствах фермерская девушка — практически и пикнуть мне не дала, все сама, сама… Впрочем, это ее жизнь, конечно же. А мне нужно завязывать с подобными сновидениями. Вот искупаться, и сразу завязывать.

Я выбралась из душа, смела с дивана на пол банкноты и рухнула в обычный сон.

2844 доллара. Не такая уж маленькая сумма, но и отнюдь не потрясающая воображение. Самое смешное, что добыча моя состояла из двух пачек аккуратненьких десятидолларовых купюр, одной интересной тысячедолларовой бумажки, таких мне вообще не доводилось видеть, наверное, их отменили, и кучки замусоленной мелочи, преимущественно двухдолларовых купюр, видимо, тоже уже вышедших из обращения. По-крайней мере, в наше время мне такие точно не попадались. Что ж, прибылям в зубы не заглядывают, как говорил один, к счастью, совершенно не мой папочка. С тысячной банкнотой связываться было пока опасно, наверное, ее так просто не сдашь и не обменяешь. Возможно, она вообще не совсем правильная, я же не знаю различий между «сонным» и несонным денежными знаками. С виду эти очень похожи на настоящие, но… В общем, тысячная купюра пусть подождет, а мелочь можно выставить на интернет-аукцион, благо, я уже представляю, как это делается. Недурно было бы посоветоваться с умным Юриным братом, но беспокоить его по мелочам не хочется, тем более что сам домовеноксегодня занят сдачей институтских долгов.

Я двинулась на работу. Одеться пришлось поприличнее: у меня назначалась встреча с клиентом на моем первом почти-персональном-дизайн-объекте, да и погода способствовала. Дыра в заборе милостиво пропустила мою любимую курточку и лучшие джинсы. День начинался обнадеживающе.

Так он и прошел. Вертеться пришлось как телке… тьфу!… белке в колесе. Офисную текучку с поточными проектами с меня никто не снимал, потом меня завезли на объект, я знакомилась с прорабом-тугодумом и лазила в подвал. Подъехал заказчик, подшлифовали детали. Заказчик, откликавшийся на Игоря Германовича, давить не думал, был лоялен, а в конце корректно намекнул — не будет ли у меня свободного времени уточнить детали ремонта в более спокойной обстановке. Например, в кафе? С перепугу я сказала, что меня ждут в офисе, а после работы у меня курсы западной исторической нумизматики и тренировка по фехтованию. Игорь Германович восхитился моими разносторонними интересами и вроде бы не обиделся. Собственно, обижайся не обижайся, договор подписан, встречаться будем регулярно.

По дороге в офис я размышляла — отчего было бы и не пойти в кафе? Приличный воспитанный человек, старше меня лет на пятнадцать-двадцать, и вполне себе. Во снах меня в кафе не часто приглашали, вечно куда-то спешишь, стреляешь, или это самое… причем без всякой приятной разрядки.

Ночь клубной Маргарет меня порядком достала. Почти три тысячи баксов, а чувствуешь себя, как говорили в старину, абсолютно «трехрублевой». Конечно, с девушками такое случается, но ведь неслось, как на скоростном конвейере, да еще с крутыми поворотами. Нет, мне такое не нравится! Тут я немного кривила душой, поскольку лупить из огромного автомата по лампам и пугать публику мне все же вполне понравилось.

В офисе я доложила результаты поездки Шахназаровне и шефу. Глава «Плинту-С-Глобал» огорошил меня начальственной просьбой — два раза в неделю докладывать о ходе авторского надзора лично ему. У меня аж сердце замерло.

Мы вышли. Шахназаровна многозначительно посмотрела на меня и молвила:

— Растешь. Лично я не удивлена: в таком цветущем возрасте и такой куртке только и брать новые вершины. А я тебе как раз на это и намекала. Помни и цени! И скажи, наконец, где ты стриглась? Мне такой авангард уже не по годам, но все равно интересно. Вдруг рискну что-то уровнем пониже, но тоже радикальное.

— Главное — контраст тонов. Вам пойдет иссиня-черный с золотой осенью и «перьями» темно-красного — пробормотала я.

Шахназаровна двинулась думать о «золотой осени» — ехидно я намекала или чисто творчески? Я же упала в кресло и попыталась собраться с мыслями. Шеф смотрел на меня глазами, далекими от тонкостей обсуждения начального этапа ведения авторского надзора. И сказал таким тоном… Надо было в ответ глаза распахнуть. Процентов этак на 75. Да ну, кошку мне в пятки, мне просто показалось. Я после этой ночи пения сама не своя. Сердце мое опять застучало ровнее, поскольку нужно было заканчивать с подбором материалов.

Под конец рабочего дня проблемы рассосались, и в качестве отдыха и для окончательного успокоения нервов я выложила на интернет-аукцион фото одной из двухдолларовых купюр. Схема «от рубля и выше», я без претензий, пусть желающие приобрести старинную американскую тряпочку сами с ценой определятся.