Прошу слова! – вмешался старый жесткокрыл, сидевший справа от главного. Его мысли молнией метнулись к Уитлоу. Земляшка, ты обладаешь силами, которые, возможно, даже превосходят наши. Твое появление на Марсе без видимого транспортного средства и способность переносить холод без серьезной термоизоляции – достаточные тому доказательства. Насколько мы поняли, другие обитатели твоей планеты не обладают такими силами. Почему бы тебе самому не напасть на соплеменников, подобно бронированному ядовитому червяку-отшельнику? Зачем тебе наша помощь?

– Друг мой, – веско сказал Уитлоу, наклоняясь вперед и вонзая взгляд в серебристую раковину старейшины, – я считаю войну подлейшим занятием, а активное участие в ней – величайшим злодеянием. И тем не менее я пожертвовал бы собой, если бы мог таким образом добиться цели. К сожалению, не могу. Не возникнет психологический эффект, который мне нужен. Более того… – Он помолчал в замешательстве. – Должен признаться, я еще не вполне подчинил себе силы, о которых вы говорите. Я их не понимаю. Волею непостижимого Провидения в мои руки попало удивительное устройство – вероятно, творение существ, которым нет равных по развитию в нашей Вселенной. Оно позволяет мне путешествовать в пространстве и во времени, защищает от опасностей, дает тепло и свет, сгущает марсианскую атмосферу вокруг меня так, что можно нормально дышать. Но что касается более широкого использования – очень велика вероятность, что устройство выйдет из-под контроля. Мой небольшой эксперимент имел катастрофические последствия, повторить его я не рискну.

Старый жесткокрыл частным образом обменялся мыслями с главным:

Может, я попробую загипнотизировать его помрачившийся разум и отобрать это устройство?

Давай.

Только боюсь, что оно защищает его разум так же надежно, как и тело.

Мистер Уитлоу, резко сказал главный, вернемся к доводам. С каждым произнесенным словом ваше предложение становится все более безрассудным, а мотивы все менее ясными. Если вы хотите нас заинтересовать по-настоящему, то должны честно ответить на вопрос: зачем нужно, чтобы мы напали на Землю?

Уитлоу поежился:

– Именно на этот вопрос я не хотел бы отвечать.

Хорошо, сформулируем по-другому, настойчиво продолжал главный. Какую личную выгоду вы намерены извлечь из нашего нападения?

Уитлоу вытянулся как струна и поправил галстук.

– Никакой! Абсолютно никакой! Для себя я ничего не добиваюсь.

Вы хотите править Землей? – допытывался главный.

– Нет! Нет! Я ненавижу любую тиранию.

Значит, месть? Земля обидела вас и вы пытаетесь ее наказать?

– Нет! Я не опущусь до такого варварства. Я никого не обвиняю и ни к кому не питаю ненависти. Ни малейшего желания причинять вред.

Ну-ну, мистер Уитлоу! Вы только что просили нас напасть на Землю. Как же это согласуется с вашими чувствами?

Уитлоу растерянно закусил губу.

Главный быстро спросил старого:

Как успехи?

Ничего не получается. За его разум чрезвычайно трудно ухватиться. И, как я предвидел, он защищен.

Взгляд Уитлоу остановился на очерченном звездами горизонте.

– Я и так сказал вам очень многое, – произнес он. – Исключительно по той причине, что я обожаю Землю и человечество, прошу вас напасть на нее.

Вы выбрали странный способ выражения любви, заметил главный.

– Я хочу, – продолжил Уитлоу чуть оживленней, но по-прежнему глядя в пустоту, – чтобы ваше нападение предотвратило войну.

Все загадочней и загадочней. Развязать войну, чтобы предотвратить ее? Этот парадокс требует разъяснения. Берегитесь, мистер Уитлоу, как бы я не впал в заблуждение и не начал считать инопланетян злобными слабоумными чудовищами.

Взгляд Уитлоу переместился на главного. Затем землянин шумно вздохнул.

– Пожалуй, и впрямь придется объяснить, – пробормотал он. – Вероятно, вы бы и сами узнали в конце концов. Хотя проще было, если б не узнали… – Уитлоу отбросил непослушные волосы и утомленно помассировал лоб. А когда заговорил снова, уже гораздо меньше походил на оратора. – Я пацифист. Моя жизнь посвящена благородной задаче предотвращения войн. Я люблю людей. Но они погрязли в грехах и заблуждениях; они в плену у своих низменных страстей. Вместо того чтобы, взявшись за руки, шагать к возвышенным целям, земляне постоянно конфликтуют, устраивают гнусные войны.

Возможно, на то есть причины, мягко предположил главный. Какие-то общественные противоречия, нуждающиеся в смягчении? А может…

– Не надо, – раздраженно перебил Уитлоу. – Войны становятся все более жестокими, кровопролитными. И я, и другие пацифисты обращались к здравому смыслу большинства, но тщетно. Люди упорствуют в своих заблуждениях. Я ломал голову в поисках решения. Рассматривал все мыслимые средства. С тех пор как мне в руки попало это… э-э… устройство, я искал в космосе и даже в других временны́х потоках секрет предотвращения войн. Безуспешно. Те разумные расы, которые я обнаружил, либо сами занимались войнами, либо никогда не знали их. Это, конечно, очень любезные существа, но я не получил от них никакой полезной информации… А кое-где войны были настолько опустошительны, что не оставили ничего, за что стоило бы бороться.

Как у нас, подумал главный, но ни с кем этой мыслью не поделился.

Пацифист простер ладони к звездам:

– Так что я снова был вынужден обойтись собственными силами. Я всесторонне изучил человечество. Постепенно убедился, что самая худшая его черта – и одна из тех, что наиболее ответственны за войны, – это чрезвычайно раздутое самомнение. На моей планете человек – венец творения. Все другие виды равны, ни один не превалирует. Хищники соперничают с хищниками из-за мяса, травоядные конкурируют из-за трав и листьев. Даже рыба в морях и мириады кишащих в крови паразитов делятся на виды и подвиды, обладающие примерно равными возможностями. И все это способствует скромности и чувству реальности. Никакие виды животных не склонны тотально уничтожать друг друга, так как это расчистило бы дорогу третьим видам. И лишь у человека нет серьезных конкурентов. В результате человек приобрел манию величия, а заодно мании преследования и ненависти. В отсутствие ограничений, которые поставила бы конкуренция, он заполнил свой дом – свою планету – нескончаемыми внутривидовыми войнами.

Некоторое время я обосновывал мою идею. С тоской размышлял о том, что развитие человечества могло бы пойти совершенно иным путем, если бы пришлось делить планету с другим видом, равным по разуму. Скажем, с каким-нибудь морским народом, способным создавать машины… Я вспомнил, что при величайших природных катастрофах, таких как пожары, наводнения, землетрясения и моры, люди прекращают распри и работают плечом к плечу – бедные и богатые, враги и друзья. К сожалению, сотрудничество длится только до тех пор, пока люди не докажут в очередной раз свое превосходство над окружающей средой, – и снова надо ждать отрезвляющей угрозы. И тут… на меня снизошло откровение.

Взгляд мистера Уитлоу скользнул по черным раковинам – беспорядочной мозаике атласных серповидных пятен вокруг светящейся сферы. Точно так же и его разум скользнул по скрытным, будто броней защищенным мыслям.

– Мне вспомнился случай из детства. Однажды радио – мы используем вибрации высокой частоты, чтобы передавать звук, – транслировало шуточный, но правдоподобный репортаж о вторжении на Землю жителей Марса, обладателей той злобной и разрушительной натуры, которую, как вы сказали, мы склонны приписывать всем инопланетянам. Многие поверили этому репортажу, ненадолго вспыхнула паника. И вот мне представилось, как при первых же признаках настоящего вторжения воюющие народы забудут свои разногласия и встанут бок о бок, чтобы встретить захватчиков. Люди осознают: то, из-за чего они сражались, на самом деле пустяки, фантомы, порождения дурного настроения и страха. К человечеству вернется чувство реальности. Оно поймет, что самое главное – отразить всеобщего врага, и гордо примет вызов. Ах, друзья! Когда перед моими глазами возникла картина, как враждующие народы при первом же ударе объединяются навечно, я задрожал от волнения и утратил дар речи… Я…