– Вот что вам нужно!

Зрители были со мною умом и сердцем, и какую бы историю от меня ни услышали, наверняка посчитают, что просили ее сами.

Еще одна маленькая пауза… Пусть помучаются, гадая, какую легенду я извлеку из богатой истории их предков, что за приключение им предложу.

В густых тенях звякнуло – словно металлом о стекло, как будто дождь из ледяных шариков прошелся дробью по замерзшему окошку. Чистый хрустальный звук раскатился по таверне.

Я обернулся на звук, на миг выпав из канвы своего повествования. Похоже, я ошибался. Вот женщина, способная затмить меня сегодняшним вечером…

Историй в своей жизни я рассказал великое множество, в некоторых из них и сам принимал участие. Так вот, эта женщина будто сошла со страниц одного из древних сказаний.

Ее черные как вороново крыло волосы падали на спину густыми буйными локонами. Надо лбом они были схвачены красной лентой, конец которой спускался на шею, а затем исчезал между грудей. В мочках ушей висели золотые серьги, немедля приковавшие мой взгляд – так сверкнули они, поймав отблеск огня. Кожа незнакомки оказалась на тон светлее, чем у жителей Карчетты, – золотистого оттенка сахара, расплавленного на медленном огне со специями. Должно быть, тепла на ощупь и весьма приятна для поцелуя.

Мы обменялись взглядами, и грани восприятия моего разума, а с ними и само плетение едва не распались. Огонек на рукояти посоха дрогнул и слабо замерцал, будто пытаясь меня упрекнуть.

В ее глазах светилось своеволие, напомнившее мне неистовый норов океана. А цвет – глубокая зелень омытого шалфеем изумруда с вкраплениями красок спелой груши. Широкий пояс, перехвативший талию, повторял оттенок глаз, усиливая их сияние.

А вот ее наряд был полной противоположностью моему. Я загляделся на белоснежную блузу с низким, открывающим плечи вырезом и намеком на прочие прелести, которые заставили бы вспыхнуть любого юношу. Золотые обручи, охватившие запястья, позванивали при каждом шаге, и перезвон подхватывали браслеты на щиколотках босых ног. Яркий металл украшений отчетливо выделялся на фоне фиолетовой юбки.

Женщина напевала – низко и протяжно, и в ее голосе звучали серебро и медь.

Волшебный звук… Грани восприятия затрепетали, вязь плетения дрогнула, а огонь зашипел, словно на него брызнули водой. Незримые воздушные нити натянулись – того и гляди лопнут.

Ткань своего разума я ранее сворачивал столько раз, что угрозы болезненного выхода из граней не было. Пробудив в себе веру в какое-либо событие, следует сделать все, чтобы удержать ее до конца, иначе она рассеется. Добавить новые грани, укрепить плетение? Этак можно лишиться разума, попав в неумолимый вихрь зеркальных отражений и искаженных фантазий. Я ограничился мысленным повтором удерживаемой в уме конструкции.

Ее голос лишил меня внимания собравшейся в зале публики. Полные женские губы изогнулись в многообещающей коварной улыбке.

– Так сегодня будет и сказание, и песня? – спросил кто-то из толпы.

– Похоже, нам повезло вдвойне, слава Солюсу!

– Говорил же, что стоит сюда зайти! Ведь говорил же?

– Говорил, говорил…

Посетители тихо шушукались, полностью разрушив ту ауру, что мне удалось создать с таким трудом.

Я стиснул зубы и ожег женщину взглядом, пылающим не хуже очага за моей спиной.

Она глянула в ответ, и в ее ослепительных глазах промелькнула озорная искорка. Что это значит?

Откашлявшись, я попытался вновь привлечь внимание зрителей:

– Итак, восславим Солюса и начнем наконец рассказ о его избранном сыне, человеке самого низкого рождения, что стал наследником солнечного света и первым принцем Этайнии.

Я выдул теплый шар воздуха на свой горящий посох, и на рукояти его словно родилось маленькое солнце.

Толпа ахнула, кто-то зааплодировал, и таверну заполнили самые разнообразные возгласы.

– А я вам спою! – перебила меня женщина, встав перед ближайшим к ней зрителем. Провела пальчиком по его вороту. – Спою, дождемся лишь, когда наш сказитель сотворит свое волшебство.

Так-так. Значит, она меня подзуживает, проверяет мое самообладание? Прекрасно. Представление, которое сейчас начнется, незнакомка запомнит надолго.

Что ж, попробуем создать еще одно плетение. Свернуть материю разума, представив себе бесчисленные отражения одного или нескольких образов, – не самая сложная задача. И совсем другое – отодвинуть картинку в сторону, сохранив ее, и убедить свой мозг создать и удержать еще один набор мысленных представлений.

Итак, ветер и огонь убираем на второй план, расчищая место для девственной чистоты. В сознании возникла тонкая, словно волос, воображаемая нить, протянувшаяся от легких к горлу, и я выдохнул:

– Вент…

Конец мысленной нити вышел изо рта и протянулся по залу, сплетая голос с воздухом:

– Эрн…

Публика возбужденно заерзала.

Я заговорил. По воздуху прошла осязаемая волна, и мои слова загремели подобно грому:

– Слушающий да услышит! Мы уходим далеко в прошлое – в те времена, когда еще не было никакой Этайнии. В эпоху, когда земли к востоку отсюда были объяты огнем войны, который со временем перекинулся на эти плодородные процветающие места. Братья к югу от нас, за морем Аррит, не откликнулись на призыв наших предков. Мое сказание – легенда об одном человеке, плоть от плоти Этайнии. О человеке с солнцем в глазах и в сердце. О человеке, что встал на пути страха, несущего зло тем, кто тогда называл ваши золотые земли домом.

Я перешел к началу истории, и таверна «Три сказания» погрузилась в глубочайшее безмолвие.

Когда-то, в забытые ныне, пусть и не столь далекие времена, существовал Кармеам. Этайния сегодня стоит ровно в его центре. Войны соседних пределов сюда не докатывались, однако вскорости все изменится.

Я напрягся, удерживая грани восприятия, рождающие все больше образов. Первое плетение, связывающее посох с огнем, продолжало действовать, источая свет, и по стенам таверны понеслись длинные тени. Вперед двигались огромные призрачные армии, и публика испустила дружный долгий вздох.

В Кармеаме жил самый обычный мужчина, крепкий духом и сильный разумом. Звали его Антуан.

Трудился он вдвое больше и усерднее, чем его собратья, и никогда не помышлял о большем. И возиться ему в поле до конца жизни, когда бы не твердость воли.

Солюс – наше солнце – заметил юношу и долго за ним наблюдал. Полюбил он парня, хотя смотрел издалека и в жизнь его не вмешивался. Подползала Война Теней к границам Кармеама, а великий Солюс все ждал.

Не лучшее было время для ожидания. Ужасное время.

Десять Теней, известные тогда как Дез Умбрас, перворожденные, те, кого позабыли, вновь вернулись в наш мир и укоренились в сердцах и умах многих людей, подталкивая их к ненависти и захватническим войнам. Брат шел на брата. Воспылали короли жадностью, и захотелось им новых земель.

Десять теней выросли на стенах таверны, заняв все пространство – от пола до потолка, и не было человека в зале, который их не заметил бы. Боязливые придвинулись поближе друг к другу, а кое-кто в страхе отвел глаза.

Не разбирали мечи, где высокородный, а где простолюдин. Каждый в те дни познал простую истину: кровь из ран течет одинаково – что у тех, что у других. И землю окрашивает в один и тот же цвет.

Я сделал шаг к первому ряду, и тени, потянувшись вслед за мной, заклубились над головами зрителей. Раздалось несколько криков ужаса. Моя воля изменила цветовой фон на гранях восприятия, окрасив пламя в очаге, и зал заполнил кроваво-красный свет.

Бушевала битва, пропадали воины в сгустившейся над землей кровавой ночи. Кто-то пал, души иных были искорежены и вывернуты; переставали люди быть людьми. Становились тенями, голодными пустобрюхими чудовищами. Никакие жертвы не могли насытить детей Дез Умбрас. Только смерть, только уголь и пепел, в которые превращались королевства.