— Почему ты поехала со мной? Поддерживала, помогала, так сильно переживала за меня? — спрашивает Дима, я же смотрю вдаль. — Мира, ты любишь меня?

— Да.

Наконец-то разрешаю Диме увидеть то, что в моих глазах уже давно. Не хочу больше прятаться, пытаться поступать правильно, думать о том, что говорить и делать. Хочу быть настоящей, хочу быть честной и с ним, и с собой. Почему же Дима недовольно выдыхает и так странно смотрит?

— Ты можешь, хотя бы в любви нормально признаться, что это за «да»? Все это время я ждал, мечтал о заветных трех словах, чтобы ты испортила такой романтический момент? Во-первых, почему из тебя все клещами надо вытаскивать? А во-вторых, скажи красиво.

Дима наигранно зол, я же смеюсь, только недолго, теперь смотрю ему в глаза с такой теплотой, на какую только способна и говорю:

— Я люблю тебя.

— И я тебя люблю.

Дима улыбается мне, я вижу, как он счастлив, больше нет ни капли игры. Мы смотрим друг на друга, и что-то страшное происходит между нами. Мне кажется, что черти перемешались: я их больше не различаю. Это странное признание в любви станет началом конца, ведь нет больше моих и его чертей, они теперь наши…

Дима обнимает меня, и мы, как влюбленные подростки, целуемся, прислонившись к ограждению у набережной долго-долго, пока действительно не начинают болеть губы.

— Мира, хотела набить новую татуировку?

— Неожиданный вопрос. Да, хотела, но руки не дошли.

— Давай исправлять. Пока шли по набережной, я увидел вывеску тату-студии, пошли набьем по одной.

— Ты серьезно? — я даже отхожу на шаг, чтобы оценить настрой Димы.

— Да. Эта поездка в Берлин будет много значить для меня, почему бы взять отсюда не глупый сувенир, не просто сделать фото, а что-нибудь набить? Зато какие воспоминания.

— И ты тоже сделаешь татуировку? — загораются мои глаза.

— Да, что-нибудь романтичное хочу. Расскажи лучше о том, что ты хотела набить.

— Хотела сразу после того, как издала книгу, ведь это была моя мечта. Хотела запечатлеть это событие, смотреть и думать: ты смогла исполнить мечту, молодец, Мира. Все мои татуировки это что-то значимое для меня, картинка значения не имеет, важно лишь событие или же та идея, что в ней. Для мечты хотела изящную рыбку, знаешь, ассоциации с золотой рыбкой, которая выполняет желания. Но где именно бить рыбку не знаю, может на предплечье?

— Надо у мастера спрашивать, — Дима берет меня за руку. — Пошли, я подарю тебе рыбку.

Спонтанные решения люблю больше всего, все лучшее в моей жизни происходило именно после таких решений. Когда же начинаю что-то долго взвешивать, решать, чаще всего жалею. Видимо, рискованность, непредсказуемость и импульсивность это мое. Мне нравится эта тату-студия, людей немного, а тесных комнат с кушетками достаточно. На стенах картины с изображением индейцев и разные страшные маски. Всегда любила атмосферу тату-студий, тут обычно хорошая тяжелая музыка, интересные люди и много творчества, это совершенно другой мир. С моей рыбкой все просто: эскиз у меня есть, предплечье одобряет мастер, Диме же мы эскиз ищем долго. В итоге он решает, что два черепа, пронизанные месяцем, на котором висит паук — верх романтики. Она мрачновата, со специфической атмосферой болезненной и смертоносной любви, мне нравится. Мастер спрашивает у Димы про место, а он отвечает мне на русском:

— Да на жопе и набью.

— Давай серьезно, мы и так ее час выбирали, их еще бить долго.

— Я хочу татуировку на жопе, отличное место. Не хочу напоказ, это слишком личное.

— Ну бей на жопе, должно быть не больно, там много мягких тканей, — уже раздраженно говорю я.

— Хочу набить там, где увидишь только ты, это для тебя татуировка. Больше мою жопу никто не увидит. Я никогда не буду спать с другими женщинами. Видишь, на какой серьезный шаг иду?

— Даешь обет верности таким образом? — давлюсь смехом я.

— Да, ты хоть оценила?

— Я все еще не верю, что ты это сделаешь.

А зря, Дима хлопает по заднице, показывая мастеру, где ему нужна татуировка, тот смеется и приглашает его прилечь. Нам бьют разные парни, но в одной комнате, и мы можем общаться. Дима жалуется на то, что щекотно, я сжимаю зубы, когда идет толстая линия на сгибе локтя: не самый приятный момент. И вот у меня на руке рыбка, у Димы на заднице два черепа. Мы идем к его машине, пора ехать домой.

— Я решила все рассказать Андрею, — тихо говорю я.

— Хочешь это сделаю я? Я могу один поговорить с ним, не хочу, чтобы тебе пришлось выслушивать дерьмо.

Дима не радуется, он лишь сильнее сжимает мою руку и продолжает идти к парковке.

— Нет, я сделаю все сама. Расскажу сразу, как приеду. Не смогу больше врать, не смогу притворяться. Я только сейчас поняла, что на самом деле мне нравилось делать из своей жизни драму, хотела трагедии, даже по-своему наслаждалась страданиями, которые сама же устроила. Наверно, это очень глупо, мне было настолько скучно и одиноко, что решила создать себе проблем. Мне нравилось, что все сложно, хоть я и не могла признаться в этом даже себе. Я словно стала героиней своей печальной книги, прошла через испытания, жила в терзаниях и тревогах. Не хочу больше этой игры, мне хочется, чтобы все стало настоящим.

— Давно стоило рассказать, из лжи никогда не выходит ничего хорошего, — говорит Дима и открывает передо мной дверь машины.

Мы приезжаем позже десяти. Когда открываю дверь, точно знаю, что Андрей уже дома. В гостиной его нет, значит в кабинете, снова работает. Я тихонько открываю дверь и вижу Андрея за столом с телефоном у уха. Кабинет у него серо-бежевый. Темно-серая мебель, серый шкаф во всю стену с бежевыми подсвеченными вставками, на которых стоят произведения современного искусства и разные папки. Серый жесткий диван, сейф, встроенный в стол, много мягкого света, тропический цветок на столе и люстра, напоминающая айсберг.

— Немедленно закрывайте этот трейд! Вы вообще можете представить, что после этого случится со всей биржей? Завтра у меня на столе должен быть подробный отчет, вы меня услышали?

Андрей кладет трубку и замечает меня. У него на лице приятная улыбка, глаза все равно слишком уставшие.

— Привет, — говорю я.

— Привет. Мира, ты уже здесь. А у меня сегодня неприятности на работе: в одном филиале задержка с поставками, на валютном рынке тоже не все гладко. Компания потеряла несколько сотен тысяч. Бывало и хуже, знаю, все исправимо. Придется продумать хорошую стратегию, думаю, сегодня этим и заняться, мне просто необходимо…

— Я сплю с твоим братом, — перебиваю я.

Андрей молчит, лишь смотрит, я смотрю в ответ и жду. Мне слегка грустно, других чувств нет, где вина, где стыд? Мне грустно, потому что прямо сейчас весь идеальный порядок, идеальная жизнь Андрея рушится: я выпадаю из нее, а на меня возлагались большие планы. Думаю только о том, что правда — лучший вариант и Андрей заслужил правду. Он откидывается на спинку молочно-бежевого изогнутого кресла и закрывает глаза.

— Давно?

— С января. Несколько месяцев мы не виделись, я подумала, что наш брак можно еще спасти, теперь опять…

— Я ведь догадывался. Ты спала с ним уже тогда, когда мы поругались по этому поводу? — слишком спокойный голос, значит в душе все совсем плохо.

— Нет, но как раз той ночью мы переспали в первый раз.

— Забавно вышло.

Андрею совсем не до смеха: синие глаза стали еще более уставшими, в лицо впечаталась печаль, и даже руки замерли в неестественном положении на столе. Мне тоже не забавно, ни капли, смотрю на него и жду.

— Чем он лучше? — спрашивает Андрей и встает из-за стола.

Он не подходит ко мне, так и стоит рядом с креслом. Теперь, правда, все больше злости в голосе, да и рука крепко сжимает спинку кресла. Не отвечаю, что я могу сказать?

— Я иногда переживал, что старше тебя на девять лет, это не мало, думал, а вдруг возраст все-таки что-то значит? Дима старше меня, у вас разница почти в пятнадцать лет, значит дело не в этом. Денег больше у меня, он не самый приятный человек, часто просто невыносимый, уверен, что он не был с тобой всегда учтив и мил. У тебя было все, что только можно, денег сколько хочешь, я никогда не спрашивал, на что ты их тратишь. У тебя было столько возможностей, полная свобода и никакого контроля. Я так старался сделать тебя счастливой, все эти подарки, знаки внимания, разговоры, я полностью тебе доверял… Чем он лучше, Мира? Я не понимаю. Трахается что ли лучше? Ответь мне уже наконец!