Каблуки моих ботинок утопают в мягком песке, я все еще прохожу дальше, хочу встать вплотную к грязно-серому, неприветливому и грозному морю. Вдоль берега растут сосны, на песке встречаются кучки снега, а морская пена у самого моря оледенела. Все новые волны бьются о лед с недовольным рычанием, и сильный ветер разносит их рев по побережью. У меня мерзнут руки, волосы и края пальто рвет сумасшедший ветер. Все вокруг скорее уродливо, чем прекрасно, еще и небо затянуло тучами. Пейзаж не предвещает ничего хорошего, он угнетающий, словно громадное море хочет прогнать тебя, хочет биться о берег в тоскливом одиночестве. Оно справилось, и на берегу нет людей, кроме меня. Меня же не получится прогнать так просто, ведь ничего прекраснее этой печальной красоты я не знаю.

Иду вдоль берега, они где-то здесь, надеюсь, что все еще здесь. Я не ошиблась, это обычные детские качели напротив моря. Раньше мы с подружками приходили сюда и раскачивались, как сумасшедшие. Если сильно раскачаться, то летишь к морю, твои ноги поднимаются до уровня морских просторов, и дух захватывает. Хочу также и сажусь на качели, берусь за ледяные шесты, и плевать, что за секунду отмораживает все нервные окончания на пальцах и ладонях. Отталкиваюсь и отрешенно набираю скорость, словно я маленькая девочка, словно нет ничего важнее, чем разогнать качели. Вот я и летаю точно так, как пять лет назад, мои ноги, кажется, вот-вот коснутся моря. В груди нарастает ветерок удовольствия, и вдруг что-то прорывается из глубин моей души. Все больше ручейков появляется на моих щеках. Плакать на холодном ветре не лучшее, что можно придумать: щеки мерзнут, руки онемели, а я не останавливаюсь и все также сильно взмахиваю ногами.

Что именно не так? Чего мне не хватает для счастья? Раньше я была уверена, что пока смогу писать, буду счастлива, что в творчестве смысл моей жизни. Иди и пиши, Мира, твой муж поможет выпустить любой бред, почему же ты ревешь? Затем я считала, что счастливой можно быть с нужным человеком, что если рядом будет тот, кто любит тебя и заботится о тебе, то этого хватит для счастья. У меня есть Андрей, мужчины лучше не существует, что не так? В чем проблема? Может я все-таки поспешила выйти замуж? Нет, проблема не в том, за кого я вышла, а вообще в самом браке, я ведь когда-то считала, что семья, муж и дети это не для меня. Вдруг это так? Не знаю, я уже ничего не знаю, хочу душевного спокойствия, которое получала раньше на берегу этого моря. Увы, его нет, я изменилась, стала слишком похожа на ледяное и темное море, такое неспокойное и мрачное.

Присаживаюсь на диван в своем оливковом платье с толстым ремешком, и, конечно, оно задирается. Пытаюсь поправить, все равно остается хороший разрез. У меня к платью красивые зелено-золотые серьги-капли и даже мутная помада с легким зеленым бликом.

— Покажи тату на ногах, — сверкают глаза Димы, становясь похожими на раскаленные угли в камине.

— У них опасное месторасположение, — улыбаюсь я.

— Мне очень интересно.

Вздыхаю с излишним пафосом и закатываю платье постепенно и медленно, чтобы не оголить ничего лишнего. Дима подходит ближе и рассматривает мои татуировки, думаю, он сейчас пошутит над моей похотью и тьмой, он же говорит:

— Просто охуенно.

Возвращаю платье на место и усаживаюсь поудобнее на диване.

— Спасибо.

— Как Новый год встретила? Рассказывай что-нибудь интересное, а то я никак не встретил, не люблю этот праздник.

— Ничего особенного, посидели с Андреем и пошли спать. Никого не приглашали.

— Что он тебе подарил?

Опять сверкаю от мысли о моем новогоднем подарке. Улыбка во все лицо, и я говорю:

— Дом в Юрмале, это особенный дом, когда-нибудь расскажу почему. Сейчас там делают ремонт, Андрей сказал, что я могу все обустроить, как хочу. У меня появилось новое занятие, и я теперь не скучаю: ищу красивые шторы и ковры в этот дом.

— Какой замечательный у тебя муж, я бы такого тоже хотел. Очень хочу услышать историю о доме, расскажешь сегодня?

— Хорошо.

— У меня тоже есть для тебя маленький подарочек к Новому году, не дом, конечно, и даже не очередной «Поршик», сейчас.

Дима уходит в спальню и приносит коробочку с золотистым бантиком.

— Большое спасибо, что здесь?

— Всякая ерунда, я решил устроить себе каникулы и полетел в Индию. Не люблю Европу и Америку, там все приелось. Если путешествую, то далеко и в необычные места. Азия куда интереснее, совершенно другой уклад, другие традиции, я люблю все новое, от стандартного не вставляет. Китай и Япония мне зашли, в Монголии много чего интересного, из Африки так в Марокко и Кению бы еще вернулся. Об этом можно говорить ужасно долго, так вот Индия. Там такие слоны крутые, я на одном даже катался, еда у них острая, как мне нравится и виды заебись. Рынки у них еще интересные, раз забрел на такой и решил купить тебе каких-нибудь индийских штук. Мне особо некому покупать подарки: мать меня ненавидит, брат презирает, сестре-идиотке, тоже ничего не купил бы. Ты, Мира, одна из немногих, кто ко мне нормально относится.

— Сейчас посмотрим, что тут.

Это была не слишком большая коробка, но заполненная до краев.

— Тут прикольные слоны-матрешки, еще аромапалочки, их на каждом углу продавали, масла для уходом за кожей и…

— Какой чудесный браслет!

Я сразу же надеваю темно-зеленый браслет на руку, он из граненных камушков разных форм.

— Это яшма.

— Подходит к моему платью, ты словно знал, в чем я буду, — смеюсь я. — Спасибо, мне все нравится. У меня для тебя тоже есть подарок, принесешь мою сумку из прихожей?

Без лишних слов Дима вручает мне сумочку, и я достаю оттуда снежный шар, внутри которого янтарный домик, янтарная елочка и даже янтарный крошечный олень.

— Я в детстве обожала снежные шары, казалось, что в них что-то магическое, прям тянуло еще раз встряхнуть.

— Как красиво. Неужели ты в Юрмале ходила по магазинам и вспомнила обо мне? — в глазах Димы что-то парализующее. Ему стало грустно от того, что я подарила ему подарок? Когда ему в последний раз дарили подарки на Новый год? — Спасибо, Мира.

Дима встряхивает шар и смотрит на него, как завороженный, я же смотрю на него, и сердце сжимается все сильнее. Он умеет быть насмешливым, умеет подкалывать чуть обиднее, чем следовало бы, умеет нахваливать себя и принимать высокомерный вид. Дима кажется самоуверенным и даже самовлюбленным. За всем этим скрывается несчастный человек, который не получил достаточно любви, человек одинокий и печальный. Снежок в шаре оседает, также равномерно испаряется и грусть Димы. Теперь он смотрит на меня прежним ядовитым взглядом, который не предвещает ничего хорошего.

— Еще в Индии я ходил на массаж. Там делают такой шикарный массаж, даже попросил показать мне, как надо. Купил то самое масло. Хочешь, Мира, попробовать настоящий индийский массаж?

Слишком много насмешки и игры в темных глазах, я облизываю губы и качаю головой. Что-то не внушают мне доверия подобные предложения.

— Я, пожалуй, откажусь. Какой массаж? Это будет очень странно.

— Что же здесь странного? Ты не ходишь на массаж в спа?

— Хожу, только это другое. Да и как ты себе это представляешь? Я в платье, мне придется его снять и остаться в белье, так я не согласна, — пожимаю я плечами.

— Можно что-то придумать с твоим платьем, спустишь его, чтобы было как юбка, ляжешь на диван, а я отвернусь и ничего не увижу. Или ты просто не хочешь?

— Хочу, только, — я не успеваю придумать отговорку, как Дима отворачивается.

— Раздевайся, — говорит он.

Это же просто массаж, почему бы и нет? Я спускаю шлейки платья и расстегиваю лифчик, закрепляю платье на попе и ложусь. Убедившись, что грудь не видно, сообщаю Диме, что все готово.

— Такого массажа ты еще не пробовала, — Дима начинает размазывать масло по моей спине, его руки останавливаются на моих ребрах, и он говорит: — Вот где еще одна татуировка.