— Привет.

Да ну к черту так изматывать свой мозг, мне мерещится голос Димы. Галлюцинации симптом какой психической болезни? Шизофрении? Не удивлюсь, что я ее развила за последние месяцы, не мешало бы заглянуть к психиатру.

— Мира, прости, пожалуйста, я уже ехал в ресторан… — говорит Андрей.

— В том, что мы опоздали, виноват я. Слишком долго выбирал букет.

Я поворачиваюсь и вижу Андрея в коричневом костюме-тройке, а рядом Диму в черных брюках и черной рубашке, в руках у него букет из роз разных оттенков розового. Мне кажется, такого огромного и красивого букета я еще не видела. Почему они вместе? Мой истерзанный мозг отказывается воспринимать то, что Андрей и Дима стоят рядом.

— Совершенно случайно встретил Диму, он спросил, куда я еду. Я рассказал, что у тебя день рождения, ты же не против, если мы поужинаем втроем?

— Конечно нет, — выдавливаю я.

— С днем рождения, Мира — говорит Дима и вручает мне букет.

— Большое спасибо, удивительные цветы.

— Цветы как цветы, это ты удивительно красива. Тебе очень идет это платье, — говорит Дима, не отрывая от меня глаз. Я скучала по этому взгляду, теперь понимаю насколько сильно.

— Спасибо.

Со всех сил стараюсь принять непринужденный вид, вряд ли выходит: я так напряжена, что возможно капилляры в газах сейчас лопнут. Не выдержу сидеть за столом с ними двумя. Знаю это и присаживаюсь, когда Андрей отодвигает мой стул.

— Да, любимая, ты просто бесподобна, — говорит Андрей и искренне улыбается. — Заказала уже что-нибудь?

— Нет, ждала тебя.

— Ничего, сейчас закажем, — Андрей делает жест, чтобы позвать официанта.

Я не в состоянии читать меню, поэтому заказывают еду Дима с Андреем. Они так живенько обсуждают рыбу и креветки, что я не могу не вытаращить на них глаза. Они много спорят, пока делают заказ, однако не как обычно, по-доброму, так бы спорили друзья. Наверняка это спектакль для меня, ни один не хочет портить мне настроение в мой день рождения, поэтому ведут себя так мило. Только они не знают, что мое настроение безвозвратно испорчено после того, как я увидела их вместе. Пока готовится наш заказ, решаем выпить шампанское. Андрей говорит тост первым, осыпает меня комплиментами, я же благодарю его, в том числе за чудесный подарок. Андрею приятно от того, что я надела его ожерелье сегодня, мне же приятно сегодня вряд ли станет. Даже с моими чертями мне уютнее, чем с ними двоими за одним столом.

— Чудесное ожерелье, конечно, — говорит Дима и опять так много живой игры в его лице. — У меня тоже кое-что есть. Мой подарок поскромнее, надеюсь понравится.

Он ставит передо мной бордовую коробку, я с опаской поглядываю на нее. Зачем все это? Мне не нравится эта игра Димы, не нравится, что я активная участница, а Андрей зритель. Открываю и вижу серьги, это потрясающие золотые серьги с крупными бриллиантами, целыми соцветиями бриллиантов. В свете ярких люстр ресторана они сверкают миллиардом оттенков и заставляют меня затаить дыхание. Такие серьги дарят только женам, даже миллионер не подарил бы любовнице подобное украшение.

— Спасибо, они очень красивые, — пытаюсь быть холодно любезной.

Я замечаю, как игры становится все меньше в глазах Димы, он просто смотрит на меня и только на меня, замечаю и как нервничает Андрей. Ему не нравится подарок Димы, это неприличный подарок, Андрея задело. Если уж подсчитывать, ожерелье будет незначительно дороже, в цене не большая разница, разница в достатке. Андрей может себе позволить дарить мне бриллианты каждый месяц, чтобы затраты не сказались на его бюджете, для Димы это невозможно. Ему бы пришлось копить год, может больше, на одни эти серьги, поэтому выходит, что Дима затратил больше, чем было возможно. Что-то не очень хорошее происходит сейчас: не я одна напряжена, а все сразу. К моему удивлению, я сама делаю попытку разрядить обстановку. Спрятав серьги в сумочку, рассказываю, как сегодня у меня застрял каблук в решетке на парковке.

Вроде помогает, вернее, они опять делают вид, что готовы терпеть друг друга. Приносят закуски, затем основное. Мы разговариваем вполне адекватно о жизни в Германии, о Латвии, в которой все присутствующие были, я рассказываю, как обустроила дом, который подарил мне Андрей. Мне бы хотелось, чтобы взгляд временами не падал на Диму, я не могу остановить себя, и мы часто смотрим друг на друга. Я не смотрю на него влюбленными глазами, полными страсти. В моих глазах тяжесть, в его восхищение, припудренное горечью. Затем вспоминаю, что здесь Андрей, и дарю ему такой добродушный взгляд, на который способна. Меня выматывает этот ужин, не могу ни пить ни есть, я все жду, когда случится страшное, когда кто-то из нас троих сдастся и не сможет держать себя в руках.

В определенный момент, сразу после очередной перестрелки взглядами с Димой, я почти уверена, что это буду я, поэтому резковато встаю из-за стола.

— Я на минутку, — улыбаюсь я и, как можно быстрее, иду в коридор.

Я не хочу в туалет, но мне нужно пройтись, чтобы набраться сил и закончить этот ужин. В коридоре оказывается, есть дополнительный поворот рядом с туалетом, там большое окно и никого нет. Оно открыто, и здесь так холодно, что меня притягивает. Внизу парковка, ресторан хороший, поэтому все машины дорогие, много фонарей и слишком правильные формы здания напротив. Смотрю на луну, она почти полная, желтая-желтая. Все пытаюсь подобрать сравнение для этого цвета, как чувствую уверенные руки на своей талии. Мне не нужно поворачиваться, чтобы понять, что это Дима. Он один умеет обнять так, чтобы все внутри и сжалось, и расслабилось одновременно. Могла бы сказать, что испытываю злость, раздражение, ненависть, и это не было бы враньем, все же признаюсь, что есть и наслаждение. Я скучала по его объятьям. То, что отмерло в моей душе, шевелится, может лучше бы этому оставаться мертвым, но уже поздно.

— Всего через час вы приедете в свою красивую квартиру, ты выбросишь эти серьги в мусорку, снимешь с себя все, кроме ожерелья, и будешь заниматься с ним любовью всю ночь.

Должна быть хоть тень игры, насмешка, хотя бы озлобленность. Ничего нет, ничего, кроме скорби.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю я, не отрывая взгляда от луны.

— Если скажу «тебя», что-то изменится?

— Зачем ты приехал сюда? Издеваться надо мной? Подразнить брата? Мне надоело ждать подвоха, давай уже засунь руки мне под платье или сожми грудь, пусть Андрей пойдет нас искать и увидит. Этого хочешь? — не выдерживаю я.

Дима убирает руки с моей талии и лишь смотрит на меня, не помню его глаза такими. В нем не то страдание, которое вызывало бешенство. Это страдание смиренное, от него мне плохо дышать.

— Я просто хотел тебя увидеть.

— Не делай так больше. Мне становится плохо, когда мы втроем находимся так близко, — вздыхаю так, что грудная клетка трещит, и добавляю: — Я сама приду.

— Когда?

— Послезавтра.

— Завтра, — говорит Дима и уходит.

Возвращаюсь за стол и удивляюсь, что никого нет. Андрей возвращается, но не Дима. Ем свой любимый десерт «Три шоколада» и смотрю на Андрея, словно все под контролем.

— Где ты был? — спрашиваю я.

— Сходил в машину за зонтиком. На улице дождь, не хочу, чтобы ты промокла, когда будем идти к машине. Где Дима?

— Не знаю, я вернулась, и его уже не было.

— Неудивительно. Уйти, ничего не сказав, в его манере, вернее, в отсутствии манер. Мира, ты была сегодня не такой, как обычно, тебе не понравилось что-то? Это Дима что-то сказал тебе? — слишком серьезное выражение лица, надо это исправлять и немедленно.

— Нет, я просто не ожидала его увидеть. Думала, что мы проведем этот вечер только вдвоем, романтический ужин, так сказать.

— Прости, я не подумал. Столкнулся с ним, вспомнил, что вы хорошо общались и решил, что ты будешь рада его видеть.

— Андрей, все нормально. Мы хорошо посидели, — я дотрагиваюсь его руки и улыбаюсь. — Правда, я бы уже хотела поехать домой.

На улице начался ливень, Андрей спас меня от участи быть промокшей насквозь, сам же сильно вымок. Его волосы казались темнее от влаги, Андрей сразу же снял мокрую одежду и пошел в душ. Я же сбросила каблуки и, разминая пальцы ног, еще раз открыла коробку с сережками. Когда Андрей приходит в спальню, я лежу на кровати в ночнушке и смываю косметику. Он ложится рядом и целует мое плечо, нежно поглаживая ногу.