— Я тоже до четырнадцати лет была ублюдком, Стивен, — холодно напомнила Лаки.

— Не могу простить себе, что ничего не знал о твоих страданиях, — вновь стал каяться Викрам. — Но почему тебя считали ублюдком? У тебя же были официальные документы, я лично отдал их господину Галларду. Это уже потом все узнали, что твои родители были приемными.

— Вик, среди испанцев нет друидов, — снисходительно улыбнулась Лаки. — Девочка с фамилией Альварес, могла быть только друидским ублюдком. Мне это сразу доходчиво объяснили. И не надо сокрушаться о моей несчастливой жизни, — решительно пресекла она очередную попытку брата бичевать себя. — У меня сразу появились друзья: Крыса и Шельма, а немного спустя — Каналья. И хоть нас не считали за людей, мы держали всех в кулаке. А теперь мои парни вырвались из Дармунда, и никто больше не посмеет называть их мерзкими ублюдками.

— Прости, Лаки, мы не хотели обидеть твоих друзей, — смутился Викрам. — Просто я не могу понять, почему господин Галлард пять лет молчал о том, что ты его правнучка и разрешал всем считать тебя незаконнорожденной. Почему он сразу не признал тебя? Не понимаю…

— По документам Галлард Бойер признал меня своей наследницей в первый же день. А почему объявил об этом только через пять лет, да и то, по настоянию Макбрайда, мне неизвестно, — небрежно махнула рукой Лаки. — Но мы говорили о мистере Смите. Он стал помогать нам, потому что сам был незаконнорожденным.

Она не рассказала, что наткнулась на воспитателя, когда ночью прокралась в изолятор к избитому другу. Смит принес Каналье апельсины и шоколад, и такой интерес к ученику был весьма подозрительным. Лаки посчитала, что воспитатель, как и мисс Адамс ищет легкую добычу среди сирот, и поэтому прямо спросила его об этом. А в ответ Смит просто показал ей руки, разрисованные от запястья до локтя. Крупные корявые буквы складывались в ненавистное слово «ублюдок». Такой татуировкой «настоящие друиды» клеймили незаконнорожденных детей, пытавшихся им сопротивляться. Но, если для кого-то такое клеймо было свидетельством позора, то для Лаки оно служило «верительной грамотой». У ее друзей были такие же татуировки. Каналье их сделали на обеих руках, когда он был шестилетним ребенком и не смог отбиться от подонков.

Но братьям ни к чему знать такие подробности, да и она не желала вновь вспоминать их. В сердце Лаки до сих пор клокотала ярость от того, что в Дармунде так издевались над беззащитными детьми. И не годами, а столетиями. Братство Ангела старалось, как могло, но для надежной защиты нужна верховная власть. Она заставит Совет четырех выслушать ее требования, а сейчас лучше свернуть этот тягостный разговор.

— Имя отца Смита, как и отца Дойла, вписано в «Золотую книгу». Жаль только, что герои погибли до рождения сыновей. И те сразу стали людьми второго сорта, над которыми можно издеваться и унижать на каждом шагу. Вот такая нелепость, — печально отметила Лаки. — Но не будем ворошить грустное прошлое. Благодаря Бирну Макбрайду, справедливость восторжествовала. Мистер Смит смог взять фамилию отца и стал Фоксом.

— Признайся, это ты надавила на деда, — усмехнулся Стивен. — Хотел бы помочь, так сделал бы это намного раньше. Он же наверняка знал, что Смит сын Фокса, когда предлагал ему работу в Дармунде, пусть даже и простым воспитателем.

— Ну, скажем, не надавила, а лишь слегка подтолкнула сделать доброе дело, — скромно потупилась Лаки, вспоминая, как кричала на Бирна и топала ногами, обвиняя Совет в лицемерии и преступной жестокости. — Давайте уже поговорим о чем-то другом.

Она хотела перейти на более приятную тему, но братцы не дали ей расслабиться и снова начали задавать неподходящие вопросы. Причем прямо в лоб, не давая возможности увильнуть от ответа.

— Почему ты рассталась с Аланом, Лаки? — душевно спросил Стивен. — Он же сгорал от любви к тебе. Неужели все так быстро перегорело?

— Ты сказала, что тебе понравилось быть с ним, — мягко напомнил Вик, поддерживая брата в его расспросах. — И он хороший парень, я еще в Венесуэле это понял. Так неужели вы расстались из-за того, о чем ты мне тогда говорила?

Стивен вопросительно вскинул глаза на брата, и тот объяснил ему.

— Лаки опасалась, что мы начнем вмешиваться в их отношения и вносить свои коррективы. Ну, вроде тех, которые я пытался внести в твою семейную жизнь, — отводя взгляд, смущенно сказал Викрам и тут же с пылом заверил: — Клянусь, Лаки, я многое понял за это время. Уверен, что и Стивен тоже. Поверь, мы не станем нападать на Алана из-за того, что он будет заниматься с тобой любовью. Олиф правильно сказал, что все мы чьи-то братья и сестры, и надо абстрагироваться от интимной стороны вопроса. Для нас главное, чтобы ты была счастливой. Мы не будем вмешиваться в твою личную жизнь, я обещаю тебе.

— Я тогда немного слукавила, Вик, — невесело усмехнулась Лаки. — Я бы никогда не вмешивала ни вас, ни отца в наши отношения с Аланом. Все проблемы мы решили бы сами. Не зря же я изучала «Друидскую любовь». И мне не просто понравилось, а очень понравилось быть с ним. Но я не могу принять одно его условие. Не могу, — грустно, по слогам произнесла она.

— Какое еще условие? — мгновенно вспыхнул Стивен. — Да он должен безумно радоваться, что ему разрешили прикоснуться к тебе, а не выдвигать условия! Вик, я теперь хорошо понимаю твои чувства, когда ты врезал мне за Стасю. У меня самого сейчас чешутся руки поколотить этого Алана! Будет он еще тут условия ставить нашей Лаки.

— Не горячись, брат, не повторяй моих ошибок, — успокаивающе произнес Викрам. — Мы же пообещали не вмешиваться в их дела. И я уверен, что интим здесь не причем. Так, что случилось, Лаки? Расскажи, вдруг, мы сможем чем-то помочь.

— Конечно, дело не в интиме. Алан, вообще, ничего не требовал в этом плане. Его условие заключается в том, чтобы я вышла за него замуж. На другие отношения он не согласен. Нормальная девушка была бы на седьмом небе от счастья. Только Алану не повезло, он влюбился в ненормальную девушку, — за ироничной интонацией Лаки постаралась спрятать обреченность, и с наигранной легкостью подвела итог своим откровениям: — Короче, я не могу все бросить ради него, а он не хочет мириться с какой-то странной миссией ради моей любви. Поэтому мы и расстались.

— Помнишь, Вик, как ты говорил Антэну, что не всякая женщина способна терпеливо ждать месяцами, а мужчина, так, тем более, — тоскливо произнес Стивен.

— Поэтому, я постоянно и говорю нашим ребятам, что искать пару надо только среди своих. Стася ведь так любила тебя, братик, и то не смогла принять твой образ жизни. Алан тоже не сможет, да он и не хочет, поэтому сразу поставил свое условие. Ничего, переживем и это, — Лаки погладила Стивена по руке, и ласково улыбнулась ему. — Время лечит. Пройдет полгода, год, и боль притупится. А счастье надо находить в другой любви. Я счастлива, что вы у меня есть. Я люблю вас, мои золотые братики.

— Мы тоже счастливы, что ты у нас есть, — Стивен слегка сжал руку сестры, — ты права, любовь окружает нас каждый день. Надо только уметь ее принимать и щедро дарить самому.

Вик накрыл ладонью переплетенные пальцы брата и сестры и с чувством сказал:

— Мы всегда будем вместе. У меня с Самантой ведь тоже ничего не получится. Я не смогу дать ей ни семьи, ни детей, — безнадежная грусть пронизывала его голос. — Макбрайд никогда не позволит проклятому мафару пролезть в его семью. Я понимаю, что у нас нет будущего, и не хочу думать о том, сколько времени еще отпустит нам судьба.

— Сейчас, в настоящем, вы вместе и счастливы, — нежный голос Лаки проникал прямо в измученное сердце Вика. — Дари любовь Саманте, а там уже, как жизнь покажет.

Олиф решил, что достаточно твердо сказал отцу, что не намерен прятаться с Тришей, и сегодня открыто привел девушку к себе домой. Родители смотрели телевизор в гостиной, и Триша едва успела поздороваться с ними, как Олиф затащил ее в комнату и закрыл дверь на замок, вставленный им вчера собственноручно.