— И давно так?
— Очень.
— Как мило. И как же ты тогда нашёл время работать? У тебя же тут… — улыбнувшись, иронизирую, — донат и тридэшные девушки.
Вместо смеха сглатывает… словно думая, стоит ли мне говорить.
— Ты права.
— В чём? — Не улавливаю серьёзность. — В тридэшных девушках? Много фантазировал?
— Алл!
Смеюсь, чуть прикусывая его плечо, но тут же плююсь от вкуса ниток.
— Ладно, продолжай!
Дима, успев дрогнуть, выдыхает и всё-таки говорит:
— Я нахожу время работать. На стажировке. На месяц. Потом примерно от двух до полугода не вылажу из дома, если время совпадает с открытием какого-нибудь сервака. Когда тот загибается, устаю быть один и решаю, что нынче нормально заработал на стримах, снова устраиваюсь к вам. Сейчас вот как раз такой период.
И ответ уже понятен, это всё равно поражает… мы словно проживаем абсолютно разные жизни. Неудивительно, что за эти урывки он ни с кем не успел сойтись.
— А как тебя берут-то, если ты прыгаешь так?
Дима вытягивает в сторону губы, и приходится его даже погладить, лишь бы наконец хоть что-нибудь рассказал.
— Ну?
— У меня… папа… владеет акциями Вашего холдинга. И на шестом все уже привыкли, что я не постоянный сотрудник.
— Оу! "Связи отца"… — усмехнувшись, пытаюсь проглотить ком и всё равно произношу, — а он мне коготочки не оторвёт, когда узнает, что я с тобой?
— А ты со мной? — Снова шепчет, едва улыбнувшись.
— Не глупи, пожалуйста.
Вместо согласия снова едва касается губ… трепетом закрывает глаза и наконец-то обнимает крепче.
— Не, ну про отца всё равно интересно!
Отрывается, цокнув.
— Ну говори уже?
Сдаётся.
— Мы с ним общаемся только по видеосвязи, Алл. С моих тринадцати где-то. Он обитает сейчас, кажется, на Шри-Ланке и едва ли вернётся в наш холодный город. Да и он… производит впечатление хорошего и доброго человека.
Какая странная формулировка… "производит впечатление".
— А мама?
Убирает руку от меня и потирает переносицу, выговаривая:
— Мама где-то тоже заграницей… я не знаю даже где… они в разводе. Там сложная история, Алл…
— Очень сложная? — Уточняю, кажется, понимая, почему этот мальчик так погряз в виртуальных. Хотя была бы рада, если бы сейчас ошиблась.
Так страшно жить полной жизнью за пределами своих игрушек?
— Очень.
— Очень давно?
Хмыкает, наконец взглянув в глаза.
— Очень, Алл.
— А если я…. приспособлюсь, ты сможешь меня… как-то иначе? Полюбить. Сильно…
Дима хмыкает, коснувшись кончиком носа моего…
— А ты сумеешь расплатиться? Я же, кажется, дорого стою.
Ну доиграется же… дотягиваюсь до него сама, тут же заставляя лечь на спину. Моя чертова юбка задирается и странно трескает швом, пока я меняю позицию, удобно устроившись на его бёдрах и заставляя потерять рваный выдох. Да, я же знаю, где нужно касаться… а колготки так кстати уже мною стянуты.
И этот нервный вдох и его стекающие в пах напряжение снова заставляют сглотнуть.
— Я тебе ещё и переплачу.
Задираю край футболки, заставляю его чуть выгнуться, поднимая её всё выше и выше прямо до подмышечных впадин и не упуская возможность выводить линию по очертаниям пресса, запоминая на ошупь тепло его кожи. Провожу линию по бокам и чуть захватываю спину, побуждая просипеть что-то неясное. Наклоняюсь, оставляя губами первый алый след. Ммм, прям будоражит. Да и он вздрагивает. Целую чуть выше, снова подчиняя дрогнуть подо мной. Провожу полосочку языком и хмыкаю, придавливая пытающегося всё прекратить.
— Трусишка-зайчишка…
Дима обреченно скулит, падая обратно и закрывая глаза ладошками. Боже, как мило… и, может быть, этого мне не хватало? Он не властвует, не подавляет, просто соглашается отдать себя… вот такого вот… красивого. Мне… и я едва ли захочу его упустить.
Потому расстёгиваю пуговку его джинсов и тут же стягиваю с себя ненавистный топ, но замираю от его взгляда, ставшего вдруг хищным… лисичка опять доиграется, да?
Он останавливает руку, убирая тус застёжки лифчика впереди. Шумно заглатывает воздух и в два счёта переворачивает меня в прежнее положение…
Я чувствую, как всё его тело дрожит, он едва справляется с выдохами, но сдаюсь, когда эти тонкие пальцы, привыкшие кликать по клавишам, стягивают лямки и проводят полосу от плеча, отодвигая край чашечки и вытягивая из моих лёгких едва слышный стон, сдавливают ореолу, теперь уж точно нарушая свои границы.
Хочется не спешить… и не помню, когда вообще мужчину хотела так сильно. Хочется смеяться, обвивая его ногами, и тут же становиться серьёзной, позволяя ему, нелепому, но ужасно манящему едва касаться своими краткими поцелуями кожи, стирая медленными поглаживаниями попытки исцарапать его шею, сглаживая мои импульсы искусать и пометить, лишь бы не покидал… лишь бы не уходил… лишь бы был со мной рядом.
И когда-то в старости мне сказал, что ещё тогда меня полюбил.
А я ответила бы "Люблю, но тебе дорого это обходится", как всегда, улыбаясь.
Ему одному. И он мне — одной… первой… странной… неистовой.