Тем жарким вечером народу в парке гуляло много, и почти все скамейки были заняты. Но вот, наконец, нашла Маруся отдаленную одиноко стоящую под березкой скамеечку. Расположилась она на ней, и только достала книгу и углубилась в текст, как тут же прямо над ухом услышала:

– Не помешаю?

Маруся вскинула недовольный взор на нарушителя ее читательского спокойствия.

– Кругом все занято, – извиняющимся тоном объявил нарушитель.

Был он, если не привлекателен, то вполне удобоварим. Роста невысокого, телосложения пропорционального. Что-то в его лице Марусе не понравилось. То ли тонкие губы, то ли колючие глаза в сочетании с длинным орлиным носом выявляли в его облике нечто хищное и недоброе. Однако своеобразное обаяние в мужчине определенно наличествовало. В руках он держал портфельчик типа «дипломат», внутри которого что-то периодически позвякивало.

– Не курите? – строго спросила Маруся.

– Нет.

– Тогда садитесь.

– Ну спасибо! – картинно поклонился мужчина и расположился на скамейке.

Он раскрыл свой дипломат, достал платок, протер им лоб и шею и облегченно вздохнул.

– Ну вот. Так-то лучше… Мешаю? – осведомился он у Маруси.

– В общем, да, – без обиняков ответила Маруся, демонстративно не отрывая взгляда от книги.

– А разве книга – не прикрытие?

– Не для меня, – разозлилась Маруся. – Вы мне почитать дадите?

– Ого! Похоже, Вы не лжете. Что читать изволите?

Маруся поднесла обложку прямо к носу любопытствующего.

– О! Тезку моего изволите прорабатывать! Федор Михалыч – к Вашим услугам. А Вас как звать-величать?

– Марья Васильевна, – буркнула Маруся и закрыла книгу. – Я так понимаю, почитать мне сегодня не удастся.

– Да не сердитесь Вы так, Марья Васильевна. Можно я Вас просто Марусей называть буду?

– Валяйте, – благосклонно разрешила Маруся, убрала книгу в сумку и поднялась со скамейки.

– Куда же Вы, Марусенька? Если Вы уходите, то и я за Вами пойду. Очень Вы мне понравились. Разрешите же Вас проводить!

– Валяйте, – снова снизошла Маруся.

По столичной своей привычке Маруся шла быстрым шагом, и Федор Михалыч едва за ней поспевал.

– Куда же Вы так торопитесь? Мы ведь с Вами по парку прогуливаемся, позвольте Вам напомнить!

Маруся резко затормозила. Так, что Федор Михалыч чуть на нее не наткнулся.

– Я, Федор Михайлович, при всем моем уважении к прославленному Вашим тезкой имени, с Вами гулять не напрашивалась. А коли Вы за мной увязались, то будьте добры, успевайте. Или отстаньте уже от меня совсем.

С помощью такой непочтительной речи Маруся намеревалась избавиться от навязчивого ухажера. Но Федор Михалыч оказался крайне устойчив к Марусиной неучтивости. Он от Маруси не отстал, а прибавил шагу и сопроводил ее до самых парковых ворот. А там самовольно взял ее под руку.

– Прекраснейшая Маруся! Не откажите мне в возможности выпить с Вами на брудершафт!

Маруся отстранилась и придирчиво оглядела желающего вступить с ней в фамильярные отношения. Что-то в его хищной наружности ее все-таки привлекало. Присутствовала в его несложном образе некая пикантная жесточинка. К тому же он был напорист и не сдавался. А бойцовские качества Маруся в мужчинах всегда ценила.

– Окей, – сказала Маруся. – Куда пойдем?

Вместо ответа Федор Михалыч поднял руку и поймал такси. В такси он объявил Марусе, что везет ее к себе в гости.

– Вот как? – возмутилась Маруся. – И меня не спросили?

– Да Вы, Марусенька, не пугайтесь. У меня квартира в престижнейшем и известном всей Москве жилом комплексе. «Алые Паруса» называется. Слышали, наверное?

А как же! Маруся слышала. Но ведь это совсем в другой стороне! Как Федор Михалыч в ее-то края попал?

– А по долгу службы, Марусенька. По долгу повседневной службы.

И увез Федор Михалыч Марусю далеко от привычного ей Алтуфьево.

И хотя Маруся таких приключений побаивается, ее природная любознательность порой берет верх над всеми возможными опасениями. К тому же, временами Маруся делается склонной к авантюризму (читай «Маруся-купальщица», сезон 2). В такие моменты просыпается в Марусиной душе гномик-искуситель и, озорно подмигивая, Марусю подначивает: «В паспорт-то свой давно ли, Марусенька, заглядывала? Много ли тебе еще на приключения времени отпущено? Если не теперь куролесить, то когда же?» Порой Маруся гномику-искусителю сопротивляется, а порой сдает ему свои строгие позиции. На этот раз у Маруси не было ни сил, ни желания гномику-искусителю противоречить.

Оставив Марусю в такси, заглянул Федор Михалыч в продуктовый магазин. Оттуда он вышел без авосек, зато портфель его раздулся и еще громче стал позвякивать своим содержимым.

Алые Паруса как из-под земли перед такси выросли. Красиво высились они над Москвой-рекой и ее окрестностями. И таким романтичным показалось Марусе это приключение, что сердце ее забилось в ожидании чего-то непредсказуемо-чудесного. Федор Михалыч достал золотой ключик в виде карты доступа, и все возникающие на их пути неприступные заслоны беспрекословно отворились. И дошли они таким образом до квартиры Федора Михалыча. И ее он открыл беспрепятственно. И велел Марусе проходить и чувствовать себя как дома.

Однако чувствовать себя как дома здесь оказалось непросто. Все кругом блестело и сияло. Будто и не жил здесь никто и никогда. От мебели веяло магазинным новьем, и стояла она словно никем и никогда не оприходованная. В ультрамодной хайтековской ванной, куда Маруся заглянула сполоснуть руки, ни полотенец, ни туалетной бумаги не водилось. На кухне тоже жизни не прослеживалось – ни мыла возле раковины, ни кастрюль, бывших когда-либо в употреблении. Все идеально прибрано и по-медицински стерильно.

– Вы что же, не живете здесь, Федор Михайлович?

– Редко я здесь бываю. Купил эту квартиру по случаю, сдавать вот думаю. А живу не здесь. Давайте-ка, Маруся, выпьем с Вами водочки.

С этими прозаичными словами Федор Михалыч вскрыл портфель и достал оттуда прозрачную бутылку. А вслед за ней – нарезку дешевой колбасы и дешевого сыра. Затем, к удивлению Маруси, он извлек упаковку вяленой мойвы. А потом, к еще большему ее удивлению, – пластиковые вилки и одноразовые стаканы. Завершилось действо торжественным извлечением красного винограда.

– Для Вас, Марусенька, специально.

Наблюдая за незатейливыми продуктово-посудными манипуляциями, Маруся размышляла о несоответствии ее первоначального романтического настроя этой сымпровизированной Федором Михалычем экспозиции.

Федор Михалыч разлил по пластиковым стаканам водку и потер руки.

– Ну-с, Маруся, выпьем-с! Со знакомством!

Он уже поднял стакан, но вдруг о чем-то вспомнил и, упреждающе подняв руку, достал из «дипломата» ноутбук. Раскрыл его и, порывшись в файлах, включил японские мультики на языке оригинала.

– Люблю я, забавы ради, эту муть иногда посмотреть. Надеюсь Вам, Марусенька, тоже понравится. А теперь, Марь Васильна, дернем-ка водочки!

Маруся водку редко пьет. Тем более под такую плохонькую закуску. И так ее от первого же глотка передернуло, что она закашлялась. Федор Михалыч ей по спине стал настукивать, голова у Маруси закружилась, и побежала она к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха. А окно не открывается. Федор Михалыч кинулся ей помогать, но и у него не получилось. Зато виды на Москву-реку из окна открылись потрясающие, и, прокашлявшись, Маруся замерла в восхищении. Федор Михалыч этим романтическим обстоятельством воспользовался и ну Марусю обнимать да целовать. Но Маруся увернулась и искренне возмутилась.

– Да как же это Вы, Федор Михайлович, осмелились! Некрасиво Вы себя ведете!

Устыдился Федор Михалыч. Глаза и руки опустил и предложил Марусе выпить еще по глоточку в честь признания его грубой ошибки и во имя примирения.

И только он водочки в стаканы добавил, как зазвонил у него мобильный телефон. Отвечал он односложно, и Маруся заметила, что выражение его лица резко в негатив ушло. Сразу после разговора закрыл Федор Михалыч ноутбук с японскими мультиками, осушил свой стакан, да и Марусин заодно и стал все нарезки и копчености обратно в портфель укладывать.