Вкусовые рецепторы зажглись приветственными огоньками, – такого сонма ощущений они не ожидали. Чувственный и легкий, вкус ускользал от расклада на ингредиенты и оставался на языке ненавязчивым, но ярким послевкусием.

Не было в этом торте ни орехов, ни фруктов, а, казалось, один лишь шоколадный парижский воздух. И на чем держалась вся эта воздушная вкусовая благость, сказать было нельзя.

С каждым новым кусочком торт становился вкуснее, по мере своего убывания – все желаннее, а, закончившись, просил начаться снова.

Марусе очень захотелось стащить кусок с соседней тарелки, но дураков здесь не было: тарелки вмиг опустели. А опорожненное блюдо некрасиво кукожилось потухшими именинными свечками.

Гости во главе с именинником громко хохотали и выглядели раскрепощенными гораздо более, чем после распития шампанского.

«Интересно, что они в этот торт закладывают? – мысленно вопрошала Маруся. – А, может, грешным делом обкуривают его чем-нибудь там, на кухне, перед подачей?»

Так или иначе, с тех пор Маруся часто захаживает в маленькое кафе в центре Москвы, чтобы подпитаться там парижским воздухом несложным эмпирическим путем. А именно – путем поедания шоколадного торта, в котором Маруся души не чает.

И каждый раз, вкушая сие шоколадное удовольствие, она задается одним и тем же вопросом: что они там, на кухне, с этим тортом делают? Однако спросить не решается. Вдруг расскажут. А парижские тайны раскрывать не полагается. Должны же быть на этом свете какие-нибудь неприкосновенные секреты! Лавры Евы и слава Пандоры совсем Марусю не прельщают. Лучше уж она не будет совать нос, куда не надо. А будет просто наслаждаться своей любовью к загадочному шоколадному торту.

Уж вы мне поверьте.

В следующей рассказке речь пойдет об авантюризме: пассивном и активном

Бывает ли с Вами такое, Любезнейший Читатель, – хочется совершить что-нибудь этакое, а духу не хватает? Всё внутри клокочет, рвется рискнуть и выйти за рамки, однако опасливо притормаживает, да так и замирает, утешаясь пораженческим «как-нибудь потом».

Вот и с Марусей такое бывает. И совсем недавно было, не далее как минувшим летом.

Поехала Маруся с друзьями загорать и купаться на подмосковное водохранилище. Наелись они шашлыков, наигрались в бадминтон, и пришла, наконец, пора добраться до воды.

Подошла Маруся с подругой своей, Алёной Николаевной, к озеру, а Алёна Николаевна и говорит:

– А давайте, Марусенька, голыми искупаемся!

Маруся огляделась. Народу вокруг собралось – уймища. И наверняка все – зрячие. И хотя у половины глаза были прикрыты темными очками, Марусю это мало утешало.

– Да как же мы, Алёна Николаевна, полезем в воду голыми, когда только на ближайших десяти квадратных метрах: справа – три человека, слева – пять, а позади так и все пятнадцать? И половина из них, заметьте, мужеского полу. И дневной ведь еще, позвольте напомнить, повсюду свет!

– Да что же Вы, Маруся, так комплексуете? – рассердилась Алёна Николаевна. – Авантюризма в Вас не хватает! Будьте же Вы уже смелее и распоясаннее, на отдыхе-то! Ведь не эффекта для, но удовольствия ради голыми купаются! А Вы всё про мужчин… Да они и не заметят, как Вы разденетесь и в воду залезете. А если даже и заметят, – с Вашим-то телом и в музее рядом с Венерой по прозвищу Милосская не стыдно демонстрироваться. А Вы всё стесняетесь.

– А купальники мы с Вами где оставим? – выдвигала Маруся супротивный аргумент.

– Так вот на этом ветвистом дереве.

– А если утащат? Как мы тогда до места добираться будем? А, Алёна Николаевна?

Подбоченилась Алёна Николаевна и глубоко вздохнула.

– Замучили Вы меня уже своими дурацкими вопросами, Маруся. Не хотите раздеваться – хоть в шубе купайтесь! А я разоблачусь и получу свое законное первобытное человеческое удовольствие.

И приступила к раздеванию.

А Марусе завидно стало. Ведь ей тоже хотелось приобщиться к натуральной первозданности. И подумала она, что ежели даже купальник исчезнет, попробует она тогда взлететь и приземлится где-нибудь за кустиком. А оттуда будет звать Алёну Николаевну, чтобы та принесла ей одежды…

Погруженная в эти мысли, Маруся и не заметила, как стащила с себя купальник и нырнула в воду.

– Ну как Вам, Маруся, голышом плавается? – спросила довольная подруга.

– Чувствую себя новорожденной и не тронутой цивилизацией! – счастливо откликнулась Маруся.

И подумалось Марусе, что зря весь этот прибрежный люд рядится в свои никчемушные тряпочки. И показалось Марусе, что станет она нудистом, – так понравилось ее телу плавать обнаженным. И возродился в Марусе дух авантюризма. И представилось ей, что вот прямо сейчас, выйдя из воды, пройдется она голышом по пляжу, забыв про свой купальник и планы по скорейшей доставке своего обнаженного тела к шашлычной поляне путем незаметного взлета и посадки за кустом.

Однако, оказавшись на суше, Маруся немедленно кинулась к дереву, мгновенно нацепила купальный костюм и вслед за Алёной Николаевной поспешила к шашлыкам.

Похоже, все ее первобытные инстинкты так и остались в воде затонувшими неопознанными артефактами.

Некто в темных очках и мужеского полу показал Марусе большой палец.

А Маруся спину распрямила и бодрее зашагала. Не эффекта ради, а удовольствия для.

Хотите – верьте, хотите – нет.

В следующей рассказке Маруся обретает новых подруг

Марусе редко дарят цветы. Может быть потому, что она сама как цветок, – полноценно распустившийся и эксклюзивно изысканный. Вероятно, Марусины ухажеры полагают, что, коли Маруся сама по себе так красиво цветет и вкусно пахнет, то и не нужны ей никакие дополнительные источники цвета и запаха в виде банальных роз или примитивных тюльпанов.

Но вот однажды Марусе подарили целую охапку красных роз. И выглядела эта охапка вовсе даже не банально. Веяло от нее королевским достоинством вперемежку с великосветским шармом.

– Ах, какая красота! – восхитилась Маруся.

Она поставила розы в большую вазу и внесла в свою спальню. Букет встал на комод огромным красным светильником, и Марусе показалось, что в спальне стало значительно теплее.

Ночью Марусю разбудил чей-то шепот. Маруся зажгла торшер, и шепот стих.

Но стоило Марусе выключить свет, как она снова услышала шелестящие звуки.

Поднялась Маруся с постели, пошла на звук и наткнулась на комод. Здесь шепот слышался сильнее. Маруся наклонилась к розам, – от них шло тепло, и они благоухали. Мало того, – они еще и разговаривали!

– Тихо! – шикнула Маруся.

И шепот прекратился.

«Вот это да! Что за галлюцинация?! Похоже, сильный цветочный аромат вызывает у меня бред. Наверное, с непривычки».

И Маруся вынесла букет на кухню.

В спальне она открыла окно, и попыталась заснуть. Но как-то тревожно было на душе, и что-то не давало глазам закрыться.

Маруся встала и пошла навестить розы.

На кухне было тихо. Никакого шепота.

Маруся наклонилась к букету. Розы совсем не пахли, и от них веяло холодом.

Марусе стало не по себе. Она взяла букет и снова отнесла его в спальню. Водрузив розы обратно на комод, Маруся успокоилась и приготовилась сладко спать.

Однако стоило Морфею начать затаскивать ее в свои объятия, как снова послышался шепот, и Маруся пробудилась окончательно.

– Ти-хо! – приказала она.

Шепот смолк.

Маруся встала с постели и подошла к розам.

– Послушайте, дамочки, – сказала Маруся. – Я тоже люблю пошептаться с подружками, и я вас понимаю. Но, может быть, отложим обсуждения и сплетни на утро? А теперь все вместе дружно будем спать? Мне, между прочим, завтра на работу. Не прибегать же к крайним мерам! Я так понимаю, на кухне вам совсем не нравится.

Маруся помолчала, прислушиваясь. Букет безмолвствовал.